Сокращения

Обновление: 05.10.2023

Брат и сестра ШТЕЙН

Сергей Владимирович фон Штейн*  (1882-1955) - поэт, переводчик, критик, историк литературы, сотрудничал в журнале "Аполлон"; брат Н. В. фон Штейн <см. о ней ниже>, жены В. Кривича (В. И. Анненского) в первом замужестве. Муж И. А. Горенко, старшей сестры А. Ахматовой. Рецензировал работу Анненского 'Античная трагедия' (Исторический вестник, 1904, 1, с. 334-335). Был в числе слушателей на чтении Анненским 'Фамиры-кифарэда' летом 1906 г. (Сергеев [С. В. фон Штейн]. Возродитель античных мифов. Варшавский дневник, 1913, 20 июля, 199). Анненский посвятил ему стихотворение 'Две любви' ("Кипарисовый ларец", "Складни"). В 'Воспоминаниях об Александре Александровиче Блоке' (Последние известия, Ревель, 1921, 21 и 24 августа, ? 203 и 205) Штейн рассказывает о приезде Блока к Анненскому в Царское Село осенью 1909 г. (см. фрагмент в публикации:Тименчик Р. Д. Письма Валентина Кривича к Блоку, с. 319).

* Что касается "фон"-а, то баронский титул был самопровозглашённым и не подтверждён документально, основан лишь на семейных легендах. См.: Орлов. С. 26; Валиев М. Т. История семьи Штейн - мифы и действительность // Генеалогический вестник. Выпуск 53. СПб., 2016. С. 93-94.

Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях. ПК, прим. 22, с. 117-118.

В 1906 г. редактировал "Литературное приложение" газеты "Слово" ("Понедельники"), в котором печатался Анненский, см. страницу. О С. В. Штейне см. подробнее:

Пономарева Г. М. Воспоминания С. В. Штейна о поэтах-царскоселах (И. Ф. Анненский, Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова). PDF
Пономарева Г. М., Шор Т. Сергей Штейн: миф и реальность // Труды по русской и славянской филологии: Литературоведение. III. Тарту, 1999. С. 317-331. http://www.utoronto.ca/tsq/15/ponomareva15.shtml
Пономарева Г. М., Шор Т. Тартуский университет в публицистике приват-доцента Сергея Штейна // Радуга. 1998. ? 2. С. 66-74.
Валиев М. Т. История семьи Штейн - мифы и действительность // Генеалогический вестник. Выпуск 53. СПб., 2016. С. 90-110. Здесь впервые опубликована фотография.

Письмо С. В. Штейна Анненскому в прим. 11 к письму А. В. Бородиной от 6 августа 1908 г.

О С. В. Штейне см.: фрагмент 1 книги Лукницкий I; фрагменты 18, 23 книги Лукницкий II.

Из письма С. В. Штейна публицисту А. А. Измайлову от 28 апреля 1910 г., после выхода "Кипарисового ларца":

Покойный Ин. Фед. приходится мне близким родственником - и мне очень близка судьба его стихотворений <...> Моя просьба к Вам заключается в том, чтобы Вы посвятили несколько строк прилагаемому здесь "Кипарисовому ларцу" - в вечерних "Биржевых" (подобно Вашей сегодняшней интересной статье о Тэффи), а если найдёте возможным, то и в "Русском слове". Мне кажется, что книга стихов Ин. Фед., если обойти молчанием три-четыре стихотворения с модернистскими крайностями, представляет собой действительный и настоящий вклад в русскую лирику как совершенством стиха, так и неиспользованною новизною многих тем и настроений. Будьте добрый, дорогой Александр Алексеевич, и откликнитесь на это литературное явление, которое не должно бы пройти незамеченным в нашей печати <...> Первая книжка стихотворений И. Ф. <...> м<ожет> б<ыть> доставлена Вам мною, т. к. у меня есть ещё несколько её экземпляров.

