Сокращения

Обновление: 25.03.2024

<Рассказы М. А. Волошина>

страница темы "Анненский и Волошин"

Рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском
История Черубины фрагменты

Рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском
(27 марта 1924 г.; записан Л. В. Горнунгом и Д. С. Усовым)⁹⁶

Источник текста: публикация А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика в ПК, с. 69-71; 123-126. Лев Владимирович Горнунг (1902-1993) - поэт, литератор и литературовед. Приятель Д. С. Усова. См. в собрании фрагмент его воспоминаний об А. А. Ахматовой и выдержки из переписки с П. Н. Лукницким. Дмитрий Сергеевич Усов (1896-1943) - персональная страница. 'В 1924 году вместе с поэтом А. А. Смирновым-Альвингом Горнунг участвует в создании общества 'Кифара', объединявшего поэтов и философов, изучавших творчество Иннокентия Анненского. На одном из первых заседаний общества с воспоминаниями об Анненском выступил М. А. Волошин. Эти устные воспоминания, записанные Горнунгом и Д. С. Усовым, опубликованы в подборке 'Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях' (источник текста, ниже).' К. М. Поливанов. [вступ.] / Л. В. Горнунг. Неизвестный портрет Н. С. Гумилева. Из воспоминаний // Панорама искусств. [Сб. статей и публикаций] Вып. 11. М.: Советский художник, 1988. С. 182.

69

Я познакомился с Иннокентием Федоровичем очень поздно - в год его смерти, позднею весною.⁹⁷

Когда я вспоминаю теперь его фигуру - у меня всегда возникает чувство какой-то обиды; вспоминаются слова Бальзака: 'La gloire c'est le soleil des morts, nous mourrons tous inconnus'*⁹⁸

* Слава - солнце мертвых, все мы умираем неизвестными (франц.).

Как раз в 1909 г. возник вопрос об основании журнала 'Аполлон', в котором и я также участвовал с первого года его издания, хотя и не любил этого журнала. Видеть же Иннокентия Федоровича в редакции 'Аполлона' было тем более обидно и несправедливо, в особенности для последнего года его жизни. Это было какое-то полупризнание. Ему больше подобало уйти из жизни совсем непризнанным.

Приглашение Иннокентия Федоровича состоялось таким образом. Вставал вопрос - кого можно противопоставить Вячеславу Иванову и А. А. Волынскому в качестве теоретика аполлинизма? Тут вспомнили об Анненском.⁹⁹ Ни я, ни С. К. Маковский не имели об Анненском ясного представления. О нем тогда часто

70

говорили Н. С. Гумилев и А. А. Кондратьев - его ученики по царскосельской гимназии.¹⁰⁰ Но Гумилев был в то время начинающим поэтом, и его слова не могли иметь того авторитета, какой они имели впоследствии.

Сопровождать С. К. Маковского в Царское Село для приглашения Иннокентия Федоровича пришлось как раз мне. Как сейчас помню царскосельский адрес Иннокентия Федоровича: Захаржевская, дом Панпушко, ? 6. Нас провели в высокую комнату, заставленную книжными шкафами с гипсами на них; среди этих гипсов был большой бюст Еврипида. Несколько чопорная мебель, чопорный хозяин... Помню его поджатый, образующий складки подбородок... В Иннокентии Федоровиче чувствовалась большая петербургская солидность.

Оказалось, что я многое знал об Анненском со стороны его различных литературных выступлений. В моем сознании соединилось много 'Анненских', которых я раньше не соединял в одном лице. Тут был и участник странного журнала 'Белый Камень' (редактировавшегося Анатолием Бурнакиным)¹⁰¹ и других журналов того времени. А мы ехали к нему только как к переводчику Еврипида! Все соединялось в этом чопорном человеке, в котором чувствовался чиновник Министерства народного просвещения. До чего было в нем все раздергано на разные лоскуты.¹⁰²

Очень запомнилось первое чтение стихов. Я слышал их в первый раз; я не знал, что автор 'Тихих песен' - он же. Выслушав нашу просьбу - прочесть стихи, Иннокентий Федорович прежде всего обратился к Валентину Иннокентиевичу и велел ему принести кипарисовый ларец. 'Кипарисовый ларец', как теперь все знают, действительно существует - это шкатулка, в которой Анненский хранил свои рукописи. Иннокентий Федорович достал большие листы бумаги, на которых были написаны его стихи. Затем он торжественно, очень чопорно поднялся с места (стихи он всегда читал стоя). При такой позе надо было бы читать скандируя и нараспев. Но манера чтения стихов оказалась неожиданно жизненной и реалистической. Иннокентий Федорович не пел стихи и не скандировал их. Он читал их очень логично, делая логические остановки даже иногда посередине строки, но делал иногда и неожиданные ударения (например, как-то по-особенному тянул союз 'и'). Голос у Иннокентия Федоровича был густой и не очень гибкий, но громкий и всегда торжественный. При чтении сохранялась полная неподвижность шеи и всего стана. Чтение Иннокентия Федоровича приближалось к типу актерского чтения. Манера чтения была старинная и очень субъективная (говорил Иннокентий Федорович всегда как бы от своего имени); вместе с тем его чтение воспринималось в порядке игры, но не в порядке отрешенного чтения, как у Блока. Чтение сохраняло бытовой характер; Иннокентий Федорович, например, всегда звукоподражал там, где это было нужно (крики торговцев в стихотворении 'Шарики детские'). Окончив стихотворение, Иннокентий Федорович всякий раз выпускал листы из рук на воздух (не ронял, а именно выпускал), и они падали на пол у его ног, образуя целую кучу.¹⁰³

