Сокращения

Создание: 1.07.2008

Обновление: 05.03.2024

С. Н. Сыромятников
Русская молодежь и греческая драма

страница автора

Источник текста: "Новое Время", СПб., 18 февраля 1896 г., 7174, с.2.
Передано в собрание Б. Д. Сыромятниковым. Спасибо.

Мне хочется поговорить с вами о чём-то очень далёком от Петербурга, от Болгарии, от кавказских духоборов и в то же время очень близком душе всякого чувствующего и мыслящего человека - о драме Еврипида. Да, о драмах Еврипида, которые я читал ещё, будучи 'синей говядиной', тощим мальчиком в синем мундирчике с белыми пуговицами, и которые я перечитываю теперь - и вот почему. На масленице директор здешней VIII гимназии, талантливый и учёный эллинист И. Ф. Анненский приглашает меня на интересный спектакль. Его воспитанники играли приписываемую Еврипиду трагедию 'Рес', переведённую и приспособленную им к условиям нашей сцены.¹ Профессор здешней консерватории А. А. Петров написал к ней музыку. Хор a capella был написан в греческой гиперборейской гамме, а остальные номера в современном стиле, без всякого отношения к скудным остаткам древнегреческой музыки, которые до нас дошли. Декламации и игре учил гимназистов артист В. П. Иванов-Василев, бывший режиссёр Васильеостровcкогo театра, декорации писал и гримировал актёров гимназист Панов, сын известного, ныне покойного художника.²

Маленькая красивая зала гимназии была битком набита публикой. В числе зрителей были представители учебного начальства, профессора, академики и родители и родственники юных актёров. Распорядители с голубыми бантиками были торжественно любезны, а маленькие приготовишки гнездились во всех углах и жестоко критиковали игру восьмиклассников, очевидно завидуя тем из своих товарищей, которые участвовали в хоре пастухов и подпасков. 'Брайкевич сегодня хуже играет'... 'Ну, уж и хуже, много ты понимаешь'... 'Тише, тут попечитель'...

Вдали, у моря, греческий лагерь осветился огнями. Уж не бегут ли греки из-под Трои? Часовые будят главнокомандующего Гектора, и он сердитый, невыспавшись, выходит, разминаясь на ходу и потрясая копьём. Неужели греки убегут из-под носа, неужели их не придётся переколоть. Надо сейчас же ударить на них. Гектор должен воевать во чтобы то ни стало, такая у него натура, но благоразумный Эней советует ему послать лазутчика в греческий лагерь. Охотником вызывается хитрый Долон. Он наденет волчью шкуру и на четвереньках проберётся к грекам, только бы, когда они перебьют греков, царь Гектор дал ему в награду колесницу и запряжку Ахиллеса, подарок Нептуна.

Гектор согласен и на это, хоть он сам давно мечтал о чудной запряжке греческого князя.

Приходит пастух и рассказывает, что он встретил в лесу большое войско фракийского царя Реса, сына Музы и реки Стримона, которое идёт на подмогу троянцам. Гектор начинает браниться. Он звал Реса на помощь несколько лет назад, и тот не приходил. Он приходит, когда греки бегут, чтобы приписать себе славу победы. Он примет Реса, с честью, но не даст ему места в войске.

Молодой фракийский царь, весь в золоте, приближается к Гектору и радостно приветствует его. Но троянец прямодушен и суров. Он помогает Ресу, он возвёл его на царство, он воевал с его врагами, а тот только теперь является на зов. Рес оправдывается: он воевал со скифами у Черного моря и только теперь покорил их себе. Только теперь он мог прийти на выручку Трои. Пусть Гектор даст ему повоевать один только день, он разобьёт греков, сожжёт их лагерь. Тогда вместе с Гектором они пойдут разорять Элладу, мстить грекам за страдания Трои. Великодушный Гектор не соглашается принять фракийцев в своё войско. В это время хитрый Одиссей и Диомед, бродя вокруг троянского лагеря встретили и убили лазутчика Долона, узнав от него пароль троянцев. Они вошли в лагерь, чтобы убить Гектора. Но Афина запрещает им убивать троянцев. Они должны убить Реса, иначе он на утро разобьёт греков. К ставке Гектора подходит Парис. Какие-то лазутчики бродят по лагерю. Надо будить солдат. Он хочет предупредить царя. Но Афина, приняв образ Афродиты, уговаривает Париса не беспокоиться. Троянцы победят греков и так. Парис уходит, а Одиссей с Диомедом убивают Реса и хитростью спасаются из вражеского лагеря.

