Сокращения

Открытие: 05.12.2014

Обновление: 20.01.2018

А. Толстихина
Символический директор

Источник текста:  "1 Сентября", 1995, ?41 (11 апреля). С. 3.

В очерке есть ряд неточностей и ошибок. Я не стал делать сноски для подтверждения цитат и указания источников. Они хорошо известны, и их можно найти в собрании. К сожалению, моя бумажная копия имеет потери текста, которые указаны.
Очерк - составная часть публикации под общим заголовком, с редакционным предисловием и воспроизведением портрета 12:

Иннокентий Анненский - учитель поэтов

Нет нужды говорить о том, до какой степени мы не знаем поэта Иннокентия Федоровича Анненского. Он был загадкой и для своих современников, ибо, являясь одним из зачинателей поэзии русского символизма, находился вне литературных школ и движений. Он был труден для тех, кто был с ним рядом, и по традиции стал труден для потомков и последователей. Но есть вопросы, которые не требуют ответов. Это стихи Анненского: точные, мучительные, тонкие. Однако личность Анненского, многогранная и в то же время строго целеустремленная, совместила в себе и поэта, и школьного учителя. Как это было возможно - вопрос, характерный скорее для нашей эпохи, когда искусство и жизнь стали очень далеки друг от друга. А кроме поэта и учителя, был еще филолог - переводчик Еврипида, чиновник Министерства народного просвещения, блестящий пропагандист античности.

Педагогические результаты деятельности Анненского отнюдь не менее значительны, чем литературные. Свидетельство тому -- Н. С. Гумилев и другие его ученики, поэты царскосельской гимназии. Или это магия Царского Села - места, где еще за сто лет до Анненского жили поэты?

Состав публикации (заголовки даны автором или редакцией):

Д. Кленовский. "Еврипид в толпе" (фрагмент "Поэты царскосельской гимназии")
М. Волошин. "Впечатления" (фрагмент "Рассказа М. А. Волошина об И. Ф. Анненском", без указания источника)
П. Митрофанов. "Просьба и совет" (фрагмент "И. Анненский")
Б. Варнеке. "Редкий гость" (фрагмент "И. Ф. Анненский")
О. Федотова. "Танцы пансионеров" (фрагмент письма О. А. Федотовой Вс. А. Рождественскому)
В. Кривич (В. И. Анненский). "Нестрашные уроки" (фрагмент воспоминаний "Об Иннокентии Анненском. Страницы и строки воспоминаний сына")
Ф. Зелинский. "Художник медлительной речи" (фрагмент статьи "Иннокентий Фёдорович Анненский как филолог-классик")

На службе у классицизма

"Одним из его (И. Анненского - Ред.) любимых планов было основание поэтической академии по образу греческих перипатетиков. Он представлял себе, что он будет бродить со своими учениками по аллеям царскосельского парка. Последние годы своей жизни он провел в Царском Селе и очень любил царскосепьский парк. Тут он будет передавать им свои поэтические мечты и теории и делиться плодами своего творчества. Я спрашивала его, почему он не хочет развить их в книге, которая стала бы достоянием круга его читателей и почитателей, носила бы на себе печать его личности не только в существе его идей, но и в их выражении. На это он отвечал мне, что не имеет никакого значения, кем рождена идея. Важно одно, что она родилась. Пусть ее воспримет и понесет дальше тот, кого она заразила. Дальнейшая ее эволюция зависит только от того, насколько идея жизнеспособна. Эта мечта долго увлекала его" (из воспоминаний Т. А. Богданович). В этой мечте Анненского выразилось его педагогическое кредо. Творчество учителя было для него неотделимо от литературного и - шире - языкового творчества. Но в реальности все представало иначе.

Его карьера внешне выглядела очень успешной. После окончания университета по словесному разряду историко-филологического факультета он преподавал словесность и древние языки сначала в Петербурге, а затем в коллегии Павла Галагана в Киеве. С 1893 г. он стал директором 8-й петербургской гимназии. Его приняли очень хорошо, так как он сменил нелюбимого всеми директора и сам был уже известен как знаток античности. Отзыв о нем в "Памятной книжке" 8-й гимназии резко отличается от обычных в таких документах формально-вежливых упоминаний: "Его бывшие ученики с благодарностью вспоминают его гуманное, мягкое обращение с ними, отзываясь особенно сочувственно о его стремлении к развитию в них эстетического чувства; в преподавателях он всячески поощрял стремление к самостоятельной научной работе, в разрешении различных педагогических вопросов". Точкой, в которой соединились тогда литературные и педагогические интересы Анненского, явилась школьная постановка "Реса", неизвестной до сих пор трагедии Еврипида, переведенной самим директором. До постановки спектакля перевод был опубликован; гимназисты - актеры, музыканты, участники древнегреческого хора - оказались выразителями тех литературных идей, над которыми работал Анненский. И в этом смысле спектакль был не просто школьной постановкой, а сотворчеством учеников и учителя, о котором он мечтал. Здесь важно было не только остаться верным греческому оригиналу, не и корректно перевести его на язык русской культуры рубежа веков - в музыке, декорациях, костюмах, даже гриме (которым занимался один из гимназистов). Спектакль был событием в культурной жизни Петербурга: множество зрителей, среди которых был даже министр народного просвещения граф И. Д. Делянов, пришли смотреть и слушать Анненского, говорившего устами своих гимназистов.