71

В стихах И. Ф. Анненского чувствовалась интимность в соединении со строгою классикой и с salto mortale a la Лафорг.¹⁰⁴ Происхождение названия книги 'Кипарисовый Ларец' могло зависеть еще и от названия книги Шарля Кроса 'Le coffret de santal'* (1873). Иннокентий Федорович очень ценил этого поэта и даже считал себя его учеником¹⁰⁵; но он смешивал его с его сыном Гюи-Шарлем Кросом, цикл эротических стихотворений которого как раз был помещен в начальных номерах 'Mercure de France' за 1909 г. Стихи эти были действительно очень хороши, и особенно И. Ф. Анненский восторгался местом, где говорится о 'теле, которое горячее, чем под крылом у птицы'¹⁰⁶.

* "Сандаловый ларец" (франц.).

С осени 1909 г. началось издание 'Аполлона'. Здесь было много уколов самолюбию Анненского. Иннокентий Федорович, кажется, придал большее значение предложению С. К. Маковского, чем оно того, может быть, заслуживало. В редакционной жизни 'Аполлона' очень неприятно действовала ускользающая политика С. К. Маковского и эстетская интригующая обстановка. Создавался ряд недоразумений, на которые жалко было смотреть.

Я не помню точно последнего свидания с Иннокентием Федоровичем, но, кажется, последняя наша встреча относится к ноябрю 1909 г. Это было в Петербурге, в Мариинском театре, собственно на его чердаке, обнимавшем собою все место, которое занимает плафон Мариинского театра с местами. Там работал Головин над декорациями к 'Орфею', готовившемуся тогда к постановке¹⁰⁷. У Головина в тот день собралось человек 8-10; шел 'Фауст' с Шаляпиным. И тут произошло столкновение двух лиц, и одно из них нанесло оскорбление другому¹⁰⁸. Мне хорошо запомнилась фигура Иннокентия Федоровича, присутствовавшего при этом, и фраза, которую он произнес: 'Да, я убедился в том, что Достоевский прав: звук пощечины, действительно, мокрый'¹⁰⁹. Это была последняя фраза, которую я от него слышал.

Вскоре Иннокентий Федорович умер. Известие о его смерти на Царскосельском вокзале я впервые прочел равнодушно, думая, что оно относится к Николаю Федоровичу Анненскому; точные сведения я получил только через некоторое время¹¹⁰.

123

⁹⁶ Текст рассказа Волошина об Анненском сохранился в собраниях Л. В. Горнунга (Москва) и А. В. Федорова (Ленинград). Опубликован также в кн.: Максимилиан Волошин. Путник по вселенным. М., "Советская Россия", 1990.

Прим. 14 к письму Д. С. Усова к Е. Я. Архиппову от 14.04.1924, с раскрытием фамилии Д. С. Усова:

Усов встречался с Волошиным в конце марта 1924 г., когда тот приехал в Москву (впервые после 1917 г.) и в ГАХН проводилась выставка его акварелей. 21 марта 1924 г. 'в литературном кружке у Петра Зайцева был вечер Максимилиана Волошина. Волошин читал свои стихи последних лет, нигде не напечатанные' (Горнунг Л. Встреча за встречей. По дневниковым записям // Литературное обозрение. 1990. ? 5. С. 102). 26 марта Усов и Л. В. Горнунг записали 'Рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском', а на другой день, 27 марта. Усов свел эти записи в один документ (фотокопия его (целиком рукой Усова) хранится в коллекции М. А. Торбин в Доме-музее Марины Цветаевой). 1 декабря 1977 г. А. В. Федоров писал Л. В. Горнунгу: 'В свое время (еще в начале 1930-ых гг.) Дмитрий Сергеевич мне подарил этот текст, переписанный им. Мною он передан в 1975 г. <...> в <...> Ленинградский Архив лит. и иск.' - ОР ГЛМ. Ф. 397. Оп. 2. Д. 185. Л. 33). Рассказ Волошина опубликован в работе: Лавров, Тименчик. С. 69-71, с пометой '27 марта 1924', уточненной в новейшем комментарии в кн.: Волошин М. Собр. соч. Т. 7 (2). С. 639. В книге В. П. Купченко 'Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1917-1932' (СПб.. Симферополь, 2007. С. 215, 216), вышедшей уже после смерти ученого, Усов (которому к тому же в именном указателе щедро прибавили 30 лет, назвав годом смерти 1973 г.) не указан среди слушателей 21 марта, здесь упоминается встреча его с Волошиным 26 марта - на заседании 'Кифары' в Б. Козихинском пер., д. 4 (на квартире у Н. Н. Соколовой), но ошибочно утверждается, что Горнунг записывал рассказ Волошина об Анненском в одиночку, что опровергается и указанной фотокопией документа, и записью в дневнике Горнунга от 26 марта 1924 г.: 'Свои воспоминания об Анненском он читал по памяти, без подготовленного текста. Я и Усов вдвоем, наперебой, торопливо записывали рассказ Волошина почти стенографически, а после соединили свои записи в один общий текст' (цит. по: Воспоминания о Максимилиане Волошине / Сост. В. П. Купченко и З. Д. Давыдов. М., 1990, С. 495). Вероятнее всего, Усов слушал авторское чтение стихов Волошина 25 марта у Хин-Гольдовской - тетки свой будущей жены А. Г. Левенталь, здесь же присутствовала и упоминаемая в позднейшем письме Усова - М. Авинова (Купченко В. П. Труды и дни... Т. 2. С. 216). Ошибочно, однако, сообщение о том, что супруги Усовы гостили 'в волошинском доме в Коктебеле в конце 1920-х - начале 1930-х годов' (Литвин Е. Ю. [Вступ. заметка к публикации писем А. Усовой к Е. Архиппову] // Вопросы литературы. 2010. Май-июнь. С. 368). Вообще же, несмотря на постоянные упоминания о Волошине в переписке Усова, по-видимому, не лишено проницательности наблюдение Вс. Рождественского, сообщенное им Усову в письме от 11 сентября 1928 г.: 'Вы, знаю, не любите Волошина и отталкиваетесь от Киммерии' (Архив М. А. Торбин).

