Сокращения

Открытие: 1.04.2006

Обновление: 05.02.2022

Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) - русский поэт, прозаик, переводчик, музыкант, композитор.
Страница Википедии

См. также: Червяков А. И. [Прим. 4 к письму Анненского к Н. П. Бегичевой от  9 января 1907 г.] // Письма II. С. 102-105.

М. А. Кузмин закончил 8-ю петербургскую гимназию за два года до прихода в неё директором Анненского. Он и жил долгое время (1885-1904) на той же 9-й линии Васильевского острова, где располагалась гимназия.

И. Ф. Анненский анализирует поэзию М. Кузмина в статье "О современном лиризме" (раздел "ОНИ") и кратко характеризует во второй - "ОНЕ". Нельзя не видеть некоторую снисходительность, если не иронию, в этом анализе.

С М. А. Кузминым связано стихотворение Анненского "Моя тоска", которое В. Кривич-Анненский назвал последним и включил в книгу уже после смерти отца с условным названием и посвящением. Их нет в автографе. Однако известно о споре между Анненским и Кузминым накануне написания, 11 ноября, в редакции "Аполлона". См. ниже об этом запись в дневнике в тот же день.

Можно только строить предположения, о чём был спор и каков он был. Может быть, о "неоправданных верах", "в боязливой красоте" которых пребывал "весь" Кузмин, по мнению Анненского? Один из безответных вопросов о Кузмине  в предисловии к публикации его дневника 1905-1907 гг.:

"Что означают критические замечания о споре, в результате которого появилось стихотворение Анненского "Моя тоска" (запись от 11 ноября 1909 года)?"
[4], с. 11.

Фото 1909 г. Источник	Портрет работы К. А. Сомова 1909 г.  Источник Кузмин: "компромиссный, обинтеллигенченный период" [3], с. 72	Портрет работы Н. И. Кульбина [1], с. 238	Портрет работы Ю. П. Анненкова, 1921 г.	Санкт-Петербург, "Литераторские Мостки", сент. 2009 г. Фото составителя

Упоминание в черновике доклада "Поэтические формы современной чувствительности".

Письмо Кузмина Блоку в связи со смертью Анненского о замене его в совете 'Общества ревнителей художественного слова'.

Из дневников М. А. Кузмина

2 апреля 1907:

Кондратьев по телефону звал к себе. <...> Пошли к Кондратьеву, там все уже были: Блок, Потёмкин, Зор, Лернер, Панов, Штейн, Анненский. Потёмкин читал свой перевод, читал Кондратьев свой рассказ, стихи по очереди, много пили, даже коньяку я выпил несколько рюмок, всё куда-то тянули Блок и Потёмкин, потом пошли шарить по шкапам и окнам. Нашли бутылку пива и настойку из чёрной смородины. Потом домой. Было совсем светло.

[4], с. 341.

Возможно, это первая встреча Анненского с Кузминым. Видимо, она была случайной и не стала фокусом внимания для обоих.

21 февраля 1908:

...поехал к Тамамшевым, где были одни барыни, ни Каракаша, ни Анненского...

[5], с. 21.

Присутствие имени Анненского в этом фрагменте не ясно. Публикаторы допустили, что это может быть старший Анненский, Николай Фёдорович. Это ещё более не ясно: какое он имеет отношение и к семейству Тамамшевых, и к персонажу, который хоть и определён, но предположительно.

9 июля 1909:

В той же Северной*, тот швейцар, лакей. <...> Нашел Гумилева. Зовет завтра к себе и Анненскому.

* Большая Северная гостиница (Невский пр., 118).

[5], с. 151.

Кузмин по возвращении с отдыха в семейной Окуловке.

10 июля 1909:

В вагоне было давнишнее чувство скучающего заброшенного сноба¹⁰. Отвык я от дачной незнакомой публики. У Гумилевых была милая Марья Мих<айловна> и Лидия¹¹. Анненского нет. Провели мирно время, гуляя по парку, кат<аясь> по пруду, читая стихи, болтая.

[5], с. 151.

¹⁰ Кузмин ехал в Царское Село, где в то время жил H. С. Гумилев.
¹¹ Имеются в виду М. М. Замятнина и Л. В. Иванова ("друг семьи" и дочь Вяч. И. Иванова).

14 июля 1909:

Прошел<ся> по улицам, у Иван<овых> нашел Гумилева. Ивановы стараются спасти меня от гостиницы. Чувствую себя прескверно. Провожая Гумил<ева>, встретил С. Маковского, пригласившего меня в 'Аполлон'.

