|
|
Начало \ Написано \ В. Н. Виноградова, "Словотворчество" | |
Открытие: 5.12.2010 |
Обновление: 07.08.2024 |
фрагменты книги
Источник текста:
Очерки истории языка русской поэзии
XX века: Образные средства поэтического языка
и их трансформация. М.: Наука, 1995. С. 143-151, 176-177. 143 Изучение истории словотворчества как составной части истории поэтического языка требует сопоставительного изучения способов словотворчества и приемов использования поэтических неологизмов, или окказионализмов, в тексте у поэтов разных школ и направлений. Следует помнить, что, как было сформулировано еще в "Тезисах пражского лингвистического кружка [Пражский лингвистический кружок 1967, 29], степень актуализации различных элементов языка в каждом данном отрезке поэтической речи и в поэтической традиции различна, чем и объясняется специфическая для каждого случая градация поэтических ценностей" (курсив авторов). В связи с этим, прежде чем пытаться определить пути эволюции словотворчества в связи с историей поэзии, следовало бы в полной мере изучить роль словотворчества в разных поэтических индивидуальных стилях в их сопоставлении. Определить место словотворчества в "градации поэтических ценностей", по-видимому, можно только в том случае, если предметом рассмотрения будут как индивидуальные поэтические системы, в которых словотворчество играло достаточно заметную роль, так и те из них, где словообразовательные окказионализмы как будто особой роли не играли (при этом следует учитывать, что, возможно, частотность и поэтическая ценность не всегда совпадают). Поэтический язык развивается не только в произведениях поэтов, обладающих ярко выраженной индивидуальностью в области словотворчества, новообразования-окказионализмы которых часто индивидуализированы и персонифицированы, но и в произведениях авторов, менее ярких в этом отношении, однако, несомненно, оставивших свой след в истории поэзии. С этой точки зрения попытка сопоставительного анализа эстетической роли словотворчества в поэзии таких разных и малоисследованных поэтов, как И. Анненский, М. Волошин, И. Северянин, представляется вполне оправданной. Они вошли в русскую литературу почти одновременно в начале XX в. и потому имеют как сходные черты, так и индивидуальные особенности в использовании словотворчества. И. Анненский рассматривается обычно как поэт-импрессионист, для которого 'характерен синтез русской позднеромантической традиции с традициями французских "парнасцев" и символистов. ... Лирике Анненского присуще приглушенное, камерное звучание, причудливая, но всегда психологически мотивированная ассоциативность, пристальное внимание к предмету и детали, предвосхищавшее опыты акмеистов...' [История русской литературы 1983, 472-473]. 144 М. Волошина относят "к достаточно известным поэтам символистского лагеря" [Там же, 475], он также испытал влияние парнасцев и импрессионизма. В. Я. Брюсов писал о его первой книге "Стихотворения. 1900-1910": "Книга стихов М. Волошина до некоторой степени напоминает собрание редкостей, сделанное любовно, просвещенным любителем-знатоком, с хорошо развитым вкусом". Брюсов видит здесь руку "настоящего мастера, любящего стих и слово, иногда их безжалостно ломающего, но именно так, как не знает к алмазу жалости настоящий ювелир" (цит. по [Наровчатов 1982, 19]). И. Северянин, язык которого также обнаруживает сходные черты с языком символистов [Кожевникова 1987, 55], выступил в 1911 г. как эгофутурист и затем стал "нестойким попутчиком кубофутуристов" [История русской литературы 1983, 715], стремившихся к обогащению языка на основе нового словотворчества. Пути этого обогащения у разных поэтов начала века, в особенности у футуристов, могли частично или даже полностью не совпадать [Григорьев 1987, 51-54]. В манифесте А. Крученых и В. Хлебникова провозглашалось, как известно, требование, "чтобы писалось туго и читалось туго, неудобнее смазных сапог или грузовика в гостиной" (цит. по [История русской литературы 1983, 718]). Эгофутуристы, напротив, считали, что язык надо "сделать приятным для всех, а не для меньшинства избранных", ориентировались на благозвучие. Однако стремление к благозвучию у И. Северянина соединялось со стремлением к экзотичным красивостям, что нередко приводило к безвкусию, как писал еще В. Брюсов, хотя ему же принадлежит высказывание, сделанное после выхода сборника "Громокипящий кубок" И. Северянина: "...