Усов Д. С. 'Мы сведены почти на нет:'. Т. 2. Письма / Сост., вступ. статья, подгот. текста, коммент. Т. Ф. Нешумовой. М.: Эллис Лак, 2011. С. 234-235.

124

⁹⁷ Неточность Волошина: знакомство его с Анненским состоялось в первых числах марта 1909 г.

⁹⁸ Слова восходят к роману Бальзака 'Поиски Абсолюта' ('La recherche de l'Absolu', 1834): 'La gloire est le soleil des morts; de ton vivant, tu seras malheureux comme tout ce qui fut grand, et tu ruineras tes enfants'; в переводе Б. А. Грифцова: 'Слава - солнце мертвых; при жизни ты будешь несчастен, как все великие люди, и разоришь детей' (Оноре де Бальзак. Неведомый шедевр. Поиски Абсолюта. М., 1966, с. 114). Слова Бальзака Волошин вспоминает и в статье 'И. Ф. Анненский - лирик' (А, 1910, ? 4, январь, отд. II, с. 11). Фразу 'La gloire est le soleil des morts' использовал эпиграфом Вилье де Лиль-Адан в 9-й главе 1-й части своего романа 'Ева будущего' (Comte de Villiers de L'Isle-Adam. L'Eve Future. Paris, 1886, p. 24).

⁹⁹ Предполагалось первоначально, что отделом критики в 'Аполлоне' будут заведовать Анненский и критик и искусствовед Аким Львович Волынский (Флексер, 1863-1926) (см.: Новый день, 1909, 27 июля, ? 2, с. 4). Однако между Волынским и редакцией 'Аполлона' возникли разногласия, и в конце 1909 г. он покинул журнал (см: Ежегодник, с. 226-227). С. К. Маковский вспоминал в этой связи о Волынском: 'Он считался членом редакции "Аполлона" до выхода первой книжки, когда этот неукротимый идеолог аполлонизма (в то время) выступил против всех сотрудников журнала с принципиальным "разоблачением" их декадентской порчи. После этого инцидента мне пришлось расстаться с Волынским: он сам поставил условие: или он, или "они"... Его уход не имел последствий' (Сергей Маковский. Портреты современников, Нью-Йорк, 1955, с. 281). Одной из причин расхождения с Волынским было разногласие между ним и Анненским в понимании 'аполлонизма'. Осенью 1909 г. Волынский писал С. К. Маковскому: 'Под флагом Аполлона я вижу пока, если выключить имена художников, дешевое литературное донкихотство на случайно заданную тему и ни капли чистого вдохновения. Ведь почтеннейшему И. Ф. А. и по сие время кажется, что во главе нового литературного движения надо поставить не Аполлона, а Орфея! А затем какое отношение имеет к Аполлону В. Иванов, маниак Диониса, убежденный в своей идейной автономности, хотя для всякого здравомыслящего и интеллигентного читателя совершенно ясно, что в его искусственно архаизированных писаниях, кроме ходулей и компиляций, нет ничего. А ведь этот самый В. Иванов и неудачно тяготеющий к парадоксам и к Орфею И. Ф. А. уже сидят полноправными членами редакционного комитета' (ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 5). В письме к Вяч. Иванову от 2 февраля 1910 г. Маковский резюмировал результаты своих попыток организовать руководящее ядро 'Аполлона': '<...> в течение четырехмесячного существования журнала я только и делал, что обращался к мэтрам, и за это меня по преимуществу почти единодушно и укоряла критика. Я начал с привлечения Вас, Анненского, Брюсова, Бальмонта, Бенуа и, наконец, Волынского, которого ведь тоже нельзя причислить к "молодежи". Именами этих вождей начался "Аполлон". Не моя вина, конечно, что между ними с первого же номера началось внутреннее несогласие. Вы остались недовольны статьями Бенуа и Анненского, Волынский вышел из состава редакции, Брюсов остался в выжидательном положении' (ГБЛ, ф. 109). Ср. письмо В. В. Гофмана к А. А. Шемшурину от 14 октября 1909 г.: 'Маковский в "Аполлоне" все время прячется за кулисы. Слушается и Вяч. Иванова, и Анненского <...>' (ГБЛ, ф. 339, карт. 2, ед. хр. 13).

¹⁰⁰ Кондратьев А. А. учился не в Царскосельской, а в 8-й петербургской гимназии, директором которой Анненский был в 1893-1896 гг.