За сценой слышатся рыдания. К палатке Гектора подползает раненый в живот возница Реса. Он, собрав последние силы, рассказывает, как неведомые злоумышленники пробрались во фpaкийский лагерь и зарезали царя, а его ранили в живот. Он знает, кто подослал убийц. Подослал их Гектор из зависти к их царю, из злобы на Реса. Убийцы должны были пройти через троянский лагерь, он отделял фракийцев от морского берега. Гектор приходит в гнев. - 'Хороши караулы, когда враги пробралась в лагерь и режут союзников'. Он казнит караульных. Но возница не верит его гневу: - 'Послушай, царь, как варвар ты умеешь ложь хитрую сплетать, но ты забыл, что я не грек, что я такой же варвар, и знаю цену всем твоим речам'. Гектор отвечает ему презрением на чудовищное обвинение, он догадывается, что убийца - Одиссей, но как ему доказать это, как ему оправдаться? Улики против него, раненый возница - живой укор решительному, страстному троянцу. Гектора оправдала Муза, мать Реса. Она является троянцам в видении, с убитым сыном на коленях, и называет его убийцу - Одиссея. Пусть Гектор не заботится о похоронах её сына. Её сын не будет в царстве мёртвых. Она будет охранять сокровища земли, будет передавать посвящённым волю духа земли Вакха. Но и мать Ахиллеса, богиня моря, будет так же страдать, как страдает теперь она, Муза. Его убьет рукою Париса 'бессмертная, завистливая дева, которой слёз над мёртвыми не лить...' 'О кара смертных женщин материнство: рождать детей, чтобы после хоронить', восклицает Муза и исчезает. Оправданный Гектор приказывает войску переходить окопы и атаковать греков. 'Мы пламенем наполним вражий стан, суда зажжём. И зарево пожара, мешаясь с блеском утра, возвестит, что новый день восходит, день свободы!'...

Этот драматический этюд молодого Еврипида или одного из его учеников, в поэтическом переводе И. Ф. Анненского, был прекрасно разыгран гимназистами. В особенности хорошо была сыграна роль Музы. Они разучивали пьесу несколько месяцев, по субботам, и почти все знали её наизусть. И теперь они переговариваются друг с другом фразами из 'Реса'. Пьеса понравилась и публике. Да она и не могла не понравиться. В сжатом, диалоге, в коротких сценах мы видим воинственного варвара, которому приходится бороться против хитрых греков, против греческих богинь - искусств и культуры. К нему на помощь приходит другой варвар, герой, с широкими замыслами, которые Еврипид видел у Дария и Ксеркса, но греки убивают талантливого варвара и подозрение в убийстве ложится на прямодушного, страстного героя.

Этот удачный и интересный спектакль навёл на мысль об исторических спектаклях. Ещё в средние века школяры давали представления. Обычай этот перешёл к нам, в Москву, через Польшу и Киев. Учёные драмы, мистерии, малорусские вертепы и базарный Петрушка вышли из этих ученических спектаклей. Но, кажется, никто ещё не думал применить спектакли, как средство воспитательное и учебное.

Если русскому юношеству необходимо чуть не поголовно изучать греческий и латинский языки, не зная ни французского, ни немецкого, ни английского, то следует сделать так, чтобы изучение этих мёртвых языков не мертвило, а оживляло душу молодежи, освещало её отблесками гения великих народов. Гений греков выразился в их драме, гений римлян - в их праве, вот эти-то литературные проявления классического гения и должны лечь в основу классического воспитания, если оно так необходимо для скифской молодёжи. Платон говорит, что aфинское правление было 'театральным режимом', театр был там принадлежностью культа и проводником политических, нравственных, философских и художественных идей. А философские, политические, нравственные и художественные идеи греков всего полнее выразил последний из трех великих греческих трагиков, современный нам по духу Еврипид.