Не думаем, чтобы надо было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт" [Критика о творчестве Игоря Северянина 1916, 13]. Словотворчество было одним из основных поэтических приемов в иерархии "поэтических ценностей" языка И. Северянина, именно в этой области он в ряде случаев является новатором. Работы, исследующие окказионализмы, могут иметь по преимуществу словообразовательную или "поэтическую" направленность. Данная работа преследовала цель выделить типы, или модели, характерные для производства поэтизмов - "экспрессем" (Григорьев В. П.) поэтической речи (т. е. образований для поэтической речи скорее "потенциального", чем окказионального характера) и особенностей их "поэтического" использования в индивидуальных стилях указанных поэтов. Основное значение, на которое направлено словотворчество поэтической речи - это выражение качеств, признаков, - именно в них художник выражает свое "мировидение" [Виноградова 1984; Ковтунова 1986]. В связи с индивидуальным восприятием мира находится, по-видимому, и основной словообразовательный способ создания экспрессии художественной речи - обновление (остранение, "очуждение") словообразовательной структуры слова. Поэтические неологизмы, или окказионализмы, являются одной из наиболее экспрессивных черт поэтической речи. Их экспрессивность основывается на задерживающей внимание остраненности их слово- 145 образовательной структуры (т. е. ненормативности с точки зрения общекоммуникативной речи), на актуализированности их "внутренней формы" - "ближайшего этимологического значения", по выражению А. А. Потебни. Экспрессивность окказионализма в поэтической речи создается, кроме того, и тем, что многие окказионализмы образуются для выражения тропеических значений в своем "внутреннем контексте", они могут быть также составной частью развернутого образного контекста, участвовать в создании различного рода фигур речи, использоваться для создания ритма и рифмы, определенной звукописи. Поскольку авторские поэтические неологизмы являются средством выражения "образа автора" или точки зрения лирического героя, постольку они редко являются "чистыми" номинациями реалий - чаще всего, как уже говорилось, это обозначения качеств, свойств, выражающих восприятие и авторское отношение, а также эмоциональные и/или оценочные авторские переименования1. 1 Обращаясь к будущему Мастеру, М. Волошин писал [1982, 237]:
Ср. также высказывание И. Анненского [1987, 431] в статье "Что такое поэзия?": "Мир, освещаемый правдивым и тонким самоанализом поэта, не может не быть страшен, но он не будет мне отвратителен, потому что он -- я". "Образ автора" и в поэзии обычно обладает определенной социальной прикрепленностью или значимым отсутствием ее, что также отражается в использовании социально характерных или ориентированных на отсутствие такой характерности способов образования окказионализмов. Таким образом, окказионализмы могут обладать экспрессивностью эмоциональной или интеллектуальной оценочности, а также экспрессивностью социальной характерности. Указанные виды экспрессивности могут совмещаться в одном образовании2. 2 Еще в античных риториках поэтическое словоупотребление определяется как такое, в которое "обильно вмешивают те редкие или непривычные, или образные, или новосозданные слова, которыми роскошествует поэзия" [Дионисий Галикарнасский 1978, 213]. Основной задачей работы является рассмотрение индивидуально-поэтических приемов создания новых, экспрессивных, останавливающих на себе внимание необычностью своей внутренней формы слов, таких как способы варьирования аффиксов и корней в пределах синонимичных словообразовательных моделей, пути нового лексического наполнения общеязыковых моделей, создания окказиональных моделей, возрождения устарелых способов образования, выражения в словообразовательной структуре слова тропеических значений. В связи с преобладающей направленностью словотворчества на выражение признаковых