Сокращения

Обновление: 15.04.2023

Б. В. Варнеке
И. Ф. Анненский¹¹¹

страница автора    примечания

Источник текста: ПК, с. 71-76; 126-132.
Примечания даются по этому изданию с их незначительным редактированием в соответствии с размещением.

Републикация: Иннокентий Анненский глазами современников / К 300-летию Царского Села: [Сборник / сост., подг. текста Л. Г. Кихней, Г. Н. Шелогуровой, М. А. Выграненко; вступит. ст. Л. Г. Кихней, Г. Н. Шелогуровой; коммент. Л. Г. Кихней, Г. Н. Шелогуровой, М. А. Выграненко] - СПб.: ООО "Издательство "Росток", 2011. С. 166-174.

71

Еще студентом 4 курса я выступил с докладом в Обществе классической филологии.¹¹² Там среди его членов я особенное внимание обратил на директора Царскосельской гимназии И. Ф. Анненского. Очень высокий и стройный, он своим обликом напоминал тех кавалеров, какие попадались на французских иллюстрациях 60 годов. Сходство с ними усиливал покрой его щегольского платья с подчеркнутым уклоном в сторону мод 60 годов. Галстухи, широкие из черного атласа, такие, как у него, я видал только на портретах герцога Морни.¹¹³ На манер французских дворян времен III империи подстригал он и свою бородку, от которой всегда сильно пахло тонкими духами и фиксатуаром. Длинные ноги его с очень высоким подъемом над ступней плохо гнулись, и походка получалась тоже какая-то напряженная и деланная. Среди филологов и педагогов такая фигура была совсем необычна. Славился он среди членов Общества своими стихотворными переводами трагедий Эврипида, печатавшимися в 'Журнале Министерства народного просвещения'.

Поздней осенью 1899 г., вернувшись с последнего магистерского экзамена, я читал его перевод 'Ифигении в Авлиде',¹¹⁴ а за несколько дней до этого мои приятель Ю. Э. Озаровский¹¹⁵ слезно умолял меня подыскать ему какую-нибудь пьесу пооригинальнее для спектакля с участием В. Ф. Коммиссаржевской. Она пригласила его режиссировать, но ни она сама, ни он ни на какой определенной пьесе не остановились. Чем дальше читал я 'Ифигению', тем больше казалась мне подходящей эта роль для В. Ф., и, едва

72

дочитав пьесу до конца, поспешил с книжкой журнала к Озаровскому. Он, перед этим с учениками казенных курсов ставивший в переводе Мережковского 'Антигону' Софокла, пришел в восторг от перевода Анненского. Не меньше понравилась и пьеса и роль Коммиссаржевской, и вот в ближайшее воскресенье я отправился в Царское к Анненскому с просьбой разрешить постановку пьесы. Тот согласился с живейшей радостью, и так завязалось наше знакомство.

Хлопоты по постановке пьесы тянулись до марта следующего года, когда в зале Павловой на Троицкой и состоялся спектакль, прошедший с громадным успехом.¹¹⁶ Правда, в последнюю минуту Коммиссаржевская, едва ли не под влиянием интриг Мережковского и m-me Гиппиус, от главной роли отказалась, и она перешла к жене Озаровского Д. М. Мусиной, но и та справилась с ней вполне хорошо. Лучше всех играл ее отца Андрей Ив. Аркадьев, а царицу Клитемнестру исполняла величественная В. В. Пушкарева, жена Нестора Котляревского.¹¹⁷ Он усердно ходил за ней на все репетиции и читки. Озаровский из вежливости иной раз обращался к нему за каким-нибудь советом, но Нестор Александрович всякий раз простодушно каялся, что ничего в театральном деле не смыслит и терпеть не может этого искусства.

Не ближе, чем Котляревский, стоял к театру и сам переводчик Иннокентий Федорович, на первой же читке заяв<ив>ший, что он очень давно не бывал в театре.¹¹⁸ Не понимая поэтому его условий, он оказался очень несговорчивым автором, с бою отстаивавшим неприкосновенность каждого эпитета. Поэтому все необходимые замены и купюры приходилось делать у него за спиной, преподнеся их ему в виде сюрприза уже на самом спектакле и всякими хитростями не пуская его на последнюю репетицию. Но уже тогда, в разгар работ над постановкой его перевода, я убедился, как глубоко и тонко знал он и своего любимца Эврипида, и вообще греческую поэзию. Среди моих профессоров были большие знатоки, но им он мало уступал по богатству своих знаний, превосходя большинство их широтой своего общего образования. Уже самый красный кабинет в роскошной казенной квартире при гимназии показывал, что его хозяин незаурядный человек. Строгий выбор гравюр по стенам, заставленным шкапами с ценнейшим подбором книг, всю зиму вазон с живыми цветами на письменном столе говорили, что здесь живет и работает не 'человек в футляре', не человек 20 числа, а художник, привыкший окружать себя всеми условиями утонченного западного обихода. Ни у одного из русских профессоров ни раньше, ни позже такого кабинета я не видал.¹¹⁹

Так же необычно было сочетание и его вкусов и интересов. Равняясь с лучшими нашими классиками в знакомстве со всеми сторонами античного мира, Иннокентий Федорович, однако, был по университету учеником воинственного слависта В. И. Ламанского.¹²⁰ От слепого задора этого фанатика И. Ф. ничего не взял, но зато сохранил знание языка от другого своего учителя, И. П. Минаева.¹²¹ Их одних он называл своими учителями. В Ученом комитете Министерства народного просвещения, службой в котором он очень дорожил,¹²² И. Ф. по преимуществу разбирал учебники русской грамматики. Сам он по этой части ничего не печатал, но зато в 'Русской школе' своего приятеля Я. Г. Гуревича поместил несколько очерков по толкованию Лермонтова и Гоголя в такой субъективно-импрессионистической манере, какая тогда была еще совсем необычна в нашей критике.¹²³ В последние годы, перед своей смертью зимой 1909 <г.>, он выпустил две книжечки 'Книги отражений', где наряду с Достоевским разбирает 'Горькую судьбину' Писемского, восхищаясь ей не меньше, чем горьковским 'На дне'.¹²⁴ Это сочетание гораздо менее понятно, чем поклонение мастерству Бальмонта,¹²⁵ вкус к которому могли привить ему, с одной стороны, занятия поздним греческим ритором, поэтом Ликофроном, фокусы стиля которого он изучил в особой статье,¹²⁶ и еще более увлечения теми новейшими французскими парнасцами, в подражание которым он в 1903 г. издал книжечку своих собственных стихов 'Тихие песни' за прозрачной подписью Ник-т-о.¹²⁷ И тогда, как и теперь, я оценивал все эти 'искания' французских поэтов, а тем паче их российских подражателей, так, как это блестяще выразил Н. К. Михайловский в своей известной статье по поводу книги Нордау о Вырождении (Рус<ская> мысль, 1893, апр<ель>).¹²⁸ Кроме белиберды и противного ломанья, я здесь ничего не видал и не вижу. По молодости лет не

73

приходила мне только тогда в голову мысль, как близко к гибели то общество, среди которого один из таких 'магов' мог оказаться во главе учебного заведения. Французы ни Верлена, ни Малларме не назначали директором гимназии и не поручали им оценку учебных книг по должности члена Ученого комитета. Античность с Писемским и Стефаном Малларме мог сплести в один узел только человек, сложившийся под очень противоречивыми влияниями.

Что не домашняя обстановка детства отразилась на нем особенно сильно, показывало самое беглое сравнение с его знаменитым братом, создателем нашей передовой статистики и главарем 'Русского богатства' Николаем Федоровичем, так умно и ярко обрисованным теперь в воспоминаниях 'За пятьдесят лет' доктора С. Я. Елпатьевского.¹²⁹ Я его не раз видал в доме у И. Ф., и общего между братьями не было ничего. Простая естественная внешность Н. Ф. была так же противоположна показной напомаженной и двигавшейся словно на пружинах фигуре франта И. Ф., как далеки были вкусы Н. Ф. от французских парнасцев.

Вернее всего эта накипь пришла к нему со стороны его жены, Дины Валентиновны.¹³⁰ Чуть не студентом И. Ф. женился на вдове, матери своего товарища по университету, увлеченный ее красотой, о которой догадываться можно было по тем молодым ее портретам, какие висели у него в кабинете. Теперь это была дряхлая, высохшая старуха, по крайней мере на 25 лет старше своего цветущего мужа.¹³¹ В бессильной борьбе с годами она жутко мазалась и одевалась в платья розового цвета, которые надо было преспокойно уступить своим внучкам. Знатная смоленская дворянка, где у нее оставались еще какие-то владения,¹³² она была замужем первым браком за каким-то не то губернатором, не то предводителем дворянства, и вот к этому кругу она целиком и принадлежала и по своему облику, и по своим вкусам, вероятно чувствуя себя очень дико среди тех ученых и педагогов, в среду которых поставил ее брак с И. Ф.¹³³ Вероятно, ее прежние связи и привели И. Ф. в молодые годы на должность директора сперва в Киевскую коллегию П. Галагана, а потом в императорскую Царскосельскую гимназию, связанную со двором через попечительство великого князя Владимира Александровича.¹³⁴ Им служили лакеи в дворцовых ливреях, и это, вероятно, хоть немножко мирило ее дворянское сердце с скромной долей жены педагога. От былого богатства при очень широкой жизни остались уже одни крохи, и И. Ф. часто вздыхал, жалуясь на досадную неуступчивость директоров Дворянского банка, к которым прибегала Дина Валентиновна каждую весну, когда они мечтали прокатиться в Париж или Венецию. Вот отсюда-то, вероятно, и пришла у И. Ф. страсть рядиться в платье парижских кавалеров времен молодости его супруги, и вместе с галстухами à lа Морни из Парижа же проникло к нему и увлеченье Леконт де Лилем и Рембо. Когда после 1905 г. купчик М. К. Ушков на деньги от политурного завода стал издавать 'Аполлон', И. Ф. оказался желанным его сотрудником.¹³⁵

Раньше он печатался только в специальных журналах или же издавал на свой счет отдельные книги, которые больше раздаривал знакомым. Так издал он свой перевод 'Вакханок' Эврипида,¹³⁶ совершенно напрасно не удостоенный той академической премии, на которую он был представлен. Так же издал он и свои вольные подражания древним 'Меланиппа-философ', которую он посвятил мне в благодарность за хлопоты по постановке 'Ифигении',¹³⁷ и 'Царь Иксион'.¹³⁸ Очень жаль, что эта пьеса забыта. По глубине мысли и тонкости отделки она куда выше того 'Тамиры-Кифареда', который много лет <спустя> после смерти автора поставил Московский Камерный театр.¹³⁹ Попадись эта пьеса в руки такого режиссера, как Макс Рейнгардт,¹⁴⁰ и он сделал бы из ее красочного матерьяла дивный спектакль, где уже одно сочетание музыкальных эффектов с зрелищным богатством давало бы почву для редкого наслаждения. Но среди русских актеров не нашлось подходящего исполнителя главной роли, и потому эта редкая по красоте пьеса так и прошла мимо нашего репертуара.

Окончив новый перевод или самостоятельную статью, И. Ф. устраивал обычно у себя чтение. Стоя у конторки под цветущим кустом белых цветов, он на французскую манеру читал свои стихи, слегка пришепетывая, и живописно ронял на малиновое сукно те большие листы, на каких всегда писал своим крупным круглым почерком. Чтениям этим обычно пред-

74

шествовал роскошный обед с дорогими винами.¹⁴¹

На этих чтениях не появлялись ни Николай Федорович, ни близкие ему члены семьи критика 'Мира Божьего' Ангела Ивановича Богдановича.¹⁴² Он сам с семьей часто бывал у И. Ф., точно так же, как и Ф. Д. Батюшков,¹⁴³ к которому И. Ф. относился как-то покровительственно, постоянно называя 'князем Шаликовым¹⁴⁴ на радикальной подкладке', с чем не мог не согласиться всякий, кто знал его хорошо. Благодаря им сам И. Ф. и напечатал в 'Мире Божьем' сперва свой перевод 'Финикиянок' Эврипида, а затем свою публичную лекцию об античной трагедии.¹⁴⁵

Почетными гостями на чтениях бывали профессора Ф. Ф. Зелинский, П. П. Митрофанов,¹⁴⁶ акад. Ф. Е. Корш¹⁴⁷ и проф. Ю. А. Кулаковский,¹⁴⁸ когда живал в Петербурге по делам бесчисленных в те годы комиссий. Неизменно приглашался знаток искусства П. В. Деларов,¹⁴⁹ иногда произносивший за столом очень красивые речи, из актеров - все исполнители 'Ифигении' во главе с Озаровским и его женой. Иногда появлялся С. А. Венгеров, живший в Царском: сын его учился в гимназии у Анненского <...>¹⁵⁰

Из царскосельских нотаблей на чтениях бывал еще железнодорожный туз Варшавский.¹⁵¹ Безмолвный фон составляло несколько учителей из числа особенно приближенных к директору.

Портила все впечатление от этих обедов сама хозяйка. Ради торжественного случая она красилась сугубо и одевалась в такие розовые платья, какие ей следовало бы перестать носить по крайней мере на сорок лет раньше. Не все гости умели скрыть свое настроение при виде такой потешной супруги, и, вероятно, И. Ф., как чуткий человек, замечал то глупое положение, в какое она его ставила. И вот однажды в разгар обеда, заметив, что он сидит угрюмо, она своей подпрыгивающей походкой двинулась к нему через всю столовую с противоположного конца стола и, подойдя к нему, нежно сказала:

- Кенечька! Что ты сидишь грустный? Раскрой ротик, я дам тебе апельсинку!

И с этими словами, гладя рукой по напомаженной голове супруга, действительно положила ему в рот дольку апельсина.

Глядя на подобные сцены - а я видал их не мало в пышных хоромах Анненского, - я вспоминал 'Дворянское гнездо' Тургенева: вот так должна была ухаживать за своим французом - 'финьфлером' та княжна Кубенская, в доме у которой вырос Иван Петрович Лаврецкий.¹⁵²

И. Ф. ничего не сказал, покорно проглотил апельсин, но по глазам его видно было, что он с удовольствием растерзал бы ее в эту минуту на части: такая ласка была бы очень мила, если бы была направлена нежной бабушкой на маленького внучка, но когда расписанная как маска старуха так публично ласкала своего супруга, это становилось и смешно и противно.

Но такие обеды устраивались раза 3 в зиму. Остальное время И. Ф. жил очень замкнуто, кроме понедельников, когда он ездил в заседания Ученого комитета, после которых всегда обедал у Богдановичей, проводя свои вечера в тесном кругу жены и ее знакомых, подобранных из числа царскосельских старух из тех дворянок, которым лестно было доживать свою старость возле двора. Придворные сплетни и вялая игра в карты составляла единственное занятие этих дам, но зато они не меньше самой хозяйки окружали самым неумеренным поклонением каждый шаг И. Ф., и эта нездоровая обстановка сплошной лести и обожания портила его характер и ставила его в очень смешное и противоестественное положение. - Платоша Зубов при разорившейся матушке Екатерине, - назвал как-то его П. В. Деляров, и в этом злом определении было много правды, как я в этом мог убедиться, особенно в те 2 1/2 года, когда я до перехода в Казанский университет был учителем в его гимназии,¹⁵³ отслуживая в средней школе за бесплатное обучение в Историко-филологическом институте.

По своим знаниям И. Ф. вполне годился на кафедру в университете, и лекции его там, наверно, доставили бы удовольствие и пользу слушателям, но 'учителем' он был бы плохим даже в высшей школе: интересуясь только самим собой, он едва ли имел бы терпение так работать со студентами, чтобы действительно научить их серьезной научной работе. К преподаванию в средней школе он не годился вовсе и по неуменью подойти к детям, и по полному отсутствию инте-

75

реса к учебному делу: очень часто он либо вовсе не приходил на урок, либо являлся в класс минут за 5 до звонка, так что не часто его ученики могли воспринимать плоды его преподавания. Но еще хуже протекало его директорство в административном отношении. Совершенно не интересуясь деловой стороной и хозяйством, он свалил эти обязанности вполне и целиком на эконома и письмоводителя, и некто Козьмин,¹⁵⁴ объединявший эти должности, великолепно втирал ему очки, рассыпаясь мелким бесом угодничества, какое И. Ф. принимал весьма благосклонно. Охотно нес он только одну парадную сторону генеральского представительства, а между тем по составу учеников гимназия, да еще соединенная с общежитием, требовала умелого руководителя.

Состав учеников был в Царском Селе очень неодинаков. Маленький островок среди них составляли дети той литературной и служебной интеллигенции, которая жила в Царском из-за его будто бы здорового климата. Но громадное большинство были природные царскоселы: в Царском жили гвардейцы и придворные: они своих детей отдавали не в гимназию, а в Лицей или Пажеский корпус, на долю гимназии оставались мелкие придворные чиновники и лакеи царя и великих князей. С ними ладить мог только очень умный и ловкий педагог, а Анненский, наоборот, давал полную волю и простор всем дурным сторонам, какими полно было воспитание в таких семьях. Судорожно цепляясь за свое положение, И. Ф. страшно боялся прогневить кого-нибудь из лиц, влиятельных при дворе, и на этой почве происходили и в учительской, и <в> особенности на заседаниях педагогического совета и грустные и печальные сцены.

В одном классе учились два сына того личного камердинера государя, который, благодаря этой близости к царю, пользовался особенным влиянием. И Анненский всячески преследовал Б. Н. Александрова¹⁵⁵, одного из самых достойных и порядочных педагогов гимназии, за то, что он как классный наставник не умел будто бы создать для этих олухов достойное положение в классе. Учились они очень плохо, изредка являясь на уроки и всячески подчеркивая блистательное положение своего папаши. На советах И. Ф. приходил в неистовство, видя, что по большинству предметов им выведена только тройка. - Вы ставите и меня и гимназию в невозможное положение: ведь их отец будит государя, одевает и раздевает его. Стало быть, одно его слово может иметь для нас роковое значение, - выговаривал <он> И. Ф. Александрову, который упорно отказывался и сам надбавлять этим недорослям баллы, и действовать в таком же направлении на других учителей. Мальчишки, конечно, очень хорошо знали, какое значение придает директор силе их родителя, и если не особенно гнусно вели себя, то только потому, что, кроме лени, никакими особыми пороками не страдали. Иначе они безнаказанно могли бы позволить себе любое бесчинство, зная, что ни о каком наказании не может быть и речи <...>¹⁵⁶

Но так плохо поставив себя и к ученикам, и к учителям,¹⁵⁷ И. Ф. совсем не умел поставить себя и к своим товарищам, директорам других гимназий, и к окружному начальству. Первые чувствовали, что их он презирает, а им самим слишком дико было видеть в своей среде не чиновника, а человека, интересующегося и трагедиями Эврипида, и французскими поэтами. Сочинение собственных пьес и стихов, да еще ультрадекадентских, совсем топило его в глазах этих 'людей в футлярах'. Окружное начальство, начиная с попечителей округа, во-первых, косилось на его недостаточно почтительное к себе отношение, а затем видело, что в гимназии дела шли из рук вон плохо, и искало первого случая, чтобы с ним развязаться.

Еще при мне до лета 1904 г. начались неприятные приезды ревизоров. Среди этих ревизоров был и кн. Д. П. Голицын-Муравлин.¹⁵⁸ Дошедший до пределов 'оскудения' автор 'У синя моря' 'изучал' тогда гимназии столиц и пригородов. На уроках его все возмущало: и немецкие фамилии учителей, и то, что историк и географ употребляют такие названия, как Лейпциг и Кенигсберг, а не наши родные Липецк и Кралеву гору. Я уже был к тому времени выбран на кафедру в Казань, и, б<ыть> м<ожет>, это давало мне смелость вышучивать открыто эти славянофильские юродства. Анненского моя смелость приводила в ужас: разве вы не думаете, что князь попадет в министры, спрашивал он меня. К счастью для русской школы, ей не пришлось испытать на себе управление этого шута горохового.

76

Анненский совсем потерял голову, заболел тяжелым страданием нервов на руке и, вероятно, опять-таки под влиянием жены и ее великосветских советниц, стал искать защиты. Он тщетно пытался найти ее в придворных кругах, думая найти защиту у всесильного в те годы дворцового коменданта генерала Гессе,¹⁵⁹ но попасть к нему ему не удавалось. Тогда же начальником лейб-конвоя был кн. Трубецкой,¹⁶⁰ вывезший из Франции, где воспитывался, жену-француженку, экстравагантные наряды и слишком разухабистые манеры которой обращали невольно на себя внимание всех, кто видал ее на Царскосельском вокзале, где в ожидании поезда собиралось чуть не ежедневно все общество. Анненскому пришла дикая мысль через знакомство с ней упрочить свое положение. Но для этого круга директор гимназии, даже сочинявший трагедии, был не многим выше любого лакея, и знакомство и с ней не наладилось.

Еще труднее было для него подыскать другую службу, о чем он просил, напр<имер>, П. В. Делярова, занимавшего видное место юрисконсула Министерства путей сообщения. Но с дипломом филолога дальше учебного ведомства хода не было, и здесь его место было одним из лучших. Как раз в то время умер престарелый директор Историко-филологического института К. Б. Кедров.¹⁶¹ Анненский возмечтал занять это место и расспрашивал меня, как питомца этого института, про тамошние порядки. Вместе с тем он просил академика Б. В. Латышева похлопотать за него, на что тот выразил живейшее согласие, но в итоге сам занял это место.¹⁶² Такой поворот очень огорчил Анненского, но я в душе вполне одобрял и министра Г. Э. Зенгера,¹⁶³ и самого Латышева, когда мне Анненский изливал свое негодование на него за это предательство. Но под управлением Латышева институт благополучно дожил до 1918 г., а Анненский несомненно своей неспособностью к управлению развалил бы его в полгода, да и со студентами он не сумел бы справиться <...>

1905 г. застал меня уже в Казани. Письма бывших сослуживцев подтвердили мне то, что я ожидал. Культура белоподкладничества ничего не спасла. Сынки камер-лакеев оказались застрельщиками в бурные дни, и перед самым октябрем 1905 г. во время общей молитвы царский портрет оказался облитым мочой милых мальчиков. После этого Анненскому пришлось расстаться с директорством и перейти на должность окружного инспектора Петербургского округа.¹⁶⁴ Его письма ко мне этих месяцев полны были Galgenhumor,* из-за блеска которого нетрудно было понять, как скверно у него на душе. Потеря казенной квартиры и сопряженных с ней благ сильно била его по карману, тем более ощутительно, что и последние крохи жениных капиталов растаяли в эти смутные годы. С этим при необходимости сжать свою жизнь старевшему поэту примириться было очень трудно, и едва ли этот ущерб покрывался тем успехом, какой ему в эти годы доставило и сотрудничество в 'Аполлоне', и приглашение читать лекции на Женских курсах,¹⁶⁵ куда его надо было привлечь гораздо раньше. Поднявшее в те годы реакции голову новое движение среди поэтов признало И. Ф. 'своим', и наконец-то на его долю стала выпадать та печатная хвала, которая нужна была его честолюбию. Но служба ради прозаического куска хлеба была, вероятно, с каждым годом все тяжелее, а при том курсе подтягивания, какое началось после прихода к власти Столыпина, И. Ф. на посту окружного инспектора оказался совсем неподходящим и получил чистую отставку. В день ее опубликования в 'Правительственном вестнике'¹⁶⁶ в декабре 1909 он скоропостижно скончался на Царскосельском вокзале Петербурга.

* Юмор висельника, мрачный юмор (нем.).

С ним ушел в могилу один из самых сложных людей, каких мне приходилось встречать. Я до сих пор глубоко чту его как одного из лучших русских классиков и образованнейших вообще людей, каких доводилось встречать в России. Его 'Царь Иксион', по-моему, одна из самых глубоких и поэтичных пьес русской драмы, и всегда, когда в кругу знатоков поэзии я ее читал, она и глубоко трогала слушателей, и восхищала их и красотой стиха и пластичностью образов. Но эти положительные стороны его личности невольно тускнели и отступали на задний план, когда приходилось сталкиваться с тем смешным и противным, что бросалось <в> глаза при непосредственном с ним общении, особенно на деловой почве <...>

А. Е. Аникин в своей статье Апофатический принцип в поэзии Анненского: к анализу псевдонима Никто - Ник. Т-о. PDF приводит ещё один фрагмент воспоминаний Б. В. Варнеке:

По утверждению Б. Варнеке, обращение к псевдониму Никто было вынужденным. Проф. Тименчик любезно предоставил автору следующее свидетельство из ранней версии воспоминаний Варнеке об Анненском:

'Собрался он напечатать первый сборник своих стихов и назвал их 'Тихие песни'. Раз застаю его в состоянии полного отчаяния. Оказывается, от него только что ушел окружной инспектор, являвшийся с предупреждением, чтобы он не вздумал переводы из какого-то там Верлена печатать под своей фамилией. Для директора гимназии это не к лицу и может вызвать серьезные неприятности. Пришлось печатать под псевдонимом, взятым напрокат у Одиссея, Ник. Т-о'.

вверх

П р и м е ч а н и я:

126

¹¹¹ Варнеке Борис Васильевич (1874-1944) - филолог-классик, историк театра, мемуарист. Родился в театральной семье. Окончил 1-ю Московскую гимназию. В 1898 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, где обучался у Ф. Ф. Зелинского. Со студенческих лет вплоть до 1902 г. выступал на любительской и профессиональной сцене, в летних труппах был помощником режиссера. Печатался с 1889 г. (научные публикации - с1896 г.); позже выступал как театральный критик в журнале "Театр и искусство" (1902-1903) и газетах. Преподавал древние языки в 5-й петербургской гимназии и в Николаевской царскосельской гимназии в пору директорства Анненского (с янв. 1902 по авг. 1904). Профессор классической филологии в Казанском университете (1904-1910), затем - профессор классической филологии в Новороссийском  университете (Одесса). В 1904-1910 гг. в Казани Варнеке редактировал еженедельную 'Казанскую земскую газету'. Постоянно выступал в прессе Москвы, Петербурга, Риги, Казани, Самары, Киева и Одессы со статьями и заметками по вопросам театра, литературы, библиографии, по научной и городской хронике. Главные его труды посвящены истории комедии и театра. Таковы обе диссертации его: "Очерки из истории древнеримского театра" (СПб., 1903) и "Наблюдения над древнеримской комедией. К истории типов" (Казань, 1905), а также "История русского театра, ч. I. XVII и XVIII века" (Казань, 1908) и часть II, XIX в. (ib., 1910) - наиболее известный труд Варнеке (2-е изд. - 1913, 3-е изд. - 'История русского театра XVII-XIX вв.', М. - Л., 1939). Труды Варнеке посвящены античному театру, они группируются вокруг тем собственно театра, античной драмы, ее персонажей и актеров ("Античный театр", Харьков, 1929; "История античного театра", М.-Л., 1940 2-е изд.: Одесса, 2003). Оставил воспоминания о Н. С. Лескове, Д. Н. Мамине-Сибиряке, П. П. Гнедиче, Д. Н. Овсянико-Куликовском, К. Д. Бальмонте, П. А. Стрепетовой и др. По своим эстетическим взглядам Варнеке - убеждённый сторонник реализма XIX в., отвергавший модернистские веяния в литературе и театре. Перечень трудов Варнеке до 1902 г. дан в "Памятной книжке с.-петербургского историко-филологического института" (СПб., 1902). См. также: Библиографический список научных трудов профессора Б. В. Варнеке. 1889-1924. XXXV. Одесса, 1925; М. П. Алексеев. Проф. Б. В. Варнеке. (К 35-летию его литературной и научной деятельности). Силуэты, Одесса, 1924. ? 5 (43), 3 декабря, с. 6-7.

Варнеке превосходит всех современников Анненского по количеству печатных отзывов о его произведениях. Ему принадлежат рецензии на трагедии 'Меланиппа-философ' (см. ниже, прим. 137) и 'Царь Иксион' (см. ниже, прим. 138), две рецензии на первый том 'Театра Еврипида' в переводе Анненского, оценивающие 'монументальный труд' переводчика и истолкователя древнегреческого трагика исключительно высоко (Журнал Министерства народного просвещения, новая серия, ч. IX, 1907, май, отд. II, с. 226-237; Гермес, 1907, ? 1, 1 октября, с. 8-11). Восхищение Анненским-драматургом и филологом-переводчиком не препятствовало характерной для Варнеке отрицательной оценке других сторон его деятельности; этот критический взгляд сказался даже в написанном им некрологе Анненского (Журнал Министерства народного просвещения, новая серия, ч. XXVI, 1910, март, отд. IV, с. 37-48; далее при цитировании указывается только номер страницы). Многие положения, сформулированные в некрологе, развиваются и в мемуарном очерке Варнеке об Анненском. Об отношениях Анненского и Варнеке можно судить по сохранившимся 10 письмам последнего (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, ед. хр. 304). В них Варнеке постоянно касается произведений Анненского, прежде всего его драм и переводов Еврипида. В письме от 10 мая 1909 г. он высказал свой взгляд на 'Вторую книгу отражений': 'Много ли искалеченных навеки Скабичевским и К. К. Арсеньевым, Н. Котляревским поймут и захотят понять Вас? Еще больнее мне было прочитать, что для Вас мысли об искусстве = жизнь. Написать это мог только человек, задавленный личным неукладом жизни и, что хуже, ставший пессимистом <:> У Вас в книге звучит какой-то отход от житейской стороны, и мне до слез больно было это встретить'. В ответном письме Анненский определенно отстаивал свою эстетическую позицию перед декларированными Варнеке 'оптимизмом' и апологией 'радости жизни', что можно понять из письма к нему Варнеке от 24 мая 1909 г.: 'Наш спор принял такую интересную форму, что частные письма для них узки. Стоило бы написать на эту тему нам с Вами по статье. Теперь Вы определенно стали под знамя теории об иллюзорности жизни, а в статье о Гамлете просто рыдания пессимиста, ненароком вырвавшегося из долго запираемой двери'. Из писем Варнеке выясняется, что Анненский предполагал написать статью по поводу труда Варнеке 'Новые комедии Менандра' (Казань, 1909), содержавшего анализ и перевод найденных в начале XX в. фрагментов произведений Менандра. 24 мая 1909 г. Варнеке писал Анненскому: 'Неужели на мою долю выпадет счастье прочесть Вашу статью о моем Менандре?'; в письме от 13 ноября он вновь затрагивал этот вопрос: 'Что с Вами? От Вас ни слуха, ни духа. В каждом No "Гермеса' ждал я Вашей статьи о Менандре <:>, но ее все нет'. Подготовить для журнала 'Гермес' статью по поводу работы Варнеке Анненский не успел, видимо в связи с переключением основных своих интересов на организовавшийся в эти месяцы журнал 'Аполлон'.

Очерк 'И. Ф. Анненский' - отдельная глава из литературных воспоминаний Б. В. Варнеке, написанных в конце 1920-х годов (остальные главы посвящены общению с К. Д. Бальмонтом, И. А. Буниным, Д. Н. Овсянико-Куликовским и другими литераторами). Рукопись воспоминаний Б. В. Вар-

127

неке находится в собрании академика М. П. Алексеева.
<Уточнение И. В. Тункиной: Воспоминания Б.В. Варнеке хранятся в собрании академика М.П. Алексеева в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург) и в Центральном театральном музее (Москва).>

Текст воспоминаний Варнеке об Анненском печатается с сокращениями. Опущены места, не имеющие прямого отношения к Анненскому, а также особенно пристрастные характеристики его личности, не подкрепленные убедительной фактической аргументацией.

¹¹² Общество классической филологии и педагогики в Петербурге, основанное в 1874 г. См. о нем: А. Малеин. К истории классической филологии в России. Краткий очерк деятельности Общества классической филологии и педагогики за первое двадцатипятилетие его существования. - Филологическое обозрение, т. XVII, 1899, ? 1, с. 53-78.

¹¹³ Де Морни Шарль Огюст, герцог (1811-1865) - французский политический деятель времен Второй империи.

¹¹⁴ Этот перевод Анненского под заглавием 'Ифигения - жертва. Античная трагедия' был опубликован в 'Журнале Министерства народного просвещения' (ч. 316, 1898, ? 3, отд. V, с. 97-147; ? 4, отд. V, с. 1-27).

¹¹⁵ Озаровский Юрий (Георгий) Эрастович (1869-1924) - артист и режиссер Александринского театра (1892-1915), театровед.

¹¹⁶ Ср. сообщение о спектакле: '16 марта в зале Павловой состоится 6-ое открытое собрание кружка любителей художественного чтения. Будет исполнена в 1 раз на русской сцене "Ифигения-жертва", трагедия Еврипида в переводе Ин. Ф. Анненского. Главные роли распределены между Д. М. Мусиной, В. В. Котляревской-Пушкаревой и А. И. Аркадьевым. Режиссирует спектаклем Ю. Э. Озаровский <. Билеты можно получать в правлении кружка (Лештуков, 1, кв. 6) ежедневно от 2 до 4.>' (Театр и искусство, 1900, ? 11. 12 марта, с. 227 Источник В этом номере журнала обращают внимание рисунки С. Панова, выпускника 8-й гимназии 1896 г., ученика Анненского и участника школьной постановки трагедии "Рес"). Впоследствии Варнеке (в рецензии на трагедию Анненского 'Меланиппа-философ') писал об этом спектакле: 'Заслуги И. Ф. Анненского <...> особенно ясно обнаружились в незабвенный для всех друзей театра день <...>, когда Петербургский кружок любителей художественного чтения поставил "Ифигению - жертву" в переводе И. Ф. Анненского. Стоило со сцены раздаться словам самого Еврипида, впервые заговорившего с русской публикой в достойной передаче, и сейчас же и публика и актеры забыли про скудость постановки' (Филологическое обозрение, т. XX, 1901, кн. 2, отд. II с. 89).

¹¹⁷ Пушкарева-Котляревская Вера Васильевна (ум. в 1942 г.) - артистка Александринского театра. Котляревский Нестор Александрович (1863-1925) - историк русской литературы, профессор, с 1909 г. - академик. 3 марта 1900 г. В. В. Пушкарева-Котляревская сообщала сестре, М. В. Байкиной: 'С поста начались репетиции Ифигении <...> Для последней придется создавать костюмы еще, что дорого и хлопотно'. 19 марта она писала ей же: 'Ифигения, т. е. Клитемнестра, сошла недурно, но без вдохновения, вообще одобряют, но я знаю, что могло бы лучше' (ИРЛИ, ф. 135, ед. хр. 829). Ср. газетное сообщение: '<...> была поставлена <...> трехактная трагедия Эврипида "Ифигения - жертва", с г-жой Д. М. Мусиной в заглавной роли, которая и передала ее трогательно, поэтично и с должным подъемом чувства <...> Главнейшими партнерами г-жи Мусиной были г. Аркадьев - весьма выдержанный, полный царственной сановитости Агамемнон и В. В. Пушкарева-Котляревская, изобразившая с присущим этой артистке темпераментом царицу Клитемнестру. Из остальных исполнителей отметим г-жу Горскую, Полянскую и Ракитину, говоривших от лица хора и красиво читавших стихи Эврипида - в талантливом переводе г. Анненского. В общем спектакль прошел с большим внешним успехом' (С.-Петербургские ведомости, 1900, 18 марта, ? 76, с. 3).

¹¹⁸ Ср. суждения Варнеке в некрологе Анненского: '<...> очень характерная подробность, что драматург И. Ф. Анненский и переводчик величайшего из античных мастеров театра, театра не любил, годами в нем не показывался и пьесы любил читать, но не смотреть' (с. 44).

¹¹⁹ Ср. описание А. А. Мухиным кабинета Анненского при чтении им переводов из Еврипида. В. С. Срезневская свидетельствует в своих воспоминаниях <далее цитата>.

¹²⁰ Ламанский Владимир Иванович (1833-1914) - историк, филолог, этнограф и общественный деятель; славянофил, один из представителей консервативного направления в славяноведении, разделявший, однако, некоторые взгляды политического либерализма (см.: Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М., 1979, с. 214-217); в годы учения Анненского в Петербургском университете (1875-1879) - экстраординарный и ординарный профессор по кафедре славянской филологии. Сохранилась дарительная надпись Анненского на его переводе 'Вакханки, трагедия Эврипида' (СПб., 1894): 'Владимиру Ивановичу Ламанскому в знак глубочайшего уважения от его признательного ученика (вып. 1879 г.), написавшего эту книгу. 6 января 1895 г.' (ГПБ, ф. 24, ед. хр. 7). Одну из первых своих статей - 'Из наблюдений над языком и поэзией русского Севера' - Анненский опубликовал в 'Сборнике в честь В. И. Ламанского' (СПб., 1883, с. 196-211). Варнеке свидетельствует в некрологе об Анненском (с. 38), что тот предполагал вернуться к изучению народных песен в последние годы жизни. См. также статью Н. Ястребова в электронном Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Эфрона.

¹²¹ Минаев Иван Павлович (1840-1890) - профессор Петербургского университета, крупный исследователь буддизма. См. о нем очерк С. Булича в кн.: Биографический словарь профессоров и преподавателей имп. С.-Петербургского университета.,., т. II. СПб., 1898, с. 49-55. В некрологе Анненского Варнеке писал: 'На университетской скамье он работал под руководством профессоров Минаева и Ламанского. О первом из них он постоянно отзывался с особым благоговением, не переставая до последних дней интересоваться успехами науки об языке' (с. 37-38). См. также статью С. Булича в электронном Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Эфрона.

¹²² Членом Ученого комитета Министерства народного просвещения Анненский был с 1898 г. до дня своей смерти.

¹²³ Имеются в виду статьи Анненского 'О формах фантастического у Гоголя' (РШ, 1890, ? 10, с. 93-104), 'Об эстетическом отношении Лермонтова к природе' (там же, 1891 ? 12, с. 73-83) и 'Художественный идеализм Гоголя' (там же, 1902, ? 2, с. 114-125). См.: КО, с. 207-225, 242-251. 'Русская школа' - ежемесячный педагогический журнал (1890-1917), издававшийся Яковом Григорьевичем Гуревичем (1843-1906) - педагогом, директором Гимназии и реального училища Гуревича.

¹²⁴ Имеются в виду статьи 'Горькая судьбина' и 'Драма на дне', входящие в раздел 'Три социальных драмы' (КО 1, с. 77-111, 127-146). С ними Варнеке был знаком еще до выхода в свет 'Книги отражений'; вероятно, Анненский показывал их Варнеке в пору их совместной службы в Царскосельской гимназии (1902-1904). По получении 'Книги отражений' Варнеке писал Анненскому из Казани в недатированном письме (март 1906 г.): 'Вдруг вчера получаю Вашу книгу, которая меня чрезвычайно обрадовала. Я долго ждал ее появления, запомнив прекрасно Ваши статьи о драмах. Как помните, особенно восхитила меня статья о "Горькой судьбине". Мне, всю жизнь восстававшему против нелепостей публицистической критики, было особенно приятно увидать книгу, выводящую Вашу критику на простор настоящей европейской художественной критики. Особенно важно и необходимо распространять ее среди нашей глубоко невежественной молодежи, и поэтому я особенно искренно благодарю Вас за присылку ее и в библиотеку ф<акульте>та' (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 304). В некрологе Анненского Варнеке отмечал: '<...> замечания И. Ф. Анненского о Горькой судьбине Писемского, на мой взгляд, пожалуй, лучшее из всего, что писано про эту пьесу' (с. 44). Непонятно тогда то пренебрежение и язвительность по отношению к "книжечкам" Анненского и их содержанию, не скрываемое в воспоминаниях Б. В. Варнеке.

¹²⁵ Подразумевается статья 'Бальмонт - лирик' (КО 1, с. 171-213).

¹²⁶ Ликофрон (IV-III вв. до н. э.) - греческий поэт и грамматик александрийской школы. Статья Анненского о нем - 'Из наблюдений над языком Ликофрона (О начальном звукоподобии)' (в кн.: Commentationes philologiсае. (Сб. статей в честь Ивана Васильевича Помяловского <...> от учеников и слушателей). СПб., 1897, с. 55-80). 'Манера разбора' Анненским лирики Бальмонта, которая "напоминает разборы латинских и греческих писателей", вызвала обвинения в "кропотливости, сухости, формализме' у А. Г. Фомина (см. его рецензию на 'Книгу отражений' - Исторический вестник, 1906, ? 11, с. 690-691). О внутренней связи между статьями о Бальмонте и Ликофроне Варнеке говорит и в некрологе об Анненском (с. 44).

¹²⁷ 'Тихие песни' (СПб., 1904) включали сборник стихотворных переводов 'Парнасцы и проклятые'. Псевдоним Ник. Т-о (Никто) был составлен из отдельных букв имени поэта; кроме того, Никто - имя, которым Одиссей назвался Полифему (Одиссея, IX, 366-367). Ср. строфу из неизданного стихотворения Вс. А. Рождественского 'Надпись на "Тихих песнях". (Тень Ин. Анненского)' <на момент размещения в собрании уже изданного>. См. фрагмент варианта воспоминаний выше, после основного текста.

¹²⁸ Имеется в виду статья Н. К. Михайловского 'Литература и жизнь' (Русская мысль, 1893. ? 4, отд. II, с. 176-208), анализирующая французских символистов и вообще 'новые течения' в литературе и попутно затрагивающая книгу 'Вырождение' немецкого писателя Макса Нордау (1819-1923), в которой дана уничтожающая характеристика новейшего 'декадентского' искусства (о нём см. в статье Анненского "Что такое поэзия?").

¹²⁹ Елпатьевский Сергей Яковлевич (1854-1933) - писатель народнического направления и врач, познакомился с Н. Ф. Анненским, когда тот стоял во главе земской статистики Нижегородского губернского земства. См.: С. Я. Елпатьевский. Воспоминания за 50 лет. Л., 'Прибой', 1929, с. 222-228.

¹³⁰ Анненская Надежда (Дина) Валентиновна (1841-1917; урожд. Сливицкая, в первом браке Хмара-Барщевская) - жена Анненского (с 23 сентября 1879 г.).

¹³¹ Разница в возрасте между супругами была 14 лет. Более достоверные и подробные сведения о женитьбе Анненского см. в мемуарах Т. А. Богданович, а также: ЛМ, с. 224-225. Даваемой Варнеке негативной характеристике Н. В. Анненской противоречит ее образ в воспоминаниях В. С. Срезневской <далее цитата>. Напротив, О. С. Бегичева отмечает <далее цитата>.

¹³² Имение Сливицкое близ города Белого Смоленской губернии.

¹³³ Необходимо отметить, что семья, из которой происходила Н. В. Анненская, не была чужда литературных и культурных интересов. Так, В. Кривич отмечал в очерке 'Над выцветшими страницами', в котором описаны 4 альбома из семейного архива, о своей бабке А. В. Сливицкой: 'А. А. Фет в доме бабки, когда она жила на юге, был принят дружески и даже мою мать - тогда 6-7-летнюю девочку, - как она рассказывала, учил... чистописанию' (ЦГАЛИ, ф. 5, од. 1, ед. хр. 37, л. 15). В альбом А. В. Сливицкой Фет вписал, согласно свидетельству Кривича, экспромт 'Пусть критика и злобна, и зубаста!..' (1848?); сохранился отдельный лист с автографом этого стихотворения (см.: А. А. Фет. Полное собрание стихотворений. (Библиотека поэта, большая серия). Л., 1959, с. 509, 811).

¹³⁴ Великий князь Владимир Александрович (1847-1909) - главнокомандующий гвардией и войсками Петербургского военного округа. Об обстоятельствах вступления Анненского на пост директора Царскосельской гимназии см. в мемуарах В. Кривича.

¹³⁵ Варнеке неточен: Анненский не имел никаких отношений с капиталистом Михаилом Константиновичем Ушковым; о субсидиях для 'Аполлона' (издававшегося с осени 1909 г.) с Ушковым договаривался редактор журнала С. К. Маковский. Деньги для журнала предоставила также мать Маковского Ю. П. Маковская (см. письма С. К. Маковского к ней от 17 и 24 июля 1909 г. и от 4 марта 1910 г. - ИРЛИ, ф. 230, ед. хр. 616).

¹³⁶ См.: Вакханки, трагедия Эврипида. Стихотворный перевод с соблюдением метров подлинника, в сопровождении греческого текста и три экскурса для освещения трагедии, со стороны литературной, мифологической и психологической. СПб., 1894. Варнеке писал об этом издании в рецензии на трагедию Анненского 'Меланиппа-философ': 'В 1894 г. И. Ф. Анненский издал книгу, которой было суждено стать краеугольным камнем того величественного и знаменательного для истории русского театра здания, при завершении которого мы теперь присутствуем <...> Каждая строка перевода И. Ф. Анненского изобличает в нем не механического версификатора, а цельного поэта, который тонко чувствует музыку стиха и свободно, смелой и твердой рукой находит на своей палитре краски для создания выпуклых, ярких образов' (Филологическое обозрение, т. XX, 1901, кн. 2, отд. II, с. 88).

¹³⁷ Меланиппа-философ. Трагедия Иннокентия Анненского. СПб., 1901. На титульном листе помета: 'Посвящается Борису Васильевичу Варнеке'. Варнеке ознакомился с трагедией еще в рукописи и всячески старался содействовать ее напечатанию и постановке. В недатированном письме к Анненскому он писал о 'Меланиппе': 'Я перечитываю решительно все новинки русского репертуара и положительно могу сказать, что не знаю ни одной трагедии, которая могла бы конкурировать с Вашей по изяществу художественных концепций, богатству образов и гармонии стиха. Уже вчера говорил я Вам, как заманчива в ней каждая роль для всякого серьезного артиста. В вагоне мне пришло в голову, что заглавную роль могла бы сыграть сносно, а и этого уже очень много, А. А. Лебедева, которую Вы, вероятно, помните <...> Она так уважает Ваш талант, что, конечно, не откажется от чести стать "Меланиппой-философом"'. Предлагая напечатать пьесу в журнале 'Театр и искусство' и собираясь связаться по этому поводу с его редактором А. Р. Кугелем, Варнеке далее писал: 'Вообще же, напеча<та>ете Вы здесь эту пьесу или нет, я со своей стороны приложу все усилия и использую все свои театральные знакомства для того, чтобы в списке классических русских пьес была и Ваша "Меланиппа"' (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 304). В другом письме (от середины декабря 1901 г.) Варнеке сообщал Анненскому: 'О "Меланиппе" в 342 ? "Московских ведомостей" (от 12 дек<абря>) появи<лся> целый фельетон, написанный одним из учеников Фад<дея> Франц<евича> <...> Волынский готовит о Вас большой фельетон <...> Один экземпляр я дал m-lle Венгеровой, и она тоже обещала писать' (там же; упоминается рецензия о 'Меланиппе' П. Соколова, ученика Ф. Ф. Зелинского; статья А. Л. Волынского и 3. А. Венгеровой о пьесе Анненского в печати не появились). Высокой оценке трагедии Варнеке остался верен и в печатных отзывах о ней. В пространной рецензии PDF 2,8 MB, напечатанной в журнале 'Филологическое обозрение' (т. XX, 1901, кн. 2, отд. II, с. 86-109; подпись: - р -.), он подчеркнул заслуги Анненского в исследовании и переводе античной драмы, подробно изложил миф о Меланиппе в связи с трагедией Анненского и в сравнении с сохранившимися фрагментами трагедии Еврипида на этот сюжет и пришел к выводу: 'Пьеса И. Ф. Анненского, написанная в строго выдержанном античном стиле, является в русском репертуаре первой на античный сюжет трагедией, где поэтические красоты счастливо соединены с верностью красок и стильностью образов. Она вышла непосредственно из мира чисто классических идей, и ее формы не являются чем-нибудь случайным и внешним, а, наоборот, представляют собою самую удачную оболочку для выбранной автором фабулы' (с. 109). В другой статье о пьесе Анненского - 'Оригинальная трагедия' PDF (Театр и искусство, 1902, ? 2, 6 января, с. 26-28) - Варнеке отмечал: 'Было бы любопытно посмотреть ее на сцене. Она сценична не менее "Царя Эдипа", и, быть может, какая-нибудь из актрис, обладающих даром трагического пафоса и трагической пластики, увлечется ролью Меланиппы, - ролью, единственною в таком репертуаре' (с. 28).

¹³⁸ И. Ф. Анненский. Царь Иксион. Трагедия в пяти действиях с музыкальными антрактами. СПб., 1902. Варнеке хлопотал о скорейшем прохождении этой пьесы через цензуру; в середине декабря 1901 г. он писал Анненскому: 'Прошения относительно "Иксиона" никому и никакого Вам писать не надо, так как сегодня я лично отвез к цензору переписанный экземпляр и очень просил пропустить пьесу до праздников' (ЦГАЛИ, ф. 6. оп. 1, ед. хр. 304). В рецензии на 'Царя Иксиона' (Филологическое обозрение, т. XXI, 1902, кн. 1 и 2, отд. II, с. 33-49; подпись: _р_.) Варнеке отмечал, что 'чуть ли не главное достоинство' трагедии 'состоит в удивительной яркости образов н невиданном сочетании красок. Чуть ли не каждый ее стих заключает в себе драгоценную картину' (с. 45). При этом он подчеркивал связь философской стороны пьесы с 'теми мыслями и рассуждениями, которые переживает современное человечество': '<...> автор "Иксиона" является не рабским подражателем Еврипида <...>, а совершенно свободным продолжателем его творчества, воплощающим результаты своей духовной жизни в тех формах и чрез те символы, которые стали близкими его душе во время многолетних и упорных трудов над трагедиями Еврипида <.. .>' (с. 48, 49). Попытки поставить 'Царя Иксиона' на сцене, в которых участвовал Варнеке, не увенчались успехом. В некрологе Анненского Варнеке вспоминал, что 'Царя Иксиона' 'чуть было не поставили на сцене одного частного театра зимой 1903 года. Но самолюбивый и привыкший ходить только по прямым путям поэт нe пожелал сделать нескольких отходных шагов, и этого было достаточно, чтобы его красивая и очень благородная пьеса так и не озарилась светом рампы' (с. 42). Безусловно Варнеке принадлежит и рецензия на 'Меланиппу-философа' и 'Царя Иксиона' в 'С.-Петербургских ведомостях' (1902, 5 июня, ? 150; подпись; N.); в ней высказаны сходные мысли о трагедиях Анненского, упомянута постановка 'Ифигении-жертвы', дана высокая оценка Анненского-драматурга: 'Автор является поэтом даже в ремарках, которые представляют великолепные картины, являются художественными описаниями и читаются иной раз как заколдованный рассказ'.

¹³⁹ Премьера 'вакхической драмы' Анненского 'Фамира-кифарэд' (1906) (М., изд. В. П. Португалова, 1913) в Московском Камерном театре состоялась 2 ноября 1916 г. (постановка А. Я. Таирова, художник А. А. Экстер, музыка Анри Фортера). См.: А. Я. Таиров. Записки режиссера. Статьи. Беседы. Речи. Письма. М., 1970, с. 510.

¹⁴⁰ Рейнхардт Макс (1873-1943) - немецкий театральный режиссер, один из крупнейших мастеров европейского театра начала XX в.

¹⁴¹ О чтениях Анненского О. С. Бегичева отмечает <далее цитата>.

¹⁴² Богданович Ангел Иванович (1860-1907).

¹⁴³ Батюшков Федор Дмитриевич (1857-1920) - историк западноевропейской и русской литературы, критик и литературно-общественный деятель; в 1902-1906 гг. - редактор 'Мира Божьего'. См. подробнее комментарий к очерку Ф. Д. Батюшкова "Одна из встреч с Н. Ф. Анненским".

¹⁴⁴ Шаликов Петр Иванович, князь (1767 или 1768-1852) - поэт-сентименталист; представлял постоянную мишень для насмешек из-за своей наигранной чувствительности и 'вдохновенности'.

¹⁴⁵ См.: Финикиянки, трагедия Еврипида. - Мир Божий, 1898, ? 4, с. 1-72; Античная трагедия (публичная лекция). - Там же, 1902, ? 11, с. 1-42. Оценку этой лекции Варнеке дает в некрологе Анненского (с. 40-41). В 'Мире Божьем', кроме того, был помещен выполненный Анненским перевод рассказа Вилье де Лиль-Адана 'Нетерпение толпы' (1902, ? 5, с. 219-224; подпись: И. А.).

¹⁴⁶ Митрофанов Павел Павлович (1873-1917). См. о нем подробнее: Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь, с. 241.

¹⁴⁷ Корш Федор Евгеньевич (1843-1915) - филолог-классик, востоковед. См. о нем: Н. К. Дмитриев. Ф. Е. Корш. М., 1962.

¹⁴⁸ Кулаковский Юлиан Андреевич (1855-1919) - филолог-классик и византинист, археолог. Сохранились два его письма к Анненскому - 1894 г. (о 'Вакханках' в переводе Анненского) и 1903 г. (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 337).
Кроме того, Кулаковский оставил характеристику Анненского в письме 1894 г., см. справочный очерк В. П. Смышляевой.