В 1896 г. Анненский был приглашен руководить гимназией в Царском Селе, что было своего рода повышением в должности - по принципу территориальной близости к монарху. Однако здесь все сложилось совсем по-другому. Директорство мучило Анненского, мешало его работе над переводами, которую он изначально определил как свое главное жизненное назначение. "Нисколько не смущаюсь тем, что работаю исключительно для будущего и все еще питаю твердую надежду в пять лет довести до конца свой полный перевод и художественный анализ Еврипида - первый на русском языке, чтоб заработать себе одну строчку в истории литературы, - в этом все мои мечты".

Собственно, директором гимназии Анненский и не был, если понимать эту должность как некий круг административных обязанностей. Но несомненно также и то, что литературные занятия Анненского сформировали дух школы, где сам директор преподавал только греческий язык в выпускном классе. Среди учеников Анненского - поэты Д. Коковцов, Н. Оцуп, С. Горный, его собственный сын, писавший под псевдонимом В. И. Кривич, и многие другие участники литературной жизни того времени. И даже окончивший царскосельскую гимназию Всеволод Рождественский, который опоздал на уроки Анненского лет на десять и вообще никогда его не видел, с гордостью говорил о нем: "Мой директор".

"Директорство Анненского складывалось трудно по многим причинам. Фасадом своим гимназия смотрела на царский дворец, а со двора была частью небольшого и вполне провинциального городка. Здесь учились дети царедворцев, которые нередко пользовались высоким положением родителей и доставляли директору и преподавателям массу педагогических сложностей. И в то же <пропуск нескольких слов нижней строки 2 стлб.> поэта, но не директора единственной в городе гимназии. Оно вряд ли трогало Анненского, который никогда не имел единомышленников, но было небезразлично для местного общественного мнения. В газете "Царскосельское дело" был напечатан фельетон о Гумилеве: "Это был молодой человек, очень неприятной наружности и косноязычный, недавно окончивший местную гимназию, где одно время высшее начальство, самолично пописывало стихи с сильным привкусом декадентщины". Анненскому помогало то, что он никогда не "спускался на землю" - вообще не пытался быть ниже, чем был. Один из его знакомых вспоминал, как он говорил: "Я знаю, что моя мысль принадлежит будущему, и для него берегу мысль".

Вполне вероятно, что эта внутренняя уверенность Анненского хранила бы его на всем протяжении жизненного пути. Однако в период его пребывания на посту директора случился 1905 год, который не минован и Царское Село. В гимназию ворвалась улица - и с этим ничего нельзя было сделать. Можно было только защитить гим <пропуск нескольких слов нижней строки 3 стлб.> влек восторженное внимание всей гимназии. Все ждали реакции директора. Но Анненский не был беззащитным человеком. Он моментально ответил гимназисту, что красная рубашка - форма палача и потому крайне на нем неуместна.

"На следующий год Анненский ушел со своей должности, пробыв в ней почти десять лет. Многие считали его карьеристом, другие просто недоумевали, почему он не оставил гимназию ради своего более значительного дела. Но оказалось, что и здесь Анненский работал ради главной цели - нового возрождения античной культуры, рассматривая свои директорские обязанности как духовно-нравственный долг. И потому учитель и поэт оказались в нем неразделимыми. "Вы спросите меня: "Зачем вы не уйдете?" О, сколько я думал об этом. Сколько я об этом мечтал... Может быть, это было бы и не так трудно... Но, знаете, как вы думаете серьезно? Имеет ли нравственное право убежденный защитник классицизма бросить его знамя в такой момент, когда оно со всех сторон окружено злыми неприятелями? Бежать не будет стыдно? И вот мое сердце, моя воля, весь я разрываюсь между двумя решениями. Речь не о том, что легче, от чего сердце дольше будет исходить кровью, вопрос о том, что благороднее? что менее подло?.." (из письма А. В. Бородиной).

Устные сочинения

Благодаря многолетнему изучению древней культуры у Анненского сложилось почти сакральное отношение к слову. Совершенное владение языком как источником всех духовных понятий он считал важнейшей обязанностью каждого человека но отношению к своему отечеству. Идея воспитания у юношества ответственного отношения к слову определила его педагогическую позицию, на основании которой Анненский строил всю свою преподавательскую деятельность.