значений, мы будем в первую очередь рассматривать способы образования прилагательных-эпитетов и отадъективных существительных - имен качества и 146 состояния, глаголов, выражающих становление или выявление признака, наречий со значением качественного определения, а также всех частей речи, выражающих значение качества, признака и его образного представления в форме метафоры, олицетворения, метонимии и т. п. И. АННЕНСКИЙ Как уже говорилось, словотворчество не было одним из главных способов экспрессивизации в поэтической речи И. Анненского. Однако и ему не были чужды некоторые словообразовательные способы остранения. Он не отвергал их и в своих теоретических работах. В статье "Что такое поэзия?" И. Анненский [1987, 430] писал о "новой поэзии": "Растет словарь. Слова получают новые оттенки, и в этом отношении погоня за новым и необычным часто приносит добрые плоды. Создаются новые слова и уже не сложением, а взаимопроникновением старых". В поэтической речи И. Анненского прежде всего обращает на себя внимание создание новых эпитетов путем окачествления прилагательных, использования их в сочетаниях, указывающих на их метафоричность, что свидетельствует об актуализации и их словообразовательной структуры: Если ночи тюремны и глухи, / Если сны паутинны и тонки / Так и знай, что уж близки старухи, / Из-под Ревеля близки эстонки (Старые эстонки); Мягкие тучи пробив, / Медное солнце смеялось (Сизый закат); Сад погиб... / А что мне в этом. / Если в полдень глянешь ты / Хоть эмалевым приветом / Сквозь последние листы? (Осенняя эмаль). И. Анненский использует традиционно-поэтические отглагольные прилагательные с суф. -л- "вместо" общеупотребительных причастий [Земская 1964, 426]. Кроме эффекта остраненности, возникающего благодаря использованию устаревшего словообразовательного средства, суф. -л- привлекал, вероятно, и большей своей эвфоничностью: За тучей разом потемнелой (Июль); обгорелого письма (Еще один); роз поблеклых (Параллели); ослабелый... снег (Снег); Только камни у мерзлых пустынь (Петербург); И маки сохлые, как головы старух (Маки); Облака повисли с высей, / Помутнелы - ослабелы (Братские могилы). Присоединение притяжательного суф. -ов/-ев к неодушевленному существительному выражает олицетворение: Синью нежною, как пламя,/ Горды солнцевы палаты (Тоска синевы). Из приставочных прилагательных можно отметить бестенный и надлунный: Глядит туманный диск луны, еще бестенной (Тоска мимолетности); Туда, к надлунным очертаньям ("Парки - бабье лепетанье"). Сложные прилагательные - один из самых излюбленных видов эпитетов И. Анненского. Среди них много и достаточно употребительных, чаще всего выражающих оттенки цветовые: просвет зелено-золотистый; в гроздьях розово-лиловых; светлей златисто-розовых углей и под. Большой интерес представляют сочетания следующих видов признаков. 147 Одна основа сложного прилагательного выражает эмоции по отношению к признаку, выраженному второй основой: Камни млеют в истоме, / Люди залиты светом, / Есть ли города летом / Вид постыло-знакомей? (Тоска белого камня); Я не смел, я боялся уснуть: / Два мучительно-черных крыла / Тяжело мне ложились на грудь (Утро); А к рассвету в молочном тумане повис / На березе искривленно-жуткий / И мучительно-черный стручок (Осень); Ты памятник оставишь по себе, / Незыблемый, хоть сладостно-воздушный... (Другому). Сложные прилагательные объединяют близкие, синонимичные признаки, усиливающие друг друга: И всю ночь кто-то жалостно-чуткий / На скамье там дремал (Осень); Нас тешит демонской игры / За тучей разом потемнелой / Раскатно-гулкие шары (Июль); Где грезы несбыточно дальней / Сквозь дымы златятся следы?.. (Просвет). В поэтической речи И. Анненского нередки соединения разнородных признаков, которые как бы оказываются зависимыми друг от друга: А даль так мутно-безответна (Сирень на камне); В недвижно-бессонной ночи (Тоска медленных капель); И разлучить не можешь глаз / Ты с пыльно-зыбкой позолотой (Май); На лице твоем, ласково-зыбкий, / Белый луч притворился улыбкой... (Трилистник дымный); Есть слова - их дыханье, что цвет, / Так же нежно и бело-тревожно (Невозможно). Следует отметить парадоксальные, оксюморонные