|
|
Начало \ Написано \ Р. Д. Тименчик, "О составе сборника Иннокентия Анненского "Кипарисовый ларец"" | |
Обновление: 05.03.2024 |
|
Источник текста: "Вопросы литературы", 8, 1978, с. 307-316. (раздел "В архивах и книгохранилищах")
"...покойная Таня Бек взялась провести в
"Вопросах литературы" статью об И. Анненском, правда, так, чтобы её не
было в оглавлении." Т.А. Бек была членом редколлегии журнала "Вопросы литературы". Постраничные (т.е. постолбцовые) сноски сведены мной после текста с общей нумерацией. 307 'Кипарисовый ларец' вышел в свет в апреле 1910 года - спустя четыре месяца после смерти его автора. И сразу же сформировались противоположные мнения о композиционной структуре сборника, прежде всего о распределении стихов по знаменитым трилистникам. Восторженно говорил об этом К. Бальмонт: "Если я возьму сборник стихов Анненского, и не сборник, а книгу, 'Кипарисовый ларец', и просто перечислю перечень оглавления, не весь конечно, это длинно, но хоть часть, я достигну этим ощущения музыкальности души; он, поэт, достигает музыкального ясновиденья в моей душе...'1 В. Брюсов, напротив, находил распределение искусственным и претенциозным2. Критики, заведомо предубежденные против новейшей поэзии, разумеется, тоже не приняли композиционных приемов Анненского3. Ниже приводятся не рассматривавшиеся ранее материалы, которые дают некоторое представление о том, как сам Анненский мыслил себе состав своей книги. Но сначала нужно объяснить, почему возникает вопрос о собственных представлениях Анненского, - ведь, казалось бы, мы и так можем судить о них по тому, как они воплощены в 'Кипарисовом ларце'. Изложим творческую историю сборника. В 1904 году была издана книга стихов Анненского 'Тихие песни' (под псевдонимом 'Ник. Т-о'). Видимо, до начала 1906 года он задумал второй поэтический сборник. Свидетельство тому - титульный лист одной из его тетрадей: 'Ник. Т-о. Вторая книга стихов. Из кипарисовой шкатулки. 1-70. Царское Село. 1905'4. Состав стихотворений в этой тетради мы в дальнейшем будем условно называть проектом 1905 года. В одном из блокнотов Анненского сохранились и два более поздних варианта списка произведений для этого сборника5. Они следуют в блокноте за деловыми записями весны 1907 года, - условно назовем эти списки проектом 1907 года. К апрелю 1908 года уже определилось название сборника 'Кипарисовый ларец', как явствует из ответных писем издателя А. А. Бурнакина6, которому Анненский послал одиннадцать стихотворений из будущей книги для публикации в альманахе "Белый камень". Вероятно, в начале 1909 года Анненский надеялся издать 'Кипарисовый ларец' с помощью К. Чуковского. Последний способствовал изданию 'Второй книги отражений' (вы-
1 К. Бальмонт. Поэт внутренней музыки, 'Утро России', 3 декабря 1916 года. 308 шедшей в апреле 1909 года). 7 мая С. К. Маковский писал К. Чуковскому: '...Несколько недель уже тому назад я отправил Вам письмо, в котором прошу Вас <...> прислать мне книжку стихов в рукописи, переданную Вам Ин. Федор. Анненским - по его просьбе, разумеется'7. Маковский, надо полагать, намеревался извлечь из рукописи материал для публикации в основывавшемся им журнале 'Аполлон'. Но, кроме того, при новом журнале планировалось и основание книгоиздательства. Несомненно, в первую очередь должен был встать вопрос о печатании книги стихов Анненского8. К осени 1909 года выяснилось, что издание книг при 'Аполлоне' откладывается. В начале ноября при посредничестве М. Волошина руководитель издательства 'Гриф' С. А. Соколов предложил Анненскому выпустить его сборник9. Получив согласие автора, Соколов в письме, полученном Анненским 16 ноября, просил его поторопиться с присылкой рукописи, - он рассчитывал издать книгу к концу декабря. Но спустя две недели рукопись все еще не была подготовлена. Вот что пишет об этом сын поэта В. И. Анненский-Кривич, вспоминая день смерти отца - 30 ноября 1909 года: 'На обеденном столе - тетради, рукописи, листки с карандашными заметками. Это материалы 'Кипарисового ларца', которые я обещал отцу окончательно разобрать и подобрать для отсылки в московский 'Гриф'10. Вчерне книга стихов эта планировалась уже не раз, но окончательное конструирование сборника все как-то затягивалось. В этот вечер, вернувшись из Петербурга пораньше, я собрался вплотную, заняться книгой. Некоторые стихи надо было заново переписать, некоторые сверить, кое-что перераспределить, на этот счет мы говорили с отцом много, и я имел все нужные указания'11. В черновике этих воспоминаний Кривич писал: 'В общих чертах книга отцом была уже спланирована. Но еще не все, так сказать, 'набело'. Кой-какие детали в смысле компоновки сборника оставалось еще доделать. Самому отцу заняться этим делом окончательно было некогда, да и чужд он был вообще всей этой технической стороны издавания...'12. В тот вечер Кривичу не удалось завершить работу - спустя несколько часов пришло известие о смерти отца. Он возобновил, подготовку книги через две недели13.