[5], с. 152.

9 августа 1909:

Поехал в Царское. <...> У Гумилева была коллекция военных фуражек, но кроме его брата и Плаксина<?> никого не было. До обеда гуляли в парке. Предполагаемые обеды с дамами меня не весьма пленяют. За обедом у меня разболелась голова, но все-таки сыграли в винт и направились к Анненским. Анненский несколько старинно чопорный, с поэтической эмфазой, для скептика и остроумца слишком бессистемен, без clartee* и определенности. Стихи похожи не то на Случевского, не то на Жемчужникова. Дама тонна, былая красавица, сидела с вышиваньем; невестка мила*; вообще, люди милые, но далекие и не самой первой родственности. Гумилев провожал меня на вокзал, голова очень болела и в вагоне.

* Ясности (франц.).

[5], с. 158.

Это первая характеристика Анненского у Кузмина, которая подтверждает мимолётность предыдущих встреч. До неё Кузмин фиксировал ожидание узнавания Анненского. Характеристика, конечно, поверхностна, и в силу первого впечатления, и в силу разницы в возрасте, и в силу сторонне сформированного у него мнения ("скептик и остроумец"). Кроме того, Кузмин находился под очарованием идеи "ясности", заданной Вяч. Ивановым (парадокс, так как творчество и мировоззрение самого Вяч. Иванова от ясности были далеки, что отмечал Анненский в переписке с Маковским). Последние слова характеристики не ясны: люди далёкие, не родственные по отношению к Кузмину или друг к другу?

* Речь идёт о Над. В. Анненской и Н. В. Анненской (Штейн).

5 сентября 1909:

После сеанса <портретирования у Н. С. Войтинской> поехал с Н<иколаем> С<тепановичем>* на вокзал, где сидели до часа, беседуя и болтая, видели Анненских и Штейн.

[5], с. 164.

* Речь идёт о Н. С. Гумилёве. Кого именно видели, определить вряд ли возможно, но сами такие беглые упоминания говорят об интересе Кузмина к Анненскому.

23 сентября 1909:

Пошел к Маковскому отказаться от 'Пчел'...
<...>
Дома завтракал один. Звонил к Сереже <С. А. Ауслендеру> и Валечке, позвавши последнего вечером. Часов в 5 Сережа сам пришел с репетиции 'Ифигении'²⁶.

[5], с. 170.

²⁶ 'В среду в Михайловском театре состоялась генеральная репетиция первого из этой серии спектакля, в которую войдут названные трагедии Эврипида <'Ифигения-жертва'> (в перев<оде> И. Анненского) и Леконт-де-Лиля <'Эриннии'> в пер<еводе> О. Чюминой' (Василевский Л. М. Михайловский театр // Речь. 1909. ? 263. 25 сентября (8 октября); подпись: Л. Вас.). См. его же рецензию (Там же. ? 265. 27 сентября (10 октября)) и отклик В. Регинина (Биржевые ведомости. Веч. вып. 1909. ? 11328. 24 сентября; подпись: Вас. Р.). Отклик С. А. Ауслендера: Петербургские театры // А. 1909. ? 1. С. 28-29; паг. 2-я.

[5], с. 645-646.

27 сентября 1909:

У Гумилева был только Зноска, даже брат уехал на свадьбы. Потом пришел младший Анненский. Играли в винт и макао.

[5], с. 172.

Названы Е. А. Зноско-Боровский и В. И. Анненский (Валентин Кривич).

4 октября 1909:

...мы же с Сережей в Царское. У Толст<ых> была куча народа, ругавшего Гумилева. Пошли через парк к Анненским. Он еще нездоров, важен, любезен и ораторствует. Валентин с женою мил.

[5], с. 174.

Названы С. А. Ауслендер, семья А. Н. Толстого, В. И. Анненский и Нат. В. Анненская.

13 октября 1909:

Собрание было шумное и не очень приятное. Вяч<еслав> пикировался с Анненским, грыз Гумилева, ораторствовали etc. Мы составляли оппозицию: я, Зноска и Ник<олай> Степ<анович>.

[5], с. 176.

См. об этой записи в передаче П. Н. Лукницкого 12.04 1925 и реакцию на неё А. Ахматовой. 

16 октября 1909:

В поезде ехали правоведы, болтая в полумраке. Зноско отправился к Анненскому, мы же прямо к Ник<олаю> Степ<ановичу>.