сочетания основ в сложных прилагательных: Последний снег был темно-бел (Черная весна); Только утро любви не забудь! / Да ожившей земли в неоживших листах / Ярко-черную грудь! (В марте); От уверенно-зыбкой постройки / (Под зеленым абажуром). Сочетания с метафорическим значением одной из основ нечасты у И. Анненского. Метафора выражена первой частью сложного прилагательного: Как жалко было мне ее недвижных глаз / И снежной лайки рук, молитвенно-покорных! (После концерта). В поэзии И. Анненского можно также отметить сложные суффиксальные прилагательные с подчинительным соотношением основ: Ушла, - и холодом пахнуло / По древожизненным листам (На пороге); в образном контексте: Золотоцветный свой букет (Villa nazionale); На зыби златошвейные... / В сады зеленовейные (Тоска отшумевшей грозы). И. Анненский раздвигает рамки использования сложных прилагательных с нулевым суффиксом, которые в литературном языке образуются от названий частей тела человека или животного. Кроме прилагательных бледнолицый, зеленолицый, сумнолицый у него находим темноризый, пышноризый, темнолистый, пустоплясый, сребролукий: И этот призрак пышноризый (Из окна); чрез полог темнолистый (Миражи); скиталец небес праздносумый (Месяц). И. Анненский использует подобные прилагательные в образных контекстах при олицетворении: луны зеленолицей (Первый фортепьянный сонет); Или лучше тучи сизой, / Чутко-зыбкой, точно волны, / Сумнолицей, темноризой (Тоска синевы). 148
Молоточков лапки цепки, Такое олицетворение может одновременно выражать и метонимию: Сбита в белые камни / Нищетой бледнолицей (Тоска белого камня). Оно может сочетаться с метафорой, выраженной сложным прилагательным: Встревожит месяц сребролукий (Лилии).
Некоторые наречия в поэтической речи И. Анненского характеризуют скорее субъект действия, чем само действие - тенденция такого использования намечается и в зарубежной и русской поэзии еще в XIX в., отмечается и в прозе [Ермакова 1969]: Клубятся тучи сизоцветно (Сирень на камне); И лишь мерцание свечи / Лилось там жидко и огнисто (Аметисты).
В поэтической речи И. Анненского довольно широко используются имена качества. Выбор признаков, как уже говорилось, в художественной речи выражает особенности мировидения поэта. Обозначения признаков в виде имен качества, чаще всего с продуктивным суф. -ость становятся объектом описания (ср. такие заглавия, как "Дремотность" в "Трилистнике дождевом"), объектом действий и обращений в тексте (Ведь под снегом сердце билось, / Там тянулась жизни нить: / Ту алмазную застылость / Надо было разбудить... Для чего так сине пламя / Раскаленность так бела... - Дочь Иаира; О тусклость мертвого заката - Тоска кануна); средством оценки (Прах и гнилость... Накренилось... А стоит - Старая усадьба). Качества являются также объектом чувств и оценок: Полюбил бы я зиму ... Эта резанность линий / Этот грузный полет (Снег); А теперь влюбилося / В бездонность бирюзы, / В ее глаза усталые (Тоска отшумевшей грозы); Я так люблю осенние утра / За нежную невозвратимость ласки! (Гармония); Что видел здесь я, кроме зла и муки, / Но все простил я тихости теней (На северном берегу); И перед нею так бледна / Вещей в искусстве прикровенность (Поэту). Следует также упомянуть метонимическое использование имени качества, характеризующего пространство, место: И уходишь так жадно / В лиловатость отсветов / С высей бледно-безбрежных / На две цепи букетов (Тоска белого камня). Качество, олицетворяясь, само приобретает признаки, определения: В жидкой заросли парка береза жила, / И черна, и суха, как унылость... (Весна). Здесь качество служит предметом сравнения (случай перевернутого сравнения, т. к. отвлеченные качества обычно служат объектом сравнения с конкретными предметами). 149 Имена качества с другими суффиксами подчиняются тем же закономерностям. Из них следует выделить, видимо, авторский неологизм - скользота (от скользкий):
И что надо лечь в угарный Кроме узуальных отадъективных образований с нулевым суффиксом и смягчением конечного согласного - синь, рань, просинь, у И. Анненского использовано редь (от редкий): И сиреневой редью игла / За мерцающей кистью ходила (Рабочая корзинка).
