Начало \ Именной указатель \ Д. С. Усов, персональная страница |
Открытие: 20.06.2015 |
Обновление: 05.05.2022 |
|||||||||||||||
УСОВ Дмитрий Сергеевич
|
||||||||||||||||
Основным источником для страницы является издание: Усов Д. С. 'Мы сведены почти на нет:'. Т. 1. Стихи. Переводы. Статьи / Сост., вступ. статья, подгот. текста, коммент. Т. Ф. Нешумовой. М.: Эллис Лак, 2011. В библиотеке "ImWerden": https://imwerden.de/publ-5208.html Д. С. Усов - один из самых заметных посмертных и послереволюционных "анненскианцев", наряду со своими друзьями Е. Я. Архипповым, Арс. Альвингом, Вс. А. Рождественским, А. В. Федоровым. Наиболее полно на сегодняшний день творчество Д. С. Усова и сведения о нём содержит двухтомник, подготовленный и изданный Т. Ф. Нешумовой ([1], [2]). Он является источником материалов, размещённых на этой странице и других страницах собрания, связанных с Д. С. Усовым (мной раскрыты сокращения, введённые в издании). Д. С. Усов - автор статьи "Фантастика Инн. Анненского". (РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 78. Л. 34-34 об.). См. прим. 5 к письму Усова к Арс. Альвингу от 19.05.1915. 27 марта 1924 г. записал вместе с Л. В. Горнунгом устный рассказ М. А. Волошина об И. Ф. Анненском. Автограф перевода Усовым на немецкий язык 1-й строфы стихотворения "Свечку внесли" сохранился в "Литературной тетради Валентина Кривича". Публикация записки-вклейки Д. С. Усова к экземпляру сборника "Северная речь", принадлежавшего Е. Я. Архиппову, о трагедии "Лаодамия", опубликованной в этом сборнике: lucas_v_leyden. Неизвестное письмо И.Ф. Анненского. Д. С. Усов был в приятельских отношениях с А. В. Фёдоровым, сотрудничал и переписывался с ним (см. об этом замечание Т. Ф. Нешумовой).
Е. Я. Архиппов писал об Усове-поэте в сопоставлении с Анненским:
Стихи Д. С. Усова, особенно ранние, пронизаны влиянием Анненского, что, конечно, найдёт своего исследователя. Как случайный пример можно привести пасхальные строки 1917 г.
Еще и первых почек нет, которые сопоставляются с "Весенним романсом". Но здесь полностью открыты только те стихотворения, которые явно обращены к Анненскому.
Памяти И. Ф. Анненского
Ты помнишь лик светила, но иного.
Здесь только тени
- вещи же не здесь.
Я свечи жгу при
белом свете дня
И я скорблю. Мне
жаль недель, годов,
Но чудится: когда
приходит сон - <1915> C. 92; 552
Автограф: ОР РГБ. Ф. 218. К.
1071. Д. 22. Л. 11об. Второй автограф: "Гиацинты плащаницы"
- книга
стихотворений и переводов Д. Усова, составленная Е. Я. Архипповым //
РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2. Ед. хр. 9. Л. 33. * * *
На томительной грани
Шара земного
круженье.
В синем сиянье
прозрели
Снега зачахлые
розы
Вечная смена
явлений, <1915> С. 92; 552 Автограф: "Гиацинты плащаницы" - книга стихотворений и переводов Д. Усова, составленная Е. Я. Архипповым // РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2. Ед. хр. 9. Л. 15-15 об. Эпиграф - из стихотворения И. Ф. Анненского "Снег". СКЛАДЕНЬ Посв. Евгению Архиппову I Vae victis
Труды Скорбей
глубоки и черны.
На неподвижном
круге циферблата
И навсегда забыты
числа дней,
И с крыльями
поникшими Тоска, II Sursum corda
Здесь семь
светильников сияют в темноте.
Здесь обретут
покой и утешенье те,
Но грань
перейдена. Обет исполнен. Там,
Вблизи тех
областей, где ангелы видны - <1915> С. 94-95; 552
Автограф: ОР РГБ. Ф. 218. К.
1071. Д. 22. Л. 11. Мой август
И роскошь цветников, где проступает тленье.