ИРЛИ, ф. 115, оп. 3, ед. хр. 375, лл. 1-2 об.
Тименчик Р. Д. Поэзия И. Анненского в читательской среде 1910-х годов // А. Блок и его окружение. Учен. зап. Тарт. ун-та, вып. 680. Блоковский сборник. VI. Тарту: Тартуский гос. ун-т. 1985. С. 103-104. DJVU

С. В. фон Штейн писал об Анненском:

Посмертная слава его была очень непродолжительной.

Сергеев [С. В. фон Штейн]. Возродитель античных мифов. Варшавский дневник, 1913, ? 199, 20 июля.
Из статьи: Тименчик Р. Д. Поэзия И. Анненского в читательской среде 1910-х годов // А. Блок и его окружение. Учен. зап. Тарт. ун-та, вып. 680. Блоковский сборник. VI. Тарту: Тартуский гос. ун-т. 1985. С. 104. DJVU

С. В. Штейн - один из самых ранних литературных знакомых Н. С. Гумилёва, состоял с ним в переписке и рецензировал его первый сборник стихов ("Слово", 1906, 21 января). В некрологическом очерке о Гумилёве "Погиб поэт..." (Последние новости. Таллинн, 1921, 16 сентября) Штейн пишет:

Характерная черта, сближающая и Анну Ахматову, и Гумилёва, - литературное развитие их совершалось с исключительной быстротою. Отчасти я склонен приписывать это явление благотворному влиянию И. Ф. Анненского <...>

Николай Гумилёв. Сочинения. В 3 т. Т. 3. Письма о русской поэзии / Подгот. текста, примеч. Р. Тименчика. М.: "Художественная литература", 1991. С. 308.

Поэзия мучительной совести

Источник текста: Последние известия, Ревель, 1923, 10 мая. 113. PDF-копия передана в собрание Г. М. Пономаревой, спасибо.

Фрагменты публиковались:
Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях. // ПК, с. 63; там же, прим. 83, с. 122.
Тименчик Р. Д. Анна Ахматова и Сергей Штейн // Балтийско-русский сборник. Книга I. Под редакцией Бориса Равдина и Лазаря Флейшмана. Stanford, 2004. (Приложение к публикации: Фрагмент магистерской работы Елизаветы Росс об Анне Ахматовой; публикация и вступительная статья Галины Пономаревой и Татьяны Шор (Тарту); комментарии Р. Д. Тименчика (Иерусалим)). С. 105-106.

Бывает так: от новой книги протягивается неожиданная нить в далекое прошлое.

И, следуя мысленно по этой нити, воскрешаешь в мельчайших подробностях переживания, которые сам мог считать навсегда позабытыми.

Вспоминаются слова, нечаянно оброненные, и случайные поступки, которые, однако, не пропали бесследно, а нашли живой отклик в другой душе.

И порою эта другая душа посылает свой привет из иного, нездешнего мира на страницах книги, такой немой и одновременно столь внятно говорящей.

Я думаю все это, глядя на раскрытый передо мною сборник "Посмертных стихов Иннокентия Анненского", выпущенных в свет в этом году петроградским издательством "Картонный домик".

Он попал в мои руки совсем нечаянно. Мог и не попасть... Если судьба книг - загадочна вообще, то судьба теперешних русских книг - таинственнее вдвое своей незакономерной доходчивостью к читателю.

Это слово "незакономерность" в применении к нахождению книгой своего потребителя - особенно соответственно в отношении советских изданий, которые нам так мало доступны.

Сначала советские власти не пропускали их сюда вовсе, затем стали обменивать на заграничные издания к вящей выгоде своей и к сугубой невыгоде нашей и, наконец, теперь продают, но уже в полном смысле слова на вес золота.

Извольте при таких условиях следить за новинками русского книжного рынка.

Как бы то ни было, а книжка стихов Иннокентия Анненского меня нашла, чем доставила мне несказанную и грустную радость.

Да, грустную радость погружения в невозвратное прошлое, неразрывно связанное для меня с автором этой книги, обаятельным и проникновенным Иннокентием Федоровичем.

Это было большое счастье знать его именно интимным Иннокентием Федоровичем, а не накрахмаленным инспектором петербургского учебного округа, не ученым переводчиком Еврипида, не "maitre'ом" в редакции журнала "Аполлон".

Он был прекрасный, такой многогранный и всеотзывчивый, человек - в высоком значении этого слова. Семь последних лет его жизни я пользовался его дружественной близостью и когда-нибудь надеюсь рассказать о нем многое.

Сделать это, что проектировалось ещё тринадцать лет тому назад, когда был задуман сборник воспоминаний об Анненском - человеке, поэте, критике, ученом эллинисте.

Он не состоялся, этот сборник, а, между тем, круг близких к Анненскому лиц сильно поредел. И скоро уже некому будет порассказать о нем.

Ушел из жизни его брат, пользовавшийся всероссийской известностью радикальный публицист Н. Ф. Анненский.

Ушел и друг его, В. Г. Короленко.

Ушел так глубоко его чувствовавший и всегда понимавший профессор-историк П. П. Митрофанов.

"Выведен в расход" его ученик Н. С. Гумилев, обронивший об учителе грустные и многозначительные слова:

Был Иннокентий Анненский - последний
Из царскосельских лебедей...

Это случилось зимою 1906 года, когда политические события сменяли друг друга с головокружительною быстротою, и люди, вполне нейтральные, мимовольно втягивались в их круговорот.

Анненский не разделил этой - почти общей - судьбы. Но чувствовалось, что он переживает общественно-политические потрясения очень болезненно.

Помню, в редакцию "Слова", где я тогда заведывал литературным отделом, была прислана книжка Климкова "Расправа и расстрелы"*.

В ней с жуткими подробностями рассказывалось о карательных экспедициях вообще и в частности - о кровавых усмирениях в Прибалтийском крае.

Очень скоро книжка эта стала библиографической редкостью, потому что была конфискована министерством внутренних дел и, помнится, предана уничтожению.

Вот эту-то книгу увидал случайно у меня в руках Анненский и попросил для прочтения. Не думая о последствиях, я охотно дал ее.

Прошло несколько дней... Заехал я к Анненским в Царское Село. Поздоровавшись со мною, Иннокентий Федорович ушел к себе в кабинет и, вернувшись через минуту, возвратил мне очерки Климкова.

- Большое испытание моему больному сердцу принесла эта книга, - сказал он задумчиво. - Мне тяжело было бы лишний час продержать ее у себя, потому-то и тороплюсь с ее отдачей...

И прибавил:

- Какой кошмарной укоризной должна быть каждая ее страница для всякого из нас...

Прошли долгие годы, совершенно заслонившие этот небольшой эпизод в истории моего знакомства с Анненским. И это тем более, что к затронутой тогда скорбной теме он никогда более не возвращался.

В разговорах - да... А наедине с самим собой?

Жуткий ответ на этот вопрос дает одно из его посмертных стихотворений - "Старые эстонки", найденное мною в его посмертном, только что вышедшем сборнике. Привожу его полностью. Ведь, кроме художественно-психологического, оно имеет еще и местный интерес.

"Если ночи - тюремны и глухи, если сны - паутинны и тонки, так и знай, что уж близко старухи, из-под Ревеля близко эстонки.

"Вот вошли, приседают так строго, не уйти мне от долгого плена, их одежда - темна и убога, и в котомке у каждой -- полено.

"Знаю, завтра от тягостной жути буду сам на себя непохожим... Сколько раз я просил их: "Забудьте"... И читал их немое: "Не можем"...

"Как земля, эти лица не скажут, что в сердцах похоронено веры... Не глядят на меня - только вяжут свой чулок бесконечный и серый.

"Но учтивы - столпились в сторонке... Да не бойся: присядь на кровати... Только тут не ошибка ль, эстонки? Есть куда же меня виноватей.

"Но пришли, так давайте калякать -- не часы ж, не умеем мы тикать... Может быть, вы хотели б поплакать? Так тихонько, неслышно... похныкать?

"Иль от ветру глаза ваши пухлы, точно почки берез на могилах... Вы молчите, печальные куклы... Сыновей ваших... я ж не казнил их...

"Я, напротив, я очень жалел их, прочитав в сердобольных газетах. Про себя я молился за смелых, и священник был в ярких глазетах.

"Затрясли головами эстонки... Ты жалел их... На что ж твоя жалость, Если пальцы руки твоей - тонки, и ни разу она не сжималась?..

"Спите крепко, палач с палачихой! Улыбайтесь друг другу любовней! Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий, -- в целом мире тебя нет виновней!..

"Добродетель. Твою добродетель... мы ослепли вязавши, а вяжем... Погоди -- вот накопится петель, так словечко придумаем, скажем..."
". . . . . . Сон всегда отпускался мне скупо, И мои паутины так тонки... Но как это -- печально... и глупо... Неотвязные эти эстонки...

Это стихотворение Анненский снабдил подзаголовком "Из стихов кошмарной совести", и приведенные слова раскрывают все здесь <нерзб., написанное?>.

Анненский внимательно и долго изучал Достоевского и был одним из лучших знатоков гениального творца "Братьев Карамазовых".

Следы этих изучение в литературном наследии Анненского - довольно многочисленны. Кроме общей характеристики достоевского, написанной к двадцатипятилетию его смерти в январе 1906 года, перу Анненского принадлежат два очень ценных очерка: "Достоевский до катастрофы" и "Достоевский в художественной идеологии", вошедших в сборник его статей "Книга отражений".

 Душе Анненского была особенно близка мысль Достоевского о всеобщей этической ответственности за грехи мира.

Слова старца Зосимы в "Братьях Карамазовых" о том, что "всякий пред всеми за всех виноват", раз и навсегда ранили сердце Анненского. Казалось бы, и общественное положение, и склад жизни, и чопорность внешнего поведения - все не соответствовало в Анненском нашим понятиям о мятущейся совести.

А, между тем, было именно так. И если в жизни неполно отразился Анненский, приемлющий на свои слабые плечи тяжесть ответственности за других и открывающий больное сердце ядовитым стрелам беспощадной совести, то в своей исключительно оригинальной поэзии он ярко рисуется с этой стороны. О том же убедительно говорит и приведенное выше стихотворение "Старые эстонки".

Во многих страницах "Тихих песен", "Кипарисового ларца" и "Последних стихотворений" чувствуется в известной степени конгениальность Анненского Достоевскому.

Глубина психологических пытаний, устремление бесстрашных взоров в бездны человеческих падений и захватывающие надмирные взлеты, все это было ведомо - хотя, конечно, в разной степени - Анненскому, как и Достоевскому.

И хочется применить отчасти и к Анненскому те слова, которыми он в свое время пытался сущность творчества Достоевского:

В нем Совесть сделалась пророком и поэтом,
И Карамазовы, и бесы жили в нем, -
Но что для нас теперь сияет мягким светом,
То было для него мучительным огнем.

Приват-доцент СЕРГЕЙ ШТЕЙН

* Неточное название книги: Василий Климков. Расправы и расстрелы. Письма, очерки и наброски специального корреспондента газеты 'Русь' ('Молва'). М., 1906. Изображение: www.alib.ru

Наталья Владимировна Хмара-Барщевская (Анненская, урожд. фон Штейн, 1885-1975*) - сестра С. В. фон Штейна, жена В. Кривича в 1905-1915 гг., после разрыва с ним - жена Валентина Платоновича Хмара-Барщевского (с 1916 г.), сына П. П. Хмара-Барщевского - пасынка И. Ф. Анненского.

* А. И. Червяков: "по сообщению В. Н. Мамичевой, умерла не в 1975 г., а 4.01.1976 г." - От составителя // Письма II. С. XII.