На его манере преподавания сказывалось влияние древнегреческих представлений о сочетании красоты с благородством духа. Все очевидцы отмечают торжественность его появления в аудитории, подчеркнутое соблюдение единого стиля внешности одежды, жестов. В сочетании с хорошо поставленной и продуманной речью это создавало несколько театральный эффект. Та- <пропуск нескольких слов нижней строки 4 стлб.> стях. Слово произносимое как существенная часть живого языка было для него не менее важно, чем письменная речь, обучению которой школа традиционно уделяет главное внимание. В своих педагогических статьях Анненский подчеркивал, что именно в устной речи ребенок получает свои первые лингвистические навыки, в ней формируется его языковое чутье, которое не только открывает человека для общения, но и дает начальные духовно-нравственные ориентиры. Задача словесника - активизировать естественно заложенное в каждом человеке чувство родного языка. Первое и самое простое средство к этому - дать ребенку возможность свободно рассказывать о том, что ему близко и интересно. В школьной практике это могут быть своего рода устные сочинения на заданную тему с обязательной домашней подготовкой к ним.

Проповедник красоты и гармонии во всем, Анненский считал недопустимым проявление любого косноязычия, которое приводит в конце концов к духовной деградации. Он писал о том, что учитель не должен давать ученикам самой возможности быть неловким в речи, допускать ошибки в грамматике или орфоэпии. Он признавал порочной практику школьных диктантов, в которых образ слова искажается множеством неправильных написаний. Человек пишет главным образом по памяти, а не по правилам, отмечал Анненский, и потому важно дать памяти материал, который может быть усвоен с интересом и без напряжения работы на оценку. Для этого Анненский предлагал разнообразные формы творческого списывания: выбрать из текста то, что относится к данной теме или образу, и т. д. Написание сочинений он считал полезным только в домашних условиях, когда можно прибегнуть к помощи справочников, словарей или родителей. Самое главное - научить человека употреблять слова продуманно и ответственно, и тогда можно ожидать, что в речи и мыслях не будет беспорядка.

Анненский понимал языковое чутье как эстетическое чувство, такое же, как восприятие музыки или живописи. В школе оно развивается в основном с помощью чтения хороших авторов или произведений народной словесности. Только зарождающееся, еще совсем не осознаваемое эстетическое чувство очень легко разрушить - и потому Анненский предостерегал от подробного анализа литературных произведений, который препятствует восприятию целостных образов, безотчетному любованию поэзией или прозой. "На школе лежит долг хранить и поддерживать память о родных поэтах. Неблагодарность есть недостаток самосознания", - писал Анненский. Но хранить память можно только тогда, когда поэзия станет для каждого юного человека искусством, и ничем больше, - это главное условие ее вечного бытия. "Как искусство, поэзия имеет три характерных черты: во-первых, она универсальна - на пир поэзии придет и царь, и убогий, и старый, и малый, и слепой, и глухой - для глухого поэзия будет живописью, для слепого - музыкой; во-вторых, поэзия дает чисто интеллектуальное впечатление, она не дает непосредственного наслаждения, как музыка и скульптура, чтобы наслаждаться ею, надо думать; в-третьих, поэзия есть самое субъективное из искусств". Как научить думать над произведением и как научить сотворчеству или сопереживанию, благодаря которым можно преодолеть субъективность поэзии? Первое, на чем настаивает Анненский, - это выразительное чтение, которое не только помогает понять смысл, но передает красоту стиха - главное в поэзии. Словесникам Анненский рекомендовал давать небольшой историко-литературный комментарий к произведению, пояснять непонятные слова, исторические названия. А для того чтобы постигнуть своеобразие поэта, он считал нужным рассматривать произведение и со стороны живописи (художественные приемы автора), и со стороны языка (новые или любимые слова поэта, особые значения слов, характерные черты грамматического строя). Но для такого изучения произведений нужен предварительный опыт эстетических переживаний и серьезной духовной работы над материалом, который щедро предоставляет жизнь.

После увольнения из царскосельской гимназии Анненский не оставил педагогическое поприще. Он служил инспектором петербургского учебного округа, был в постоянных разъездах по северо-западным губерниям. О своих делах в это время он писал так: "одно другого смешнее, нелепее и омерзительно-несоответственнее с теми мыслями, которые меня волнуют и сладко сжигают". Зато эти мысли воплотились в его стихах, в сборнике литературно-критических статей "Книга отражений". При этом Анненский оставался верен своему педагогическому кредо. В его дом приходили сложившиеся или начинающие поэты, как Гумилев и Анна Ахматова. В последний год своей жизни Анненский открыл для себя новую форму служения классицизму - начал читать цикл лекций по древнегреческой литературе на Высших женских историко-литературных курсах Н. П. Раева.

Умер Анненский в 1909 г., возвращаясь со своей лекции. Вечером этого дня на курсах был бал, на который пригласили и Анненского. В разгар бала пришла весть о его смерти. И, несмотря на то, что курсистки любили своего профессора и позже все приехали на его похороны в Царское Село, бал тогда не прекратился. Не оправдывая легкомысленных курсисток, можно сказать, что, видимо, смерть Анненского не нарушила праздника.

Анненский писал, что поэт не должен быть "учителем и публицистом, проповедником или трибуном". Его стихия - "природа и духовная независимость". И все же Анненский - учитель и проповедник. Анненский - предтеча "серебряного века" русской поэзии. А. Ахматова писала: "Он был предвестьем, предзнаменованьем / Всего, что с нами позже совершилось"...

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2018
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com