125

¹⁰¹ Бурнакин А. А. редактировал альманах 'Белый камень' (М., 1907). Предполагалось, что во втором выпуске альманаха появятся статьи Анненского из его цикла 'Изнанка поэзии', однако они увидели свет впервые в составе 'Второй книги отражений' (см. письмо Анненского к Бурнакину от 30 января 1909 г. - КО, с. 484-485). В литературной среде у Бурнакина сложилась довольно одиозная репутация (см. письмо С. А. Соколова к Анненскому от 23 февраля 1909 г. - КО, с. 660). Статья Бурнакина об Анненском 'Мученик красоты' (Искра, 1909, ? 3, 14 декабря, с. 7-9) ценна использованием не выявленных писем Анненского к Бурнакину.

¹⁰² Сходным образом Волошин излагал свои впечатления от знакомства с Анненским в письме к нему от 7 или 8 марта 1909 г. (см.: Ежегодник, с. 243). О своих первоначальных разрозненных представлениях об Анненском Волошин говорит и в статье 'И. Ф. Анненский - лирик' (А, 1910, ? 4, январь, отд. II, с. 11-12).

¹⁰³ Возможно, в чтении Анненского Волошин слышал, среди прочих, одно из последних его стихотворений 'Дальние руки' (датировано 20-24 октября 1909 г.), притом в варианте, не отразившемся в 'Кипарисовом ларце'. В своей статье 'И. Ф. Анненский - лирик' он упоминает слова о 'тоске осужденных планет' (А, 1910, ? 4, январь, отд. II, с. 15); они относятся к последней строфе 'Дальних рук', до сих пор не опубликованной <опубликована как вариант в СиТ 90, далее текст>. Не исключено, что Волошин узнал эту строфу в декабре 1909 г., когда, работая над своей статьей об Анненском, пользовался рукописями 'Кипарисового ларца' (см.: Ежегодник, с. 245).

¹⁰⁴ Лафорг Жюль (1860-1887) - французский поэт-символист. Ср. об отношении к нему Анненского: 'Он чтил нелицемерно, как наставников своих, вечных рыцарей иронии, начиная с Аристофана и кончая Лафоргом и Реми де Гурмоном' (Сергей Маковский. Иннокентий Анненский (по личным воспоминаниям). - Веретено, кн. 1, Берлин, 1922, с. 244).

¹⁰⁵ Кро Шарль (Charles Cros, 1842-1888) - французский поэт. О своем интересе к его творчеству Анненский писал Волошину 6 марта 1909 г. (Ежегодник, с. 247-249). Анненским переведены три стихотворения Кро (СиТ 59, с. 289-292). Итальянский исследователь Эридано Баццарелли называет, кроме титула книги Ш. Кро, и другой возможный источник названия книги Анненского - стихи 331-332 послания 'К Пизонам' Горация:

...speramus carmina fingi.
Posse linanda cedro et levi servanda cupresso.

В переводе М. Л. Гаспарова:

...чтобы в душах таких слагались песни,
Песни, кедровых достойные масл и ларцов кипарисных.

См.: Eridano Bazzarelli. La poesia de Innokentij Annenskij. Milano, 1965, p. 43.

¹⁰⁶ Кро Ги-Шарль (1879-1956) - французский поэт и переводчик. Упоминается его стихотворение 'Chanson impure' (Mercure de France, 1909, vol. 81, ? 296, p. 597); цитированная строка в оригинале: 'Ton corps <...> Est plus chaud que le dessons d'une aile'. Предположение Волошина о том, что Анненский смешивал двух Кро, подтверждается замечанием в черновых набросках Анненского 'Поэтические формы современной чувствительности': 'Стихи. Примеры русской опростелости. Ги-Шарль Кро' (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 11 об.), - аналогичным его утверждениям о 'будничном' словоупотреблении у Шарля Кро в письме к Волошину от 6 марта 1909 г. В лекциях в Обществе ревнителей художественного слова осенью 1909 г. Анненский рекомендовал молодым поэтам 'стыдливость', 'недоконченность, недоумелость, неудержимое наивное желание слиться с необъятным' и в качестве примера намеревался читать стихотворение Ги-Шарля Кро 'Au Luxemburg)) (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 6). Русский перевод этого стихотворения см.: Поэты Франции. 1870-1913. Переводы И. Эренбурга. Париж, 1914, с. 113. Впоследствии Волошин сопоставлял Кро и Анненского в письме к П. Б. Краснову от 8 июля 1918 г.: 'Мне кажется, что из поэтов Вам должны быть особенно близки Лафорг, Ги-Шарль Крос, а из русских Ин. Анненский и Эренбург' (ИРЛИ, ф. 562).
Однако в очерке "Жертвы войны" (Биржевые ведомости. 1915. 26 июня (? 14927, утр. вып. С. 3. Под названием "Париж и война. Жертвы") Волошин и сам ошибся:

"Самый оригинальный и определившийся поэт молодого поколения Ги Шарль Крос, которого покойный Иннокентий Федорович Анненский ставил так высоко, что называл его в числе своих учителей стиха, находится в немецком плену".

Волошин М. А. Автобиографическая проза. Дневники / Сост. З. Д. Давыдов, В. П. Купченко. М.: Книга, 1991. (Из литературного наследия). С. 139.

¹⁰⁷ Премьера оперы X. Глюка 'Орфей и Эвридика' с декорациями А. Я. Головина в постановке В. Э. Мейерхольда состоялась в Мариинском театре 21 декабря 1911 г. В ноябре 1909 г. Головин предполагал написать коллективный портрет ближайших сотрудников 'Аполлона'; эта работа не была осуществлена (см.: А. Я. Головин. Встречи и впечатления. Письма. Воспоминания о Головине. М. - Л., 1960, с. 100). Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина о посещении мастерской Головина 13 ноября 1909 г.: 'Маковский не был, а были только Инн<окентий>, Вяч<еслав>, Макс и я' (ЦГАЛИ, ф. 232, оп. 1, ед. хр. 54).

¹⁰⁸ Имеемся в виду инцидент, совершившийся 19 ноября 1909 г. в мастерской Головина: Волошин нанес пощечину Н. С. Гумилеву, это оскорбление (вызванное отношениями поэтов с Е. И. Дмитриевой) повлекло за собой дуэль между ними (подробнее см.: Сергей Маковский. Портреты современников, с. 333-358; А. Н. Толстой. Из дневника. - Последние новости, 1921, 23 октября. ? 467). См. также фрагменты записи "История Черубины" Волошина ниже. Блок писал в этот день матери <далее цитата; см. страницу>.

126

Описывая в дневнике этот инцидент, М. А. Кузмин отметил: 'Все потрясены, особенно Анненский' (ЦГАЛИ, ф. 232, оп. 1, ед. хр. 54). См. также воспоминания С. А. Ауслендера.
См. выявление Л. Ф. Кацисом образа мокрой пощёчины в стихотворении Б. Л. Пастернака "Баллада".

¹⁰⁹ Подразумевается оскорбление, нанесенное Шатовым Ставрогину ('Бесы', ч. I, гл. 5, VIII): '<...> не затих еще, казалось, в комнате подлый, как бы мокрый какой-то звук от удара кулака по лицу <...>' (Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 10. Л., 1974, с. 166).

¹¹⁰ Волошин присутствовал на похоронах Анненского 4 декабря на царскосельском Казанском кладбище: 'За гробом следовали <...> члены редакции художественного журнала "Аполлон" - С. К. Маковский, М. А. Волошин, М. Кузмин, Е. А. Зноско-Боровский, гр. А. Н. Толстой. С. Ауслендер и др.' (Речь, 1909, 5 декабря, ? 334). Из ближайших сотрудников 'Аполлона' отсутствовал на похоронах Вяч. Иванов, который был болен (см. его телеграмму к Н. В. Анненской от 1 декабря 1909 г. - ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 455, л. 17). В заметке 'Письма И. Ф. Анненского к Бегичевой Нине Петровне' (1948) О. С. Бегичева (дочь Н. П. Бегичевой, родственницы Н. В. Анненской) пишет о похоронах: 'Очень много было полиции и шпиков, т. к. хоронили на царскосельском кладбище и поэтому можно было опасаться выступлений. Слова произнес<енные> над гробом, проходили цензуру' (ГЛМ, Н-в 1269).

вверх

История Черубины

фрагменты

[1]	Фото М. Волошина Коктебель, 1909 г. [1]	А. Н. Толстой, С. И. Дымшиц-Толстая (сидит), Е. И. Дмитриева (лежит), Е. И. Киреенко-Волошина (справа) в доме М. А. Волошина в Коктебеле. 1909 г., [2]

Черубина де Габриак - Елизавета Ивановна Васильева (урожд. Дмитриева, др. псевд. Е. Ли, Ли Сян Цзы, 1887-1928) - поэт, прозаик, переводчик. Из небогатой дворянской семьи. В детстве и отрочестве тяжко болела, с тех пор, до конца жизни - слабое здоровье, хромота. Васильева полагала, что страдания во многом определили ее характер: 'Люди, которых воспитывали болезни ... совсем особенные' ("Автобиография", 1927, [3]). В 1906 поступила в Петербургский женский пед. институт, который 'окончила в 1908 г. по двум специальностям: средняя история и французская средневековая литература'. Была также вольнослушательницей в Петербургском университете по испанской литературе и старофранцузскому языку у Александра Н. Веселовского. Училась в Париже, в Сорбонне, но бросила. После института преподавала русскую историю в женской гимназии и занималась переводами с испанского языка.

Первые дошедшие до нас стихотворения Васильевой относятся к 1906 г. В 1908 она посылает стихи М. А. Волошину, с которым познакомилась на заседаниях 'Поэтической академии'  ("башне") Вяч. Иванова. М. Волошин одобрил и ободрил начинающую поэтессу.

Васильева - центральная фигура нашумевшей в литературных кругах Петербурга мистификации, организатором которой был Волошин. В ней Е. И. Васильева скрылась под именем Черубины де Габриак. Среди непосредственных участников этой истории - и И. Ф. Анненский, который, чуть усомнившись в подлинности ее имени, дал, однако, в своей предсмертной статье высокую оценку поэзии Черубины (А, 1909, ? 3, см. страницу собрания). В каждом анонсе "Аполлона" Черубина де Габриак называлась в числе сотрудников 'Аполлона', причем наряду с Е. Дмитриевой. Вовлечены в события вокруг Черубины были также Гумилёв Н. С., Маковский С. К., И. Гюнтер, А. Н. Толстой, Вяч. Иванов, М. Кузмин.

В годы гражданской войны Е. И. Дмитриева оказалась в Екатеринодаре (ныне Краснодар). Здесь она дружила с С. Я. Маршаком и писала вместе с ним пьесы для детского театра. В 1922 вернулась в Петроград и работала в репертуарной части ТЮЗа. В отделе рукописей ГПБ хранится альбом Э. Ф. Голлербаха (ф. 105), в котором есть стихи Дмитриевой лета 1922 г., подписанные именем Черубины де Габриак. С 1926 служила в библиотеке АН, где была знакома с А. Гизетти, автором статьи "Поэт мировой дисгармонии (Инн. Фед. Анненский)". В 1927 была сослана в Ташкент, где умерла от рака 5 декабря 1928 г.