Еврипид жил в такое время, которое очень похоже на переживаемое теперь Францией. После тяжёлых войн общественная жизнь кипит ключом, народ богатеет, союзники несут ему свое золото. Литература, искусство, музыка не удовлетворяются более простыми образцами олимпийской красоты, образами мировых сил, которые вечно воюют с домашними богами, тенями и заветами предков. Люди стали нервнее, тоньше, чувствительнее. Восток принё им флейту и бубен, принёс новые краски для живописи, новые ткани, новых богов, новый, таинственный культ восточного гипнотизера Вакха. Философия, прежде стремившаяся к отысканию первого начала сущего, дошла до признания относительности знаний. За тонкой плёнкой красоты и радости энергичной жизни стало чувствоваться биение тёмного неведомого хаоса. На гениальную нацию повеяло таинственное дыхание смерти. В рядах её выдающихся людей появились декаденты. Таков изнеженный красавец трагик Агафон, полусицилианец, полуафинянин, который не мог работать иначе, как среди благоуханий, избирал для своих драм самые необычайные сюжеты, а в музыке любил извивы звуков, которые Аристофан называл 'дорожками в муравейнике'.

Вот в такое время жил и писал Еврипид, музыкант, художник, философ и великий ясновидец человеческого сердца. Это была тонкая, нервная, утончённая натура. 3а что бы он ни брался, во всём проявлялась потребность в красоте, сложной и изящной. В его музыке, а афинский драматург был и композитором, мы видим причудливую смену ритмов, более блестящую, чем художественную, рулады флейты, которым соответствовал фейерверк эпитетов, восклицаний, обращений. Его эпитеты показывают в нём художника, как эпитеты современных французских поэтов. 'Зелёный от тростников Еврот', 'волна переливчатого цвета'. Его Гекуба говорит: 'О, пожалей меня! Как живописец, отступи немного и посмотри, какая я несчастная'. Его Елена хотела бы быть затёртой, как фреска, чтобы из красавицы сделаться некрасивой. Ничего подобного мы не видим у его предшественников.

Человек его склада и его нервов должен был понимать все окружающее и жалеть его, потому что познание и сострадание идут рука об руку в добром. Под покровом чудной жизни, счастья, богатства, творчества, он чувствовал горе и страдание. Он призывал мир на свой город: 'О мир, ты даёшь богатство, ты самый прекрасный между бессмертными. Зову тебя всеми силами души: как ты медлишь! Я боюсь пасть под бременем старческих страданий, не увидев твоей весны, твоих хороводов с весёлыми песнями, твоих пиров, увенчанных цветами. Приди, бог, в мой родной город! Удали от наших очагов вражескую осаду и бешеную неприязнь, которая острит ножи'. Он далёк, от борьбы партий, от ужасов демагогии, но он страдает за своих сограждан. В молодости жизнь - благо, жизнь - всё: 'Нет для человека блага драгоценнее жизни, смерть - зло, и глуп тот, кто просит себе смерти: худая жизнь лучше хорошей смерти'... Но когда глубже вдумаешься в эту жизнь, придёшь к мысли: 'не есть ли наша жизнь - смерть и умереть, не значит ли напротив - начать жить?' 'Есть, однако, иное, что милее жизни, но окружающий его мрак скрывает его в тумане от наших глаз. Мы слепо влюблены в жизнь или, вернее, в земной блеск, благодаря тому, что не знаем, в чём состоит другая жизнь, не знаем, что скрыто под землю, и глупые басни нас сбивают с толку'. Но в минуты просветления поэт за глупыми баснями и за роскошною завесою земной природы чувствовал эту другую жизнь. 'О ты, который несёшь землю и облегаешь ее, ты непонятный! Кто ты, роковая ли сила природы или разум смертных? Но я часто молюсь тебе: ты, да, ты ведёшь человека неведомой стезёй и ведёшь справедливо'. С высоты философского умозрения Еврипиду видна конечная цель: 'в конце концов добрые получают награду, тогда как злые не могут быть счастливы - они не родились для этого'.