7 ГБЛ, ф. 620 (архив К. И. Чуковского). 309 Таким образом, говорить об 'авторской воле' применительно к 'Кипарисовому ларцу' в издании 1910 года в высшей степени затруднительно. Предоставим слово авторитетнейшему знатоку наследия Анненского: 'Среди многочисленных рукописных материалов в архиве поэта нет документа, который можно было бы считать авторским планом этой книги. Оригинал, подготовленный для набора, также не обнаружен. Поэтому не исключено, что роль В. Кривича в определении состава и композиции сборника была довольно значительной, и сейчас невозможно установить, что прямо соответствует намерению автора, а что доделано рукой его сына, хотя бы и по общим указаниям автора'14. Но мы имеем возможность получить представление о предшествующем этапе работы Анненского над книгой. Речь идет о единственном зафиксированном плане 'Кипарисового ларца' и который находится в письме О. П. Хмара-Барщевской к Кривичу от 7 февраля 1917 года15. Об авторе письма Кривич писал: 'К 80-м годам относится и начало сближения с нашей семьей Ольги Петровны Мельниковой, урожд. Лесли (сестры В. П. Лесли), ставшей впоследствии Хмара-Барщевской - женой моего старшего брата и матерью любимого внука - Вали. С первых же дней своего замужества О. П. Хмара-Барщевская не только родственно, но и сердечно вошла в нашу семью, а с годами связь эта становилась все теснее и крепче. Много лет она с детьми уже непременно часть зимы проводила у нас, сначала в Петербурге, а потом в Царском (Хмара-Барщевские жили в деревне). О. П. не только с любовью, но, я бы сказал, с каким-то благоговейным вниманием следила за творчеством отца, - и о ней, конечно, мне не раз еще придется и говорить и упоминать в этих моих записках'16. В 1917 году О. Хмара-Барщевская записала свои воспоминания об Анненском, которые собиралась печатать с приложением его 'удивительно поэтических' писем к ней (эти воспоминания и письма пока не разысканы). Ей в дневник Анненский написал обращенное, по-видимому, к ней стихотворение 'Последние сирени'. Один из эпизодов их личного общения отразился в стихотворении 'В марте' (все эти сведения почерпнуты из писем О. Хмара-Барщевской к В. В. Розанову17). Кроме того, ей были посвящены стихотворение 'Стансы ночи' и перевод еврипидовского 'Геракла'. Ей доверял Анненский вписывать стихи в его 'авторскую тетрадь'. Видимо, она имела все основания утверждать, что Анненский в течение многих лет делился с нею своими поэтическими замыслами18.
14 А. В. Федоров. Примечания в кн.:
СиТ 59, стр. 582. Итак, в письме Кривичу она писала: '...Поторопись с 3-ей книгой стихов - какое счастье, что Кеней, хотя спустя 310 7 лет, так заинтересовались...19 <...> Посылаю тебе копию с черновой, которую Кеня составлял у меня на Малой ул<ице>20 относительно выпуска своего 'Кипарисового ларца' (разбивание стихов на трилистники, складни и размет<анные> листы), м<ожет> б<ыть>, ты этим поруководствуешься, выпуская 3-ю книгу стихов; но уже во 2-ой книге был несколько нарушен порядок... и разбиты трилистники...
Вот копия: Приводим далее с некоторыми сокращениями список стихотворений. Опущен состав трилистников в тех случаях, когда он воспроизведен в издании 1910 года. Курсивом отмечаются названия трилистников и складней, не представленных в этом издании, а также стихотворений, вообще отсутствующих в нем. Римская цифра в скобках за названиями трилистников и складней означает порядковый номер в расположении по изданию 1910 года.
I. 'Мысли-иглы'. 311
Трилистник минутный -
'Миг', 'Минута', 'Стальная цикада'. 25) Трилистник кошмарный (VIII). 26) Трилистник забвения -
'Decrescendo', 'Нерасцеплепные звенья...', 'Братские могилы'. 27)
Трилистник брачный - 'Трое', 'Тоска медленных капель', 'Аметисты'. 28)
Трилистник дымный - 'Дымы', 'Если больше не плачешь...',
'Я думал, что сердце из камня...'. 29) Трилистник дождевой - 'Дремотность', 'Октябрьский миф', 'Романс без музыки' (XIII). 30) Трилистник соблазна (II). 31) Трилистник толпы (XX). 32) Трилистник одиночества - 'Лишь тому, чей покой таим...', 'Аромат лилеи мне тяжел', 'Canzone' (XXV). 33) Трилистник замирания (XXIV). Приведенный план записан не ранее 12 декабря 1908 года - судя по наличию в списке стихотворения 'Струя резеды в темном вагоне' (в составе складня 'Добродетель'), написанного 11 декабря ночью. Вряд ли он составлен позже, чем 31 мая 1909 года, - этим днем датировано стихотворение 'Баллада', отсутствующее в списке. Скорее всего этот план относится к весне 1909 года и связан с проектом издания при 'Аполлоне'23. Число трилистников - в этом плане - тридцать три, - помимо того, что оно обеспечивало предельное выражение идеи троичности, эстетически интересовавшей Анненского, было еще для него значимо и другим: как известно, это общее число трагедий трех греческих трагиков (Эсхила, Софокла, Еврипида)24.
19 В начале 1917 года дискуссия в печати между
О. Хмара-Барщевской,
Ф. Зелинским и
В. Розановым о переводах Анненского из Еврипида привлекла внимание к творчеству Анненского. В этой связи Кривич предложил некоторым издательствам несобранные и неизданные произведения отца. Обратим внимание и на число складней - девять (тоже кратное трем). В литературоведческих трудах складень часто понимается неверно - только как цикл из двух стихотворений. Публикуемый план показывает, что складнями Анненский называл не только 312 двухчастные микроциклы, но и такие тексты, 'двустворчатость' которых реализуется в развертывании антитезы в пределах одного стихотворения: 'Он и я', 'Другому', 'Две любви', 'Два паруса лодки одной'. Любопытно, что этот ранний проект подтверждает догадку поэта Александра Кушнера, который писал: '...В 'Трилистнике осеннем' наряду со стихами 'Ты опять со мной, подруга осень' и 'Август' оказалось стихотворение 'То было на Валлен-Коски', которое, пожалуй, с таким же основанием могло быть включено в 'Трилистник одиночества'25. Но спросим - более ли обязательно с 'предметно-тематической' точки зрения стихотворение 'Сирень на камне' в этом цикле? И неужели у Анненского не нашлось бы других стихотворений, в которых календарное приурочение более отчетливо? Здесь и кроется один из ответов на вопрос о структуре трилистников, - Анненский, в нарушение читательского ожидания и в опровержение обыденной логики, вводит в некоторые трилистники стихотворения, тематически не связанные с заглавием. Но об этом еще придется говорить ниже. В публикуемом списке, помимо отсутствия стихотворений, написание которых летом и осенью 1909 года документировано ('Баллада', 'Будильник', 'Дождик', 'Нервы', 'Одуванчики', 'Прерывистые строки', 'Дальние руки', 'Моя тоска'), обращает на себя внимание отсутствие еще двух известных стихотворений - 'Петербург' и 'Старые эстонки'. 'Петербург' был создан не позже июля 1909 года, когда Анненский читал его Чуковскому26, но даже если он существовал к весне 1909 года, Анненский мог иметь особые эстетические причины, чтобы не вводить его в сборник, - во всяком случае, в ноябре 1909 года он от включения его в 'Кипарисовый ларец' отказался27. 'Старые эстонки', возможно, были окончательно доработаны после составления списка, - В. Кривич писал издателю А. Альвингу в 1916 году, посылая ему стихи отца для альманаха 'Жатва': 'А насчет одного я очень колебался: оно называется 'Из стихов кошмарной совести. Старые эстонки'. Это одно из самых его последних. Нам оно было прочитано впервые, кажется, за месяц до смерти. Вещь очень интересная и сильная, но по характеру своему она едва ли была бы уместна к печати в переживаемое время, и я после долгих колебаний отложил ее'28.