Имя Черубины де Габриак запомнилось современникам и оставило след в рус. литературе 1900-х гг. Ее короткую жизнь в литературе М. И. Цветаева определила как 'эпоху Черубины де Габриак', а А. Н. Толстой назвал ее 'одной из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе'.

Составлено на основе: прим. к статье М. Волошина "Гороскоп Черубины де Габриак" в [2], с. 759; справочного очерка Вл. Глоцера в [4]. См. также прим. 6, 7 к воспоминаниям К. Эрберга о причастности Анненского к истории с Черубиной де Габриак.

И. Анненский дал характеристику творчеству Черубины де Габриак в "женской" части статьи "О современном лиризме" - "ОНЕ" (А, 1909, ? 3), сразу после появления стихов Дмитриевой в предыдущем номере журнала. В этой характеристике никак не проявилось удручение в связи с отставкой публикации собственных стихов, которое И. Ф. Анненский не скрывает в последних письмах С. К. Маковскому.

Е. И. Васильевой посвящён ряд стихотворений Н. Гумилёва, один из первых отечественных венков сонетов "Corona Astralis" М. Волошина. О ней он с откровенностью вспоминает в "Истории моей души" ([3], с. 277-289), скорее всего, беллетризованной. О ней вспоминают также С. К. Маковский и И. фон Гюнтер. С 1921 г., и до конца жизни она ведёт активную переписку  с одним из первых исследователей Анненского Е. А. Архипповым (сохранилось 16 писем Васильевой, РГАЛИ, ф. 1458, оп. 2, ед. хр.22), который на основе этих писем составил "Автобиографию" Е. И. Васильевой ([3], с. 267-273). В ней сказано:

"Встречала Иннокентия Фёдоровича Анненского в год его смерти и люблю, конечно".

Знакома она была и с ещё одним почитателем Анненского (и своим) - Д. С. Усовым; также являлась объектом поклонения Е. Я. Архипповым, который посвятил ей немалую часть своего творчества и состоял с ней в доверительной переписке.

Источник текста и примечаний: [1], с. 214-229.

Лиле в то время было девятнадцать лет³. Это была маленькая девушка с внимательными глазами и выпуклым лбом. Она была хромой от рождения и с детства привыкла считать себя уродом.

<...>

215

Летом 1909 года Лиля жила в Коктебеле*. Она в те времена была студенткой университета, ученицей Александра Веселовского и изучала старофранцузскую и староиспанскую литературу⁴. Кроме того, она была преподавательницей в приготовительном классе одной из петербургских гимназий⁵.

^* Е. И. Дмитриева приехала в Коктебель 20 мая вместе с Н. С. Гумилёвым, который ухаживал за ней (прим. к статье М. Волошина "Гороскоп Черубины де Габриак" в [2], с. 755).

<...>

216

Лиля писала в это лето милые, простые стихи, и тогда-то я ей и подарил черта Габриаха, которого мы в просторечье звали "Гаврюшкой".

В 1909 году создавалась редакция "Аполлона", первый номер которого вышел в октябре-ноябре⁶. Мы много думали летом о создании журнала, мне хотелось помещать там французских поэтов, стихи писались с расчётом на него, и стихи Лили казались подходящими.

<...>

Маковский, "Papa Мако", как мы его называли, был чрезвычайно и аристократичен и элегантен. Я помню, он советовался со мною - не вынести ли такого правила, чтоб сотрудники являлись в редакцию "Аполлона" не иначе, как в смокингах. В редакции, конечно, должны были быть дамы, и Papa Мако прочил балерин из петербургского кордебалета.

Лиля - скромная, не элегантная и хромая, удовлетворить его, конечно, не могла, и стихи её были в редакции отвергнуты. Тогда мы решили изобрести псевдоним и послать стихи с письмом*.

^* 1 сентября Волошин выехал вместе с Е. И. Дмитриевой из Феодосии в Петербург. Вскоре они отобрали несколько её стихотворений и послали в редакцию "Аполлона". (прим. к статье М. Волошина "Гороскоп Черубины де Габриак" в [2], с. 755).

<...>

217

Маковский в это время был болен ангиной. Он принимал сотрудников у себя дома, лёжа в элегантной спальне; рядом с кроватью стоял на столике телефон.

Когда я на другой день пришёл к нему, у него сидел красный и смущённый А. Н. Толстой, который выслушивал чтение стихов, известных ему по Коктебелю*, и не знал, как ему на них реагировать. Я только успел шепнуть ему: "Молчи. Уходи". Он не замедлил скрыться.

* А. Н. Толстой с женой гостил у Волошина в Коктебеле летом 1909 г., см. фото.

Маковский был в восхищении. "Вот видите, Максимилиан Александрович, я всегда вам говорил, что вы слишком мало обращаете внимания на светских женщин. Посмотрите, какие одна из них прислала мне стихи! Такие сотрудники для "Аполлона" необходимы".

<...>

В стихах Черубины я играл роль режиссёра и цензора, подсказывал темы, выражения, давал задания, но писала только Лиля.

<...>

219

Маковский был очарован Черубиной. "Если бы у меня было 40 тысяч годового дохода, я решился бы за ней ухаживать". А Лиля в это время жила на одиннадцать

220

с полтиной в месяц, которые получала как преподавательница приготовительного класса.