И в том же городе
проснувшийся
И чем ясней,
недостижимее
Тем ярче парков
доцветающих
И вот, считая дни
последние,
Забыть про
знающих, про смеющих, - 1915 С. 100; 552 Автограф: ОР РГБ. Ф. 218. К. 1071. Д. 22. Л. 12. Эпиграф - из стихотворения И. Ф. Анненского "Август" подчеркивает диалогичность названия. Три одиноких 30 ноября 1919
Нас трое в
комнате. И каждый одинок:
Захлопнут и
замкнут часов стенных футляр,
Но ходит и
стучит, все так же одинок,
Все ходит - так,
и так. И, мерным стукам вняв, 1919 С. 107; 554 Автограф - ОР РГБ. Ф. 218. К. 1071. Д. 22. Л. 14. Еще один список рукою Архиппова: РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2. Ед. хр.14. Л. 71 об. - 72 (здесь '30 ноября 1919' вынесено как заголовок, а под стихотворением написано 'Три одиноких'), другой - в "Гиацинтах плащаницы", книге стихотворений и переводов Д. Усова, составленной Е. Я. Архипповым (РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2. Ед. хр. 9. Л. 33 об. - 34; здесь отсутствуют кавычки в 8-й строке). Стихотворение написано в десятилетнюю годовщину смерти И.Ф. Анненского, 30 ноября 1919 г., поэтому одним из героев стихотворения становится хризантема (как и у Ахматовой в 'Подражании И. Ф. Анненскому' (1911) - 'цветы голубых хризантем'), с сопутствующими ей мотивами тления, смерти. Ср. у Анненского: 'И казалось мне, что нежной / Хризантема головой / Припадает безнадежно / К яркой крышке гробовой... // И что два ее свитые / Лепестка на сходнях дрог - / Это кольца золотые / Ею сброшенных серег' ('Хризантема'); 'Ho лишь в белом венце хризантем, / Перед первой угрозой забвенья, / Этих вэ, этих зэ, этих эм / Различить я сумел дуновенья' ('Невозможно'). Стихотворение наполнено и другими, характернейшими для Анненского, словами-мотивами: 'часы', 'сердце', 'отрава'. В каталоге РГАЛИ ошибочно датировано 1917 г. Сирень на асфальте
Покрытые копотью
пыли,
Бессмысленно-тяжкая кара, -
Нет больше ни
друга, ни брата -
Теперь не возьмет
их с асфальта
А если их кто и
поднимет -
Лишь ветра
тревожащих шорох, <1919> С. 108; 554 Автограф - ОР РГБ. Ф. 218. К. 1071. Д. 22. Л. 14 об. Ср. стихотворение Анненского 'Сирень на камне'. Это стихотворение стало названием неосуществившегося проекта Д. С. Усова и Архиппова: так, видимо, должно было называться организуемое ими издательство или общество, посвященное изучению наследия И. Ф. Анненского. Ср. в письме к Архиппову (февраль 1924 г.): 'Отказ от участия в ред<акционном> комитете 'Кифары' с моей стороны был бы невозможен - ведь эта затея могла бы стать реализацией нашей старинной мечты о 'Сирени на камне'' (см. Том II, 208). Датируется 1919 г. по соседству на одном листе со стихотворением 'Три одиноких'.
Сиреневых, и
розовых, и черных
И блеск очей,
манящих и покорных -
Но Иннокентий
Анненский тебя
Дробивших вечный
ребус, как орех, 1921 С. 114 XI часть венка сонетов "Любимые поэты"; 552 Автограф - ОР ИРЛИ. Ф. 773 (М. А. Зенкевича) в письме к Зенкевичу от 10 февраля 1922 г. <...> В настоящем издании текст венка воспроизводится по экземпляру журнала "Гермес" (1924. ? 4. С. 53-67) из личного архива М. Б. Горнунга. <...> В перечне русских венков сонетов, Составленном Е. Я. Архипповым, читаем: "Любимые поэты. Кто первый отрока пленил из вас? / То был сказатель Дании печальной. (Начат 2 ноября, окончен 23 декабря 1921 н. ст. Рукописное издание в количестве 10 именных экз. Обложка Е. А. Костроминой (первой жены Д. С. Усова - Т. Н.). Шрифт автора. Отдельные сонеты посвящены: Андерсену - Мёрике - Эдгару По - Гоффману - Данте, Рильке - Стерну - Ренье - Жамму - Вл. Соловьеву - Инн. Анненскому - Раблэ - Черубине де Габриак - Шекспиру. Посвящен Евгению Архиппову. Магистрал: - Кто первый отрока пленил из вас? / Кто юноше давал часы услады? - помещен 15-м" (РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 101. Л. 73 об. - 74). 556 Анненский - один из главных поэтов для Д. С. Усова. Поэтому Анненского имитирует ряд 557 его юношеских стихотворений в 1918 г. Д. С. Усов откликнулся рецензией на книгу "Театр Еврипида в пер. И. Анненского под ред. Ф. Зелинского. Том II" (газета "Понедельник" (от 2(15) апреля 1918 г.), завязал (сначала эпистолярное) знакомство с сыном Анненского В. И. Кривичем, которого много лет убеждал передать архив отца в руки специалистов; в 1924 году стал одним из лидеров организованного Арс. Альвингом кружка "памяти И. Ф. Анненского" "Кифара" (см. о нем: Тименчик Р. Д. Культ Иннокентия Анненского на рубеже 1920-х годов // Reading in Russian Modernism. To Honor Vladimir Feodorovich Markov. Edited by Ronald Vroon, John E. Malmstad. М., 1993. С. 342 см. в книге Р. Д. Тименчика "Подземные классики"); после разгрома ГАХН беспокоился о судьбе переданной в 1927 г. в Академию библиотеки поэта (о ней Д. С. Усов совместно с библиотекарем ГАХН Н. И. Пожарским делал специальный доклад в Академии и в московском Обществе друзей книги), мечтал о научном издании его стихотворений, но не смог осуществить мечту из-за ареста, в результате - не без влияния Д. С. Усова - эту работу выполнил его друг - филолог и переводчик А. В. Федоров.
Рецензия 398 Новалис писал: 'Женщины совершеннее нас. Они познают лучше, чем мы. Их природа кажется нашим искусством, наша природа - их искусством'1. Они интимнее и, несмотря на свою нежность, они более дерзкие, почