Сокращения

Обновление: 15.01.2024

В. Н. Ярхо

"Ифигения в Авлиде" Инн. Анненского (древнегреческая трагедия в стиле модерн)
Ф. Ф. Зелинский - переводчик Софокла фрагменты

"Ифигения в Авлиде" Инн. Анненского
(древнегреческая трагедия в стиле модерн)

(резюме)

полный текст PDF

Источник текста: "Philologica", http://www.rvb.ru/philologica/index.htm, 7, 2001/2002. С. 89-141.
Текст открыт с разрешения редакции.
См. в составе: Ярхо В. Н. Семь дней в афинском театре Диониса. Москва: Лабиринт, 2004.

Поводом для статьи послужил выход в свет трагедий Еврипида (1999) в полностью восстановленных переводах Иннокентия Анненского (ранее они печатались в редакции Ф. Ф. Зелинского)^*. Задача настоящих заметок - охарактеризовать переводческие принципы Анненского на примере одной трагедии, а именно 'Ифигении в Авлиде' (1898).

Ни один текст Еврипида не дошел до нас с такими искажениями и не подвергался стольким попыткам атетезы, как 'Ифигения в Авлиде'. Плохое состояние памятника ставит переводчика (а Иннокентий Анненский был к тому же филологом-классиком) перед очень деликатной задачей: с одной стороны, разногласия в оценке дошедшего текста позволяют ему проводить свою точку зрения, с другой - он не должен навязывать ее читателю: следует с предельной осторожностью переводить пассажи, вызывающие сомнение у интерпретаторов.

Уже сам пролог трагедии ставит филологов перед проблемой. В отличие от всех дошедших трагедий Еврипида, в 'Ифигении' начальный монолог, написанный ямбическими триметрами, обрамлен диалогом, и эта часть пролога написана не обычным ямбом, а анапестическим диметром. Между исследователями больше века идет спор об аутентичности пролога 'Ифигении' и примыкающего к нему парода. В такой ситуации переводчику разумнее всего было бы сохранить традиционный состав текста и, во всяком случае, перевести анапестическую часть пролога анапестами. Анненский этого по неведомой причине не сделал - он заменил анапесты ямбами и дольниками, тем самым сильно обеднив оригинал. Спорную часть парода (стихи 231-302) Анненский вообще не перевел, считая ее подложной (но при этом весьма подозрительный финал трагедии он безоговорочно перевел целиком).

Для передачи ямбических триметров в речевых партиях Анненский использовал белый 5-стопный ямб, иногда перемежаемый 6-стопными стихами с усечением (этим же размером Ф. Ф. Зелинский, а потом С. В. Шервинский переводили трагедии Софокла). Поскольку при передаче триметра 5-стопным ямбом теряется 15-20 слогов на каждые 10 стихов подлинника, то считается, что переводчик имеет право пропорционально удлинить свой перевод. В результате 'Ифигения' Анненского насчитывает на 190 ямбических стихов больше, чем в оригинале, - это объем целого эписодия. Переводчик позволяет себе излишнее многословие не только в монологах, но и в диалогах, не останавливаясь даже перед нарушением принципов двустрочной и однострочной стихомифии.

Трохеические тетраметры Анненский переводил 8-стопным хореем. При этом 153 тетраметра из 202-х переводчик снабдил рифмой, большею частью смежной, изредка - перекрестной. В древнегреческой трагедии, как известно, никакой рифмы не было, только изредка употреблялся так называемый 'гомеотелевтон', подчеркивавший особую важность мысли. Таким образом, почти 10% стихов приобретают в переводе свойство, отсутствующее у Еврипида. Нужно добавить, что рифмованные тетраметры подчас производят комическое впечатление из-за неуместных ассоциаций с русским стихом.

Анненский существенно модернизировал древнегреческий текст. Он ввел многочисленные ремарки (которых нет и не могло быть в оригинале), переименовал эписодии в явления и сгруппировал их в акты. Песни хора, исполняемые по ходу действия и в связи с ним, Анненский назвал 'музыкальными антрактами' (!), а перед прощальной арией Ифигении вставил 'Сцену трагической пляски' (разумеется, без слов, поскольку Еврипид их для данного случая не написал).

Одна из главных особенностей перевода Анненского состоит в распространении оригинала, при котором логическая ясность и четкость греческого стиха подменяется рефлектирующим многословием. Местами перевод превращается в пересказ с обильным прибавлением собственных словесных тем. Не вполне адекватно переданы драматические образы. Например, Агамемнон в переводе Анненского психологизирован: он характеризуется несравненно более сильными эмоциями, чем в подлиннике. Такой же психологизацией, но с еще большей сентиментальностью, отличается трактовка образа самой Ифигении (которую переводчик почему-то всё время называет 'малюткой'). Образ Ахилла у Анненского романтизирован - один раз он отваживается даже на признание в любви, которого не делал ни один герой в аттической трагедии. В речь Клитеместры переводчик регулярно вводит разговорные обороты и интонации, чуждые Еврипиду. Возникает впечатление, что 'Ифигению', которая и в оригинале слишком близка к быту, чтобы стать героической трагедией, переводчик превращает в сентиментальную семейную драму.