<...>

222

Легенда о Черубине распространилась по Петербургу с молниеносной быстротой. Все поэты были в неё влюблены. Самым удобным было то, что вести о Черубине шли только от влюблённого в неё Papa Мако. Правда, были подозрения в мистификации, но подозревали самого Маковского.

<Затем Маковскому было сообщено, что Черубина уехала в Париж, где собиралась поступить в монастырь>

224

В отсутствии Черубины Маковский так страдал, что И. Ф. Анненский говорил ему: "Сергей Константинович, да нельзя же так мучиться. Ну, поезжайте за ней. Истратьте сто, ну двести рублей, оставьте редакцию на меня... Отыщите ее в Париже". Однако Сергей Константинович не поехал, что лишило историю Черубины небезынтересной страницы.

<...>

Черубина вернулась. <...>

225

Она заболела воспалением лёгких.

Кризис болезни Черубины намеренно совпал с заседаниями Поэтической Академии в Обществе ревнителей русского стиха¹⁵, так как там могла присутствовать Лиля и могла сама увидеть, какое впечатление произведет на Маковского известие о смертельной опасности.

Ему ежедневно по телефону звонил старый дворецкий Черубины и сообщал о её здоровье. Кризис ожидался как раз в тот день, когда должно было происходить одно из самых парадных заседаний. Среди торжественной тишины, во время доклада Вячеслава Иванова, Маковского позвали к телефону. И. Ф. Анненский пожал ему под столом руку и шепнул несколько ободряющих слов. Через несколько минут Маковский вернулся с опрокинутым и радостным лицом: "Она будет жить". Всё это происходило в двух шагах от Лили.

<...>

227

Вячеслав Иванов, вероятно, подозревал, что я - автор Черубины, так как говорил мне: "Я очень ценю стихи Черубины. Они талантливы. Но если это - мистификация,

228

то это гениально". Он рассчитывал на то, что "ворона каркнет". Однако я не каркнул. А А. Н. Толстой давно говорил мне: "Брось, Макс, это добром не кончится"*.

* Кое-кто, в том числе А. Н. Толстой, В. В. Гофман, М. А. Кузмин, подозревали, что никакой Черубины не существует, что вся эта история - искусная мистификация. 8 ноября 1909 г. поэт и беллетрист В. В. Гофман писал из Петербурга сотруднику Румянцевского музея А. А. Шемшурину: 'Последняя литературная новость - появилась новая поэтесса Черубина де Габриак (она уже числится сотрудником 'Аполлона' - Вы видели?). Кто она такая - неизвестно. Откуда явилась - тоже. Говорят, что она полуфранцуженка-полуиспанка. Но стихи пишет по-русски, сопровождая их, однако, французскими письмами (в 'Аполлон'). Говорят еще, что она изумительной красоты, но никому не показывается. Стихами ее теперь здесь все бредят и больше всех Маковский. Волошин - все знает наизусть. Стихи, действительно, увлекательные, пламенные, и мне тоже очень нравятся. Характерная черта их - какой-то исступленный католицизм, смесь греховных и покаянных мотивов (гимны к Игнатию Лойоле, молитвы к Богоматери и т. д.). Во всяком случае, по-русски еще так не писали. Дело, однако, в том, что все это несколько похоже на мистификацию. Во-первых, начинающие поэтессы не пишут так искусно, а во-вторых, где же и кто же, наконец, эта Черубина де Габриак? Говорят, во 2-ом "Аполлоне" будет множество ее стихов и даже ее портрет. Относительно же портрета рассказывают, что Маковский будто бы обратился к Головину с вопросом, может ли он написать портрет одной дамы, о которой он ничего не имеет права узнавать, причем на ее квартиру и обратно он будет отвезен с завязанными глазами. Это будто бы и есть Черубина. Вот какие у нас истории' (ГБЛ, ф. 339, карт. 2, ед. хр. 13). (Прим. к статье М. Волошина "Гороскоп Черубины де Габриак" в [2], с. 758).

В комментариях к этому письму А. В. Лавров в [5], с. 268,  указывает:

Св. Игнатий Лойола (1491?-1556) - основатель ордена иезуитов. Стихотворение Черубины де Габриак 'Св. Игнатию' ('Твои глаза - святой Грааль...') было опубликовано в "Аполлоне" (1909. ? 2. Отд. III. С. 5). Во 2-м номере 'Аполлона', вышедшем в свет 15 ноября 1909 г., были напечатаны 12 стихотворений Черубины де Габриак (Отд. III. С. 3-9), без портрета.

<...>

Неожиданной во всей этой истории явилась моя дуэль с Гумилевым. Он знал Лилю давно и давно уже предлагал ей помочь напечатать ее стихи, однако о Черубине он не подозревал истины. За год до этого, в 1909 году, летом, будучи в Коктебеле вместе с Лилей, он делал ей предложение*.