Примечание А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика к публикации: Конст. Эрберг. <Воспоминания об И. Ф. Анненском> // ПК, прим. 94, с. 123. О приставке "фон" см. выше справку о брате.

Фото 1911 г.: Письма II, вкл.

В их браке родились дочь Наталья (1916) и сын Иннокентий*. После смерти мужа в эвакуации (см. прим. 10 к тексту 68) Н. В. Хмара-Барщевская вернулась в 1945 г. вместе с дочерью Наталией Валентиновной (в замужестве Томбаевой) из-под Казани в Москву, где и прожила оставшуюся часть жизни.
Среди печатных отзывов о ней хочется выделить следующие слова, в которых, вероятно, отразилось в значительной степени отношение к своей невестке О. П. Хмара-Барщевской: 'В сборнике "Жемчуга" Гумилев посвятил последнему <В. Кривичу - А. Ч.> одно стихотворение. Другое было посвящено Наталье Анненской**, жене Кривича, чье имя и прелесть напоминали Наташу Ростову. Словно солнечный луч, она освещала сумрачный дом Анненского' (Оцуп Николай. Николай Гумилев: Жизнь и творчество / Пер. с франц. Луи Аллена при участии Сергея Носова. СПб.: Изд-во 'Logos', 1995. С. 34. (Судьбы. Оценки. Воспоминания)).
Ср. также с сопоставительной характеристикой жен Кривича, которую дает в своих мемуарах внучатая племянница И. Ф. Анненского: 'Первая его жена, тетя Наташа, брюнетка с яркими черными глазами и с темным пушком над губой, по-моему, была совершенно очаровательна. Она ушла от дяди Вали к его племяннику, Валентину Хмара-Барщевскому. Леночке было далеко до блестящей тети Наташи. Она была полной ее противоположностью, хрупкая блондинка с голубыми глазами, немножко простенькая, но приятная' (Пащенко Т. А. Мои воспоминания // Пащенко Т. А., Позднева О. Л. В минувшем веке: Два детства. СПб.: Формика, 2002. С. 46***).

* Годы жизни см. на схеме.
** Стихотворение "Заводи". В сборнике нет (и не было) стихотворения, посвященного В. Кривичу; есть посвященное "светлой памяти И.Ф. Анненского", - "Семирамида".
*** См. весь фрагмент на странице В. Кривича.

А. И. Червяков // Письма I, с. 355-356.

О Н. В. Хмара-Борщевской см: Валентин Хмара-Борщевский. Стихи из семейного архива / Публикация и вступительная заметка В. Н. Мамичевой и А. Г. Лазаревой-Ирвин. // Звезда. 2021. ? 12.

И. Ф. Анненский подписал сыну и его жене "Вторую книгу отражений": 'Милому Валюше и еще милейшей Наталише Кривичам их предок И. Анненский'.
Конст. Эрберг. <Воспоминания об И. Ф. Анненском> // ПК, с. 69.

О Н. В. Хмара-Борщевской (Анненской) см. в письмах Анненского к Н. П. Бегичевой от 24.12.1907 и 8.01.1908.

Н. В. Анненская написала под диктовку больного Анненского письмо Волошину от 4 ноября 1909 г.

Возможно, о Н. В. Анненской говорит С. К. Маковский в своих воспоминаниях как о "молоденькой девушке", которую Анненский называл "серной".

О Н. В. Анненской см. в письме О. А. Федотовой Вс. А. Рождественскому от 28 марта 1969 г, гимназической подруге её и А. Ахматовой.

О Н. В. Анненской вспоминает В. С. Срезневская.

О Н. В. и С. В. Штейн говорит А. Ахматова в записях П. Н. Лукницкого. См. фрагменты 3, 6 из книги В. Н. Лукницкой.

 Н. В. Анненской Н. С. Гумилёв посвятил своё стихотворение"Заводи" (сб. "Жемчуга") и вписал в альбом два четверостишия в 1906 г. ("В этом альбоме писать надо длинные, длинные строки, как нити...").

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2023
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com