Для поэтической речи И. Анненского характерно использование имен действия на -ние, -тие в значении не собственно действия, а качественного состояния, возникающего в результате действия: И только тусклое стекло / Пожаром запада блистает. / К нему прильнув из полутьмы / В минутном млеет позлащеньи / Тот мир, которым были мы... (Май); На белом небе все тусклей / Златится горняя лампада, /И в доцветании аллей / Дрожат зигзаги листопада (Листы); А вот и вихрь, и помутненье, / И духота, и сизый пар (Майская гроза). Интересно, что множественное число имен действия в поэтической речи не обязательно означает их овеществление (хотя, конечно, можно представить нечто похожее на лучи, цветовые пятна). Именно в таких образованиях поэт фиксирует "мимолетности"3: И бродят тени, и молят тени: / "Пусти, пусти!" / От этих лунных осеребрений / Куда ж уйти? (Призраки); В голубых фонарях / Меж листов на ветвях, / Без числа / Восковые сиянья плывут (Струя резеды в темном вагоне); Чтоб со скатерти трепетный круг / Не спускал своих желтых разлитий (Рабочая корзинка). 3 "Красота свободной человеческой мысли в ее торжестве над словом, чуткая боязнь грубого плана банальности, бесстрашие анализа, мистическая музыка недосказанного и фиксирование мимолетности - вот арсенал новой поэзии", - писал И. Анненский [Анненский 1987, [423]. Следует отметить также приставочные и сложные существительные с суф. -uje: влюбилась ты / В неразрешенность разнозвучий (Поэзия); и пустодушье чинуша (Бессонные ночи); И вырез жутко бел среди наплечий черных (После концерта).
Представляет несомненный интерес такое индивидуальное новообразование И. Анненского, как желтосерп - тип в поэтической речи до него как будто неизвестный, хотя можно вспомнить топонимы типа Белоозеро [Русская грамматика 1980, 242]: На горелом пятне желтосерп (Месяц). Из средств выражения разных степеней интенсивности можно отметить сложения с полу- и все-: И люблю я сильнее в разлуке / Полусвет-полутьму 150 наших северных дней (Тоска синевы); Полусон, полусознанье, / Грусть, но без воспоминанья (Дремотность. Сонет); На томительной грани всесожженья весны (Снег).
Окказионализмы-глаголы представлены в речи И. Анненского единичными примерами. Из глаголов с суф. -еть можно отметить (кроме традиционно-поэтических типа бледнеть - на бледнеющей шири и под.) приставочное образование захолодеть, которое, благодаря необычной сочетаемости, становится очень емким по смыслу, вбирающим в себя значения по крайней мере двух глаголов - запечатлеться и холодеть путем их "взаимопроникновения", если воспользоваться вышеприведенным определением И. Анненского:
А сад заглох... и дверь туда забита... Среди глаголов на -ить, используемых И. Анненским, и традиционно-поэтические образования типа златить: Уже лазурь златить устала / Цветные вырезки стекла (Тоска возврата); и более редкие дождить, клубить 'сматывать в клубок': Мелко, мелко, как из сита, / В тарантас дождит туман (Картинка); И чтоб ты разнимала с тоской / Эти нити одну за другой, / Разнимала и после клубила (Рабочая корзинка). Среди приставочных глаголов с этим суффиксом следует отметить, вероятно, традиционное поэтическое отуманить и более редкое замшить - у поэта представлены эпитеты-страдательные причастия от этих глаголов: И отуманенный сад / Как-то особенно зелен (Сизый закат); крест замшенный (Сирень на камне). Глаголы на -иться, образованные от прилагательных или существительных, означают в поэтической речи И. Анненского выявление признака: В блестках туманится лес (Закатный звон в поле); Нежным баловнем мамаши / То болъшиться, то шалить... (С четырех сторон чаши). В подобных традиционно-поэтических образованиях могут быть выражены привычные метафоры (Волна золотится - Параллели), которые оживляются новой сочетаемостью глагола: Вы спокойны... Лишь у губ / Змеится что-то бледное (Кошмары); Зябко пушились листы, / Сад так тоскливо шумел (Тоска сада). Можно отметить глаголы и эпитеты-причастия от