Анненский далеко не всегда стремился к передаче стилистических особенностей оригинала, таких, как анафора, игра слов, аллитерация, параллелизм, антитеза, лексические скрепы реплик и другие виды повторов, кольцевая композиция стиха, ритмико-синтаксические формулы и т. д. Даже в тех случаях, когда общий смысл текста сохранен, еврипидовские фигуры речи утрачены.

Кроме того, в переводе искажен синтаксический строй оригинала. Чеканную, грамматически и лексически завершенную греческую фразу Анненский прерывает или расчленяет - главным образом, многоточиями, которые дают возможность читателю 'додумывать' за героя. В 'Ифигении' одно многоточие приходится меньше, чем на четыре стиха, а в отдельных фрагментах мы встречаем по два-три многоточия в строке!..

Цель работы, однако, - не поношение Анненского, чей перевод всего Еврипида - подвиг, плодами которого еще долго будут пользоваться русские читатели. Но у Иннокентия Анненского - поэта и филолога в отношении греков были свои принципы, которые нередко приходили в противоречие друг с другом, а иногда - с фактами. Кто-то сказал, что Федра Сенеки уже прочитала не дошедшего до нас, первого еврипидовского 'Ипполита'. Герои Еврипида у Анненского прочитали еще и всего Достоевского.

Я с увлечением читал бы 'Ифигению', если бы это была еще одна 'античная' трагедия самого Анненского. Но как филолог я хотел бы защитить Еврипида от излишней чувствительности и ложного пафоса, от многословия и ненужного просторечия, которые навязываются ему в переводе. Русскому читателю нужен новый Еврипид, по-гречески краткий в речах и неисчерпаемо глубокий в мысли, и за этот труд должен взяться человек, не рассчитывающий на быстрое признание, не говоря уже о том, что он должен хорошо знать древнегреческий язык и не хуже Анненского владеть русским стихом. Но найдется ли такой переводчик в наши дни?

* Еврипид. Трагедии (Перевод Ин. Анненского). В 2 т. М., Ладомир, "Наука", 1999. Ср. со статьёй М. Л. Гаспарова "Еврипид Иннокентия Анненского" в этом издании. В.Н. Ярхо - составитель и комментатор издания: Еврипид. Трагедии. В 2-х т. М., 1969.

вверх

Ф. Ф. Зелинский - переводчик Софокла

фрагменты

Источник текста: Софокл. Драмы. В пер. Ф. Ф. Зелинского. М., "Наука", 1990 (серия "Литературные памятники"). Подготовка издания: М. Л. Гаспаров, В. Н. Ярхо.

517

<...> еврипидовский "Ипполит" <в пер. Д. С. Мережковского, 1891 г.> подвергся уничтожающей критике со стороны Инн. Анненского, упрекавшего переводчика во множестве вольностей и неточностей, но вместе с тем отметившего  и его необыкновенные версификаторские способности.*

* "Филологическое обозрение", 1893. Т. IV, ч. 2. Критика и библиогр., с. 183-192.

518, сноска

Эти достоинства <владение стихом> признавали за ним <Д. С. Мережковским> и специалисты: "Лёгкий стих, отличный литературный язык, местами чувствительность и искреннее одушевление - все эти качества переводов Мережковского давно оценены. Но чего ему безусловно недостаёт - это изучения подлинников", - писали Инн. Анненский и И. Холодняк в 1908 г., отмечая, что лучше других удались переводчику трагедии Софокла, особенно "Эдип в Колоне" и "Антигона". См.: ЖМНП, 1908, 12. Отзывы о книгах, с. 236.

540

Начиная в 1916 г. под своей редакцией издание трагедий Еврипида в переводах незадолго до того умершего Инн. Анненского, Зелинский следующим образом охарактеризовал свою задачу: "Две дорогие тени витали надо мной... - тень автора и тень переводчика. Не всегда их требования были согласны между собой; в этих случаях я поступал так, как желал бы, чтобы - в дни, вероятно, уже не очень отдалённые, - было поступлено с моим собственным наследием".* Год спустя, возражая на претензии родственников покойного поэта, Зелинский снова обратил внимание на неблагодарное положение редактора и на своё стремление внести посильный вклад в память о переводчике, освобождая его труд от слабых мест и ошибок. "Созданное мною должно пережить меня, я этого желаю, - заключал свою мысль Зелинский, - но лишь постольку, поскольку оно хорошо, а не поскольку оно моё. И если после моей смерти найдётся самоотверженный друг, который не пожалеет времени и труда для того, чтобы и моё наследие "могло постоять за себя перед судом науки и поэзии", я его заранее приветствую и благодарю".**

* Театр Еврипида. М., 1916. Т. I, с. X.
** Театр Еврипида. М., 1917. Т. II, с. XXIII.

541

<...> исправления Зелинского в переводах Анненского достигали в I томе Еврипида примерно 18%, во втором - свыше 26%.

вверх