* Почему "за год до этого"? Всё это происходило в 1909 г.
Е. И. Дмитриеву всё более тяготила её творческая тайна. Однажды в начале ноября она открылась немецкому поэту, впоследствии известному переводчику, приятелю Н. С. Гумилёва Иоганнесу фон Гюнтеру. Об этом он рассказал в своих воспоминаниях "Жизнь под восточным ветром. Между Петербургом и Мюнхеном" (Ein Leben im Ostwind. Zwishen Petersburg und München. Erinnerungen. München, 1969, S. 284-300. Русский перевод: Фон Гунтер И. "Жизнь в восточном ветре. (Жизнь Н. Гумилёва, воспоминания современников). Л., 1991.). Гюнтер не предал Дмитриеву, не он разоблачил мистификацию. Но узнав от Дмитриевой, что она по-прежнему любит Гумилёва, он устроил их встречу... Гумилёв явился на свидание с Дмитриевой и неожиданно для всех оскорбил её грубой, бестактной выходкой. Об этом узнал Волошин (прим. к статье Волошина "Гороскоп Черубины де Габриак" в [2], с. 758). Во вступительной статье к [3] М. Ланда характеризует роль Гюнтера более сурово, как "вдвойне неблаговидную". См. также воспоминания С. А. Ауслендера.

<...>

Мы встретились с ним в мастерской Головина^* в Мариинском театре во время представления "Фауста". Головин в это время писал портрет поэтов, сотрудников 'Аполлона'. В этот вечер я ему позировал <см. эскиз портрета>. В мастерской

229

было много народу, в том числе - Гумилев. Я решил дать ему пощечину по всем правилам дуэльного искусства, так, как Гумилев, большой специалист, сам учил меня в предыдущем году: сильно, кратко и неожиданно.

* Об А. Я. Головине см. страницу собрания и прим. 108 к рассказу М. Волошина. Согласно письму А. Блока к матери, инцидент произошёл 19 ноября 1909 г. (Блок А. Письма к родным. Т. 1. Л., 1927. С. 286). См. об этом прим. 109 к рассказу М. Волошина.

В огромной мастерской на полу были разостланы декорации к "Орфею". Все были уже в сборе. Гумилев стоял с Блоком на другом конце залы. Шаляпин внизу запел "Заклинание цветов". Я решил дать ему кончить. Когда он кончил, я подошел к Гумилеву, который разговаривал с Толстым, и дал ему пощечину. В первый момент я сам ужасно опешил, а когда опомнился, услышал голос И. Ф. Анненского, который говорил: "Достоевский прав. Звук пощечины - действительно мокрый"'²³.

П р и м е ч а н и я:

352

Рассказ Волошина о Черубине де Габриак был записан в Коктебеле москвичкой Т. Б. Шанько летом 1930 г. Текст - по машинописи из архива Волошина - ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 364.
В [2] указано ед. хр. 365). В [1] - наиболее полная публикация рассказа. Фрагменты опубликованы также в [2] и в книге: "Николай Гумилёв в воспоминаниях современников". "Третья волна", Париж - Нью-Йорк; "Голубой всадник", Дюссельдорф,1989. Репринт Москва, "Вся Москва", 1990 (редактор-составитель, автор предисловия и комментариев Вадим Крейд). Комментарий в этой книге:

"Эти воспоминания давно стали известны читателям самиздата. В 1983 г. они были опубликованы А. Н. Тюриным в "Новом журнале", 151, стр. 188-208. Через короткое время, независимо от публикации Тюрина, отрывок из этих воспоминаний напечатан был в Wiener Slawistischer Almanach, том 15, стр.104-105".

Также см. в собрании очерк А. Варламова "Последняя дуэль русской поэзии".

353

³ Неточно: в 1909 году Дмитриевой был 21 год.

⁴ В статье о Е. И. Васильевой в справочнике "Писатели современной эпохи" (м., 1928) указано, что она занималась испанистикой в Петербургском университете у профессора Д. К. Петрова - ученика А. Н. Веселовского.

⁵ Согласно справочнику "Весь Петербург" на 1909 год, Дмитриева была учительницей Петровской женской гимназии (Петроградская сторона, ул. Плуталова, 24).

⁶ Первый номер "Аполлона" вышел из печати 24 октября 1909 г.

354

¹⁵ Имеется в виду "Общество ревнителей художественного слова". Было создано при редакции "Аполлона" ранней весной 1909 г., заседания проходили в редакции журнала. См. об Обществе на странице журнала. Е. И. Васильева посещала собрания и "академии", и "Общества", о чём говорит в письме М. Волошину 17.04.1909: "Макс, дорогой, я обещала Вам написать, что было у Иванова; было очень нехорошо, содержание лекции передавать я Вам не буду, п<отому> ч<то> читал её не Вяч<еслав> Ив<анович>, а Верховский. Было, м<ожет> б<ыть>, и верно, но очень скучно; я смогла вынести лишь то, что лучше хорошая рифма, чем плохая <...>" (описано четвёртое заседание "Поэтической академии" 14 апреля, разговор шёл об амфибрахии.; [3], с. 305).

²³ Имеется в виду эпизод из "Бесов": оскорбление, нанесенное Шатовым Ставрогину. См. прим. 14 к рассказу М. Волошина.

ИСТОЧНИКИ

1. Максимилиан Волошин. Путник по вселенным. Москва, "Советская Россия", 1990 (составление, вступительная статья, комментарии и подбор иллюстраций В. П. Купченко и З. Д. Давыдова).
2. Максимилиан Волошин. Лики творчества. Л., "Наука", 1988 (серия "Литературные памятники").
3. Черубина де Габриак. Исповедь. М., "Аграф", 1999 (сост.: Купченко В. П., Ланда М. С., Репина И. А.).
4. Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь, т. 1. Гл. редактор П. А. Николаев. М., "Советская Энциклопедия", 1989.
5. Писатели символистского круга. Новые материалы. С-Пбг., "Дмитрий Буланин", 2003.

вверх

Сокращения