глаголов с приставками, означающими интенсивность - из-, раз-, про-: Помню дым от струи водомета, / Ведь изнизанный синим огнем... (Я на дне); И слезы осени дрожат / В ее листах раззолоченых (Август); И пробрызнула кровь моя алым фонтаном / Ив лучах по цветам разошлася туманом (Из Верлена). У И. Анненского есть несколько звукоподражательных образований, которые призваны имитировать детскую речь (или речь, обращенную к 151 детям): Полюбился нам буркот, / Что буркотик, серый кот... (Без конца и без начала. Колыбельная). Интересно также стихотворение, целиком построенное на звукоподражании - оно снабжено заглавием-объяснением: "Колокольчики. Глухая дорога. Колокольчик в зимнюю ночь рассказывает путнику свадебную историю":
Лопотуньи налетали Из приемов включения окказионализмов в текст у И. Анненского следует отметить анафору. В анафорических построениях актуализируется словообразовательная структура слов, наделенных одним и тем же префиксом: Не угадать Царице Юга / Тот миг шальной, когда она / Развяжет, разоймет, расщиплет / Золотоцветный свой букет / И звезды робкие рассыплет / Огнями дерзкими ракет (Villa nazionale). Словообразовательные синонимы призваны выразить интенсивность качества или действия:
Ты нас томишь, боготворима, Как видим, новообразования часто используются в позиции рифмы.
И. Анненский в основном развивает традиционные пути создания остраненного эпитета: образование эпитетов - качественных прилагательных с метафорическим значением, сложных прилагательных с весьма причудливыми сочетаниями основ - от традиционных цветовых - "оттеночных", эмоционально-оценивающих, до сочетаний разнородных по смыслу основ и даже оксюморонных, что можно связать с такой общей чертой поэтического языка И. Анненского, как "мастерство контрастов" [Федоров 1984, 167]. Сложные двойные эпитеты - наиболее многочисленный разряд поэтических неологизмов у И. Анненского. В его поэтической речи представлены также типичные для поэтического языка XX в. словообразовательно-синтаксические возможности использования имен качества как субстантивированного признака, а также наречий. Несмотря на малочисленность словообразовательных новообразований других разрядов, они отражают некоторые тенденции, развитые потом другими поэтами. Так, Анна Ахматова отмечает, например, что в "Колокольчиках" Анненского (о звукоподражательных новообразованиях которого см. выше) "брошено зерно, из которого затем выросла звучная хлебниковская поэзия" [Ахматова 1990, 236]. Она указывает, что в его творчестве есть отдельные черты, которые затем были развиты в поэтической речи В. Маяковского, Б. Пастернака и ее собственной [Там же]. <...> 176 Таким образом, в творчестве И. Анненского, М. Волошина, И. Северянина такой художественный прием экспрессивизации поэтической речи, как словотворчество, используется в разной мере, что связано и с характером представляемых этими поэтами направлений, и с особенностями их индивидуального стиля. Для того, чтобы вынести окончательное суждение о ценности словотворчества в градации поэтических ценностей каждого из этих поэтов, необходим анализ идиостилей этих поэтов в целом, иначе можно уподобиться тому критику, о котором Н. Гумилев писал: "Сноб считает себя просвещенным читателем: он любит говорить об искусстве поэта. Обыкновенно он знает о существовании какого-нибудь техни- 177 ческого приема и следит за ним при чтении стихотворения. Это от него вы услышите, что X - великий поэт потому, что вводит сложные ритмы, Y - потому, что создает новые слова, Z - потому, что волнует путем повторений. Он..., учитывая только один, редко два, или три приема, неизбежно ошибается самым плачевным образом" [Гумилев 1990, 496]. ЛИТЕРАТУРА
Анненский И.
Избранное. М.: Правда, 1987.
|
|
Начало \ Написано \ В. Н. Виноградова, Словотворчество |
При использовании материалов собрания
просьба соблюдать
приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2024
Mail: vygranenko@mail.ru;
naumpri@gmail.com