¹⁴⁹ Деларов (Деляров) Павел Викторович (1861-1913) - коллекционер; служил вместе с В. Анненским-Кривичем в Министерстве путей сообщения. Ср. свидетельство М. В. Добужинского: '<...> в нашем Отделе по отчуждению имуществ, во главе Юрисконсульской части стоял Деларов, известный в Петербурге коллекционер и большой знаток искусства' (М. В. Добужинский. Воспоминания, т. I. Нью-Йорк, 1976, с. 281). См. также: Вл. Боцяновский. Коллекция Деларова. Солнце России, 1913, ? 37, с. 11-12; А. Бенуа. Мои воспоминания, кн. IV, V. М, 1980, с. 323-326. И. Ф. Анненский опубликовал рецензию PDF на кн.: Картинная галерея императорского Эрмитажа с объяснительным текстом П. В. Деларова. Изд. т-ва М. О. Вольф. СПб. - М., [б. г.] (Журнал Министерства народного просвещения, ч. CCCLVIII, 1905, апрель, отд. III, с. 216-217).

¹⁵⁰ Сын историка русской литературы и библиографа Семена Афанасьевича Венгерова (1855-1920) Всеволод Венгеров (1887-1944) закончил Николаевскую царскосельскую гимназию в 1905 г. с золотой медалью; впоследствии - юрист.

¹⁵¹ Варшавский Леон Абрамович - директор правления Царскосельской железной дороги, банкир. Его сын Игнатий Варшавский окончил в 1900 г. Николаевскую царскосельскую гимназию с золотой медалью. И. Л. Варшавский, как и В. И. Анненский-Кривич и другой выпускник Царскосельской гимназии Б. О. Мейер, участвовал стихами в 'Литературно-художественном сборнике' Петербургского университета (СПб., 1903), в котором дебютировал и Л. Блок. См. об этом ресурс К. Финкельштейна Царскосельская Императорская Николаевская гимназия.

¹⁵² Имеется в виду гувернер юного Ивана Лаврецкого - француз Courtin de Vaucelles ('Дворянское гнездо', гл. VIII), которого княгиня Кубенская называла 'fine fleur (цвет) эмиграции'; Кубенская 'чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финьфлера; перевела на его имя все свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй а lа Richelieu <...> умерла на шелковом кривом диванчике времен Лудовика XV <...>' (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т., Соч. в 15-ти т., т. 7. М. - Л., 1904, с, 150).

¹⁵³ Варнеке преподавал в Николаевской царскосельской гимназии с 11 января 1902 до 21 августа 1904 г.

¹⁵⁴ Козьмин Леонид Егорович - эконом Николаевской царскосельской гимназии с 1891 по 1906 г.

¹⁵⁵ Александров Борис Николаевич - преподаватель древних языков в Николаевской царскосельской гимназии с 1892 г.

¹⁵⁶ Критическая позиция Варнеке по отношению к деятельности Анненского-педагога, расходящаяся с воззрениями большинства других мемуаристов, обнаруживает аналогию только с точкой зрения поэта Д. Кленовского (Д. Крачковского), высказанной в очерке 'Поэты царскосельской гимназии' <...> (Новый журнал, кн. 59, Нью-Йорк, 1952, с. 133).

¹⁵⁷ Сходную мысль Варнеке выразил и в некрологе Анненского: 'Искренно хотел он быть настоящим педагогом, по-настоящему вести свою школу, но духовная пропасть, лежавшая между ним и его сотрудниками-учителями, учениками и их родителями, создавала большие неудобства для обеих сторон' (с. 47-48).

¹⁵⁸ Голицын Дмитрий Петрович, князь (псевдонимы Д. Муравлин, Д. Чертков; 1860-1928) - писатель; в своей общественной деятельности - воинствующий националист, возглавлял 'Русское собрание'.

¹⁵⁹ Гессе Петр Павлович (ум. в 1905 г.) - генерал-адьютант.

¹⁶⁰ Трубецкой Георгий Иванович, князь - генерал-майор императорской свиты.

¹⁶¹ Кедров Константин Васильевич (1827-1903) - педагог-классик, директор С.-Петербургского историко-филологического института в 1872-1903 гг.

¹⁶² Латышев Василий Васильевич (1855-1921) - филолог-классик, эпиграфист и историк. Назначен по избрании министра Г. Э. Зенгера на должность директора Историко-филологического института 29 августа 1903 г. См. о нем: Материалы для биографического словаря действительных членов имп. Академии наук, ч. I. Пгр., 1915, с. 413-430.

¹⁶³ Зенгер Григорий Эдуардович (1853-1919) - филолог-классик, член-корреспондент Академии наук (с 1907 г.). министр народного просвещения (с 11 апреля 1902 по 10 апреля 1904 г.).

¹⁶⁴ На должность инспектора С.-Петербургского учебного округа Анненский был назначен 5 января 1906 г. Это назначение планировалось в сентябре - декабре 1905 г. (КО, с. 671). Трудно указать непосредственную причину ухода Анненского с поста директора гимназии. Вс. А. Рождественский, например, со слов педагога Царскосельской гимназии В. И. Орлова указывает, что это было 'прямой служебной карой' за попытки отстоять 'крамольное юношество' перед министром народного просвещения (Всеволод Рождественский. Страницы жизни. Из литературных воспоминаний. М. - Л., 1962, с. 100). После отставки Анненского к нему обратилась (9 апреля 1906 г.) группа родителей его бывших учащихся с адресом (за более чем 118 подписями), выражавшим благодарность и сожаления о 'неожиданном уходе': 'В ответ на прочитанный адрес И. Ф. произнес речь, в которой главную роль в предстоящем обновлении нашей средней школы приписал освободительному движению. Последнее получит свое завершение в имеющей на днях собраться Государственной Думе, созыву которой, по словам Анненского, должны одинаково радоваться и "победители" и "побежденные" <...>' (Царскосельская речь, 1906, 22 апреля, ? 1). 'Защитником и заступником' служащих гимназии Анненский обрисован в сатирической заметке 'Служителя и Мор', направленной против сменившего его на посту директора Я. Г. Мора (там же, 1906, 7 июля, ? 12). В то же время в кругах революционно настроенной молодежи Анненского не считали 'своим'. В хроникальном отчете о событиях в Царском Селе после обнародования манифеста 17 октября сообщалось: 'Революционное брожение проникло и в местные школы. На речь директора, прославлявшего конституцию, ученики смело ответили, что конституция дана не самодержавием, а вырвана у него непреклонной волею революции <...> Когда директор Анненский, на основании постановления совета, приказал приступить к занятиям, ученики ответили дружной "Марсельезой" и стали выходить из гимназии' (Голос средне-учебных заведений, 1906, 29 января, ? 2, с. 19-20). Сходные с этой корреспонденцией свидетельства содержатся в мемуарных записях Н. Н. Пунина.

¹⁶⁵ На Высших женских историко-литературных курсах Н. П. Раева в Петербурге Анненский в 1908-1909 гг. читал лекции по истории древнегреческой литературы.

¹⁶⁶ Прошение об освобождении от должности инспектора С.-Петербургского учебного округа Анненский подал 26 октября 1909 г.; удовлетворено оно было 20 ноября (КО, с. 672), На следующий день после смерти Анненского было опубликовано сообщение: 'Увольняются от службы: согласно прошению окружной инспектор С.-Петербургского учебного округа, действительный статский советник Анненский, с 1-го ноября, с мундиром, означенной должности присвоенным <...>' (Правительственный вестник, 1909, 1 декабря, ? 256, с. 1).

вверх

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2023
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com