[5], с. 177.

19 октября 1909:

Поехал в 'Аполлон', где был Маковский, Гум<илев> и Аусл<ендер>. Потом Толстой и Макс. Пошли по ресторанам²⁷.
У Донона, Пивато, Альбера и Палкина. <...> Кажется, остановимся на Пивато²⁸.

²⁷ По предположению К.И. Суворовой, речь шла о подготовке торжественного обеда в честь освобождения Е.В. Аничкова (см. ниже, примеч. 41 <Е.В. Аничков был освобожден из тюрьмы 20 октября 1909 г. Обед в его честь по этому поводу состоялся лишь 27 ноября, однако планировался он еще в конце октября. Подробнее см.: Литературное наследство. Т. 92. Кн. 3. С. 354, примеч. 9. С. 651>) и о составе совета 'Поэтической Академии', куда как раз в это время были избраны Кузмин и Блок (вероятно, на заседании 21 октября) (см.: Литературное наследство. Т. 92. Кн. 2. С. 172; примеч. 186). Если второе несомненно справедливо (с прибавлением обязательных обсуждений проекта устава "Общества ревнителей художественного слова", который требовался для формальной регистрации общества), то первое, скорее всего, относится к замыслу обеда в честь С.К. Маковского, поскольку Аничкова чествовали в другом ресторане, находившемся на той же Морской, но в начале улицы (в 'Малом Ярославце' на Морской, 8).
²⁸ Поиски ресторана были связаны с подготовкой к торжественному обеду в честь С.К. Маковского по поводу выхода в свет первого номера 'Аполлона' (см. запись от 25 октября и предыдущее примеч.).

[5], с. 178, 649. Сокращения раскрыты.

25 октября 1909:

Рано поехал в 'Аполлон'. <...> Стали распределять места за обедом <...> У меня разболелась голова. Обед был и параден, и весел, и непринужден <...>

[5], с. 179.

29 октября 1909:

Ездил в 'Аполлон', там был условившийся Белкин, Маковский, Анн<енский> и Макс.

[5], с. 180.

6 ноября 1909:

На заседании Волынский ругался последними словами, Маковский защищался, я тоже выскакивал, и Гумилев, как аполлоновские клевреты⁸.

⁸ О конфликте с А. Л. Волынским см.: НЛО. 1994, ? 10. С. 156.

[5], с. 182.

11 ноября 1909:

Он выдал <И. фон Гюнтер>, что de Габриак - не более как Дмитриева, и еще разные разоблачения. <...> На собрании я спорил с Инн<окентием> за безлюбость и христианство.

[5], с. 184.

13 ноября 1909:

Головин был внизу и проводил меня сам мимо уборных. Кулисы меня пьянят. <...> сам Головин со своими седыми волосами и молодым лицом, ласковый и любезный, - все было очаровательно. С машинного отделения видел II акт 'Корделии', Лабинского и танцы. Дрянь невероятная эта опера, но атмосфера наилучшая кулис именно казен<ной> оперы или балета²¹. Маковский не был, а было <так!> только Инн<окентий>, Вяч<еслав>, Макс и я. <...> Распределял, как мы поместимся на портрете, я буду стоять над сидящими²². Ин<нокентий> поехал к нам с Вяч<еславом>, оба в шубах, торжественные. <...> В восторге от театра. Анненский написал мне стихи по поводу моего выступления в защиту любви.

²¹ Кузмин описывает оперу Н. Ф. Соловьева, своего учителя по консерватории, поставленную в Мариинском театре <...>.
²² Имеется в виду замысел группового портрета сотрудников 'Аполлона', который должен был писать А. Я. Головин. <...>

[5], с. 184-185.

18 ноября 1909:

На Академию; я приехал так рано, что 'Аполлон' был еще заперт. Долго совещались о новых членах. Дмитриева сидела печальная и оскорбл<енная>; на мой вопрос, отчего она не была у нас сегодня, она стала плести, что 'как же она может оправдаться, чем она может защититься?' и т. д. То же она говорила и Вере*. Гумилев сидел сам не свой в недрах 'башни'. Макс с графом о чем-то совещались у клозета. Читали мою прозу. Вяч<еслав> говорил речь. Иннокентий контроверсировал.

* Вера Шварсалон.

[5], с. 187.