24 'Театр Еврипида'. т. I, 'Просвещение', СПб., 1906, стр. 22. О семантике "первоначальной формы триптихов" см.:
И. Анненский. Миф об Оресте у Эсхила, Софокла и Еврипида, СПб. 1900, стр. 2. Последовательность трилистников как смысловое единство - проблема, встающая перед каждым исследователем Анненского. 'В расположении микроотделов ('трилистников') главной книги Анненского 'Кипарисовый ларец' трудно уловить логическую законо- 313 мерность, поступательное движение или организующую состав книги сквозную мысль: расположение 'трилистников' так же зыбко и импрессионистично, как и содержание большинства стихотворений, входящих в книгу'29. В этом смысле в публикуемом списке любопытно то, что книга начинается с трех 'дорожных' стихотворений 'Трилистника из старой тетради' (хотя собственно 'Трилистник дорожный' поставлен тринадцатым номером). В этом микроцикле четче, чем во всех остальных, устанавливаются 'сюжетные' сцепления: первое стихотворение 'Тоска маятника' описывает бессонницу на постоялом дворе, что находит отклик в следующем стихотворении 'Картинка': 'Ночью мне совсем не спалось, не попробовать ли здесь?' Третье стихотворение 'Старая усадьба' связано с реальными поездками по Бельско-Ржевскому большаку - описано имение 'Подвойское'30. В проекте 1907 года 'Усадьба' в первом варианте тоже открывает список (за нею следуют 'Квадратные окошки'). Во втором варианте, видимо, за основу расположения был принят мотив годового цикла: 1. 'Снег', 2. 'Тает', 3. 'Квадратные окошки', 4. 'Вербная неделя', 5. 'Майская гроза' и т. д. То, что книга открывается как бы 'задающими тон' стихотворениями о дороге, должно быть сопоставлено с идеями статьи Анненского 1909 года 'Эстетика 'Мертвых душ' и ее наследье' о 'восторге дорожных созерцаний' у Гоголя и о том, что 'в воспоминании о дороге и рождались ... гениальнейшие из его синтезов'31. Примечательно, что 'Тоска маятника', открывающая первый трилистник, содержит реминисценцию из 'Мертвых душ' - описание часов Коробочки. Отметим в той же статье Анненского и другой мотив - 'последний праздник золотого перебирания страниц жизни'. Это едва ли не авторская самохарактеристика смысловой концепции 'Кипарисового ларца'. По определению современного исследователя, 'это своего рода книга всей жизни'32. В роли вводного, вступительного текста в публикуемом списке выступает стихотворение в прозе 'Мысли-иглы'. Видимо, такова же была его функция в проекте 1907 года. Им же открывается авторская тетрадь под названием 'Символы'33. Проект 1905 года начинает книгу стихотворением 'Я люблю'34, которое входит в последний трилистник в проекте 1909 года. Отсутствие всякого вступления в 'Кипарисовом ларце' 1910 года почти наверняка объясняется тем, что
29 Д. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. 'Советский писатель', Л. 1975, стр. 98. 314 Анненский не успел дать указаний на этот счет. Как сообщал Кривич в уже цитированном письме к Альвингу, говоря о стихотворениях 'Лира часов', 'Ель моя, елинка', 'Миг', 'Если больше не плачешь...': 'Эти вещи все относятся к 'Кипарисовому ларцу' и лишь при последнем переборе для печати сборника остались за его страницами'. К сожалению, это нечеткое указание оставляет неясным, о каком 'переборе' идет речь и участвовал ли в нем сам Анненский. Конечно, Анненский мог заняться сокращением книги, потому что С. Соколов сопроводил свое предложение просьбой об ограничении объема. Но может быть, что и до предложения 'Грифа' Анненский думал о сокращении книги. На это были внутренние творческие причины, - лето и осень 1909 года были для Анненского временем размышлений о путях новейшей русской поэзии и в этой связи о характере его собственной лирики. Повышенная строгость отбора своих стихотворений отчасти вытекала из новой роли обозревателя и судьи новейшей поэзии. Этим мы не хотим вслед за Сергеем Бобровым категорически утверждать, что 'Анненский выбрал для своей книги самые лучшие свои вещи'35. Речь идет о самих мотивах отбора, а вовсе не о результатах его. Почему же Кривич не учел присланных ему О. Хмара-Барщевской материалов и даже не сослался на них в примечаниях к последующим изданиям стихов Анненского? Ответ, вероятно, простой: забыл. Работа над 'Кипарисовым ларцом' в декабре 1909 года проходила под знаком спешки и боли утраты, и какие-то недоделки были неизбежны. Но и материалы Хмара-Барщевской пришли к Кривичу в неудачное время: умирала его мать, Надежда (Дина) Валентиновна Анненская. Впоследствии знаток Анненского Д. С. Усов писал другому исследователю его творчества, Е. Я. Архиппову, о разговоре с Кривичем в апреле 1925 года: 'Валентин Иннокентьевич спросил меня, какого я мнения о его редакторской деятельности, и я совершенно прямо высказал ему все наше общее недоумение и огорчение и по поводу 'Кипарисового ларца', и по поводу посмертного сборника, и по поводу Еврипида...' Далее Д. Усов приводит слова Кривича: '...Стихи я очень спешно переиздал - у меня, знаете ли, времени уж очень мало было...'36 Забытое письмо Хмара-Барщевской, видимо, было обнаружено Кривичем позднее, при разборке архива, и тогда же сделана помета на этом письме: 'Вложить в письмо Усову'. Остается сказать и еще об одной проблеме, встающей после публикации проекта весны 1909 года. Когда Анненский пришел к идее трилистников? Хотя предвестием их можно считать уже циклы 'Бессонницы' и 'Лилии' в сборнике 'Тихие песни' и хотя стихи будущего 'Трилистника балаганного' в ранних тетрадях снабжены нумерацией 1-3, ни в проекте 1907 года, ни в подборке стихов, посланных Бурнакину в апреле 1908 года, принцип трилистников еще не воплотился. Более того, видимо, рукопись, которую видел К. Чуковский в начале 1909 315 года, еще не имела этого разделения, иначе бы он, в своих некрологах Анненского старательно вспоминавший именно странные и необычные черты его лирики, обязательно упомянул об этом новшестве. Итак, пока выскажем осторожное предположение о внедрении принципа трилистников весной 1909 года. Тогда же Анненский предоставил для печати первый трилистник - 'Трилистник балаганный' во втором номере журнала 'Остров'. Вероятно, можно указать не один источник, под влиянием которого Анненский пришел к замыслу трилистников. В первую очередь надо назвать 'Трилистник' - цикл из трех стихотворений в сборнике Бальмонта 'Будем как солнце' (1903). Но несомненно на Анненского повлияло и рассуждение об Анри де Ренье в 'Книге масок' Реми де Гурмона: 'Среди гирлянд метафор у него всегда сверкает какая-нибудь идея. И как бы схематична, как бы неопределенна ни была эта идея (si vague ou si generale qui soit cette idee), ее все же совершенно достаточно, чтобы ожерелье поэтических образов не рассыпалось в беспорядке'37. Как пример Реми де Гурмон приводит три последовательных строфы одной из поэм де Ренье38. В архиве Анненского сохранились наброски перевода этих строф39. Часть этих набросков извлечена и напечатана в разделе оригинальных стихотворений в издании 'Библиотеки поэта' - 'Грозою полдень был тяжелый напоен...' (это - первая половина второй строфы, начинающейся стихом 'Midi fut lourd d'orage et morne de soleil...'40). И, приведя эту цитату из Ренье, Реми де Гурмон поясняет: 'Это маленький триптих, имеющий несколько значений, сообразно с тем, берется ли он в отдельных своих частях или целиком (се petit triptyque a pluisieurs significations et dit de choses differentes selon qu'on le laisse a sa place on qu'on l'isole)'. Здесь Анненскому был как бы подсказан путь обогащения готового стихотворения дополнительными смыслами (о чем писала Л. Я. Гинзбург), что отвечает одному из его убеждений: '...Я считаю достоинством лирической пьесы, если ее можно понять двумя или более способами'41. Заметим, что этот композиционный прием связывается Реми де Гурмоном с апологией 'идеи' в лирике, что опять-таки отвечало воззрениям Анненского, который писал в статье 'Трагическая Медея': 'Мы слишком долго забывали, что поэзия есть форма мысли, и что наслаждение ею никогда не теряет интеллектуального оттенка'42. 'Гармония, постигаемая мыслью, умственным внимани-
35 'Печать и революция', 1923, ? 3, стр. 262. 316 ем', противопоставленная той гармонии, которая 'действует непосредственно на глазные и слуховые нервы, вроде рифмы или розы на зеленом листе'43, и положена Анненским в основу составления трилистников. Разумеется, Анненский предчувствовал возможные упреки. В той же 'Трагической Медее' он писал: '...Нет великого произведения поэзии, где бы мы не открывали загадок и противоречий, неразрывных с глубокой человеческой мыслью, но совершенно несовместимых с определенными логическими схемами'44; 'поэты вовсе не так уж старательно сберегают свои картины от причудливого проявления человеческой мысли или вторжения в них жизни с ее несообразностями'45.
43 'Ион и Аполлонид', - 'Театр Еврипида', т. I. стр. 542.
|
|
Начало \ Написано \ Р. Д. Тименчик, "О составе сборника Иннокентия Анненского "Кипарисовый ларец"" |
При использовании материалов собрания просьба соблюдать
приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2024
Mail: vygranenko@mail.ru;
naumpri@gmail.com