Для Еврипида все люди одинаково равны: и рабы, и свободные, и варвары, и греки. Он первый из греков осмелился назвать раба 'благородным', он первый сказал, что раба позорит одно имя, во всём, остальном раб нисколько не ниже человека свободного, если он честен. Ифигению, которая принесла себя в жертву за греков, приютили на Аю-Даге далёкие тавры и хор варварских женщин, в ответ на её стенания, поёт ей 'ответную песню, азиатскую, чуждую ей, печальную песню, приятную усопшим, песню смерти, грустную песню'. Пентей спрашивает у спирита Дионисия: проповедовал ли он где-нибудь раньше своё мистическое учение? 'Да, варвары уж оргии справляют', отвечает тот. - Умом слабее эллинов они! - 'Как в чём, - а в этом варвар выше грека'. Выше греческих женщин и Андромаха, выше греков и варвары троянцы, которые падают перед эллинской хитростью.

Но, стоя выше кастовых и расовых перегородок, Еврипид горячо любил свою Грецию, свою светлую родину. 'Дитя моё, говорит Агамемнон своей молодой дочери Ифигении, - не Менелая я раб, не его воле покорен я, нет, я - слуга Греции и волей-неволей мне придётся по её требованию принести тебя в жертву. Здесь я бессилен, дитя моё: наши усилия должны быть направлены к тому, чтобы наша отчизна была свободна, чтобы иностранцы не отнимали жён у греков'. И его дочь, которая только что умоляла о пощаде, которую хочет спасти молодой Ахиллес, проникнутая его мыслью, говорит: 'я жертвую жизнью за Грецию. Приносите меня в жертву, разоряйте Трою: вот вековечный памятник мне, вот мои дети, моя свадьба, моя слава... О мать! - Греки должны повелевать иноземцами, не иноземцы - греками: они - рабы, мы - свободны!..'

Говорят, что Еврипид был противником женщин. Однако ни один поэт не вознёс так высоко, как он, страдающей матери и самоотверженной девушки. Он первый показал нам с афинской сцены влюблённую женщину - Федру. Но и она, обвинившая своего пасынка, подкупает нас своими страданиями, своей смертью. 'Я знала, что удовлетворение моей страсти не принесёт мне ничего, кроме стыда; мне было хорошо известно и то, что я - женщина, существо всеми ненавидимое. Пусть будет проклята первая нарушительница супружеской верности! Дурной пример к этому подали аристократки: когда сподличать позволяет себе знать, её поступок найдёт, разумеется, полное одобрение в глазах низшего класса. Ненавижу я и женщин добродетельных на словах, а за спиной делающих гадости. Богиня моря, Афродита! Как могут они смотреть потом в глаза мужьям, как они не боятся мрака, их пособника, как не страшатся, что стены комнаты могут рано ли, поздно ли выдать их! - Мысль об этом и заставляет меня покончить с собою, - милые, я не хочу марать ни мужа, ни своих детей'. Этот голос женщины негодующей и аристократический, самодовольный разврат мы слышим из уст Тизбы у Гюго почти в тех же словах.

Какую бы душу ни изучал Еврипид, какое бы лицо ни создавал он в своих драмах, его душа бросала на своих героев два глу6оких, загадочных луча - ужас перед злом, страданием, смертью и сострадание к несчастным, слабым, падшим в борьбе. А эти два чувства только и могут спасти современное человечество, только и могут вывести его из мрака к свету.

После этой беглой характеристики станет ясным, почему я рекомендую для русской учебной сцены трагедии Еврипида. Мне кажется, что в каждой гимназии, каждый год, ученики последних двух классов могли бы разучить и поставить в стихотворном переводе одну из драм Еврипида. Это научит их греческим древностям лучше, чем всякие переводы. Это облагородит их чувства, улучшит манеры, приучит к декламации и заложит в их молодые умы благородство мысли великого грека. А, главное, спасёт их от страшной суши схоластического преподавания.

Наши поэты могли бы изготовить стихотворные переводы семи лучших трагедий, избегая напыщенности и искусственности языка. Наши художники могли бы нарисовать проекты декораций, рисунки костюмов. А судя по опыту почтенного директора восьмой гимназии, такие ученические спектакли могут дать много удовольствия не только молодым актёрам, но и просвещённой публике.

Сигма.

Примечания:

¹ См. письмо Анненского С. Н. Сыромятникову 7 февраля 1896 г.
² Об участниках спектакля см. примечания А. И. Червякова к указ. письму Анненского.

вверх