19 ноября 1909:

Болтался Гюнтер, который проводил меня до театра. Собрались почти все. Долго не было Макса. Шел 'Фауст' с Шаляпиным, Смирновым и Кузнецовой, отлично. Были и посторонние лица: Анрепы и др. Когда я вернулся из машинного отделения и подошел к пришедшему Максу здоровать<ся>, Гумми отвел меня, сказав, что сейчас Вол<ошин> ударил его по лицу и он просит меня быть его секундантом. Оказывается все правдой. Макс подошел сзади и кулачищем чуть не своротил нос Н<иколаю> С<тепановичу>, того удержали. Все потрясены, особенно Анненский. [Драчун] Противники долго не уходили, все ходили попарно, обсуждая инцидент. С той стороны - Толстой и Шервашидзе, моим товарищем - Зноско. Головин показывал чудные портреты и просил меня под секретом позировать ему одним. Это было бы шикарно.

[5], с. 187.

2 декабря 1909:

Встретила меня новая кухарка в 3 аршина. Вяч<еслав> болен, Анненский умер на вокзале от разрыва сердца. Как неожиданно! Пошел в 'Аполлон', видел Женю, таскается Макс. Маковский любезен. С Сережей поехал домой. Белкина не оказалось дома.
Очень скучал и рано лег. Похороны в пятницу.

[5], с. 191.

3 декабря 1909:

Дома, как и везде, какое-то уныние. <...> Как мне не хочется ехать в Царское.

[5], с. 191.

4 декабря 1909:

Было серо и дождливо, денег в обрез; встал со светом, вспоминая В<асильевский> О<стров>. На вокзале бродил Бородаев<ский>, потом прибыли Сережа, Женя и Дымов; депутация от гимназий. Проехали к церкви, куда только что прибыл гроб. Разъяснело. Стояли в коридоре, было похоже на Пасху. Мако <С. К. Маковский> предложил съездить позавтракать на вокзал. Было некстати весело и шутливо, но граф <А. Н. Толстой> так приставал ко мне и Жене <Е. А. Зноско-Боровский>, что было даже неловко. До кладбища долго шли пешком среди какой-то гимназии, Макс <М. А. Волошин> же затесался в женскую. На поле ясно и ветрено. Возвращ<ались> все вместе. Поехал в 'Аполлон'; было приятно, хотя я устал. Сережа поехал со мною. Переписывал 'Куранты' и переписал их. Вечером почему-то не было скучно, хотя и лихорадило. Очень разленился. Играл кое-что. Что потухло? Не знаю. Вяч<еслав> все болен; долго сидела у него Анна Рудольфовна. Она теперь в каком-то уничижении. Хлебников, говорят, в отчаяньи. Получил картолинку от Гумилева из Одессы. Жалко все-таки, что он уехал.

[5], с. 192.

5 (суббота) декабря 1909:

Был в 'Аполлоне', получил денег. Какая-то тоска меня гнетет. Поехал на 9<-ю> л<инию>, там новый, Семен, недурной, но я спросил Алексея, он мне надоел ужасно. Так было грустно и мирно. Приехал Сережа, зашел Руслов, обиженный и надутый. Вышли вместе. У графа было недурно. Нежничал с Веньямином при всей компании. Граф нас провожал. Отчего мне так скучно, даже в 'Аполлоне'?

[5], с. 192.

28 мая 1934:

'Это <итальянская "всенародность"> есть без стилизации у Ан. Дм. <Радловой> и у никого больше; ни у Вячеслава, ни у Анненского'.

[3], с. 45.

Непонятно, где Кузмин искал у Анненского итальянскую "всенародность". О завышенном его отношении к творчеству А. Д. Радловой известно.

17 июля 1934:

'Одним из высших фокусов моей жизни была Башня...'

'<Вяч. И. Иванов> - оригинальнейший поэт <...> с эрудицией, блеском петраркизма и чуть-чуть славянской кислогадостью и ваточностью всего этого эллинизма'.

[3], с. 66.

'...религиозное дилетантство в сфере Религиозно-философского общества. Органичнее всего было объединение с эстетствующей профессурой: Анненский, Зелинский, Флоренский, Карсавин, Гревс, Ростовцев'.

[3], с. 70.

Это фрагменты разрозненных воспоминаний под общим заголовком "Башня". Речь идёт о квартире Вяч. И. Иванова и её обитателях в 1909 году. Мнение Кузмина о "ваточности всего этого эллинизма" отбрасывает тень и на Анненского. Однако характеристика упомянутого общества согласуется с отношением к нему Анненского.

21 июля 1934:

'Богданович дала мне читать письма Анненского к Бородиной. Очень царскосельские и Анненского'.

[3], с. 73.

Известно, что Кузьмин в 1934 г. несколько раз жил и лечился в ЦС (тогда Детское Село), в Доме отдыха научных работников (Московское шоссе, 7). В этот раз -- со 2-го июля. Встречался со многими царскосёлами. Эта краткая запись примечательна: Т. А. Богданович названа только по фамилии, как хорошо знакомый человек и как человек, находившийся рядом. Трудно представить, чтобы она давала читать переписку Анненского человеку, с которым не была знакома или мало знакома. Надо бы уточнить, жила ли она тогда в ЦС. Кузмин и Богданович могли быть знакомы через издательство "Academia", с которым оба сотрудничали, особенно Кузмин. У Богданович там вышла книга "Любовь людей шестидесятых годов" (1929). Кстати, в записях 10-11 июля обращает внимание в связи с этим абзац "Романы 70-х годов".
Интересно также, что письма Анненского к А. В. Бородиной оказались у Богданович.
Будучи в ЦС, Кузмин называл в своём дневнике людей анненского круга. Например, накануне этой записи, 20 июля, он счёл нужным отметить: "...потом гуляли в Алекс<андровском> парке. Видели дачу, где жили Мухины" (с. 71). Вс. А.  Рождественский, Ю. А. Шапорин и, конечно, В. И. Анненский-Кривич (31 августа 1934 г.): "...София тоже какое-то выдуманное место. По-моему, там, кроме казарм и упраздненных присуственных мест, ничего нет. Никто там не живет, и всё, несмотря на каменные постройки, нарочно. Совсем другое, чем Цар<ское> Село. Или еще похоже это на какой-то Геркуланум, на город спящей красавицы, но и при пробуждении там одни барабаны, гауптвахты да чиновники. Еще бы туда пустить институты. Подходит там жить Збруеву, Кривичу, да и то, если бы они сошли с ума" (с. 97).
Кроме того, можно отметить в царскосельских местах дневника Кузмина цветочно-природные, парковые мотивы, "прелестные пейзажи". Например, в мае: ("Крыльцо в сад", "Сирень"), в июле ("Пруд утром", "Роза").

Имена Анненского и Кузмина объединены в сборнике: И. Анненский, М. Кузмин. Поэзия. М.: Слово/Slovo, 2000 ("Пушкинская библиотека").

Из письма Э. Ф. Голлербаха Е. Я. Архиппову 15 марта 1936 г. по случаю смерти М. А. Кузмина (1 марта):

"... Был сырой, тёплый зимний день, всё время шёл крупный мокрый снег. Печально и нестройно пели трубы оркестра.
И мне вспомнился точно такой же день, когда "талый снег налетал и слетал", и была такая же тоска, такая же предвесенняя оттепель: день похорон Иннокентия Фёдоровича Анненского, 27 лет тому назад...
Есть много общего, если не в судьбе, то в обособленности, в утончённости обоих поэтов. В известном смысле - есть нечто общее и в судьбе".

РГАЛИ, ф. 1458, оп. 1, ед.хр. 65. [1, с. 247]

Ещё одна фиксация, несколько искусственная:

"И редко чье имя произносилось с большим вниманием и надеждой, чем тогда имя Кузмина. И не только читателями, но и людьми, чье одобрение вряд ли можно было заслужить не по праву, - В. Ивановым, Иннокентием Анненским."

Г. В. Иванов. Петербургские зимы.

М. А. Кузмин на крыше "башни" Вяч. И. Иванова. 1908 г.

Тема "Анненский и Кузмин" исследуется в работах:

Богомолов Н. А. Складень.
Иванов Вяч. Вс. Постсимволизм и Кузмин.
Машевский А. Г. Маленькое эссе об Ахматовой.
Пурин А. А. Недоумение и Тоска.

ИСТОЧНИКИ

1. Встречи с прошлым. Вып. 7. М., "Советская Россия", 1990.
2. Юрий Анненков. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Репринт. М.: "Советский композитор", [1990?].
3. Кузмин М. А. Дневник 1934 года / Составление, подготовка текста, вступит. статья, комментарии Г. А. Морева. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха. 1998.
4.Кузмин М. А. Дневник 1905-1907. / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха. 2000.
5. Кузмин М. Дневник 1908-1915. / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха. 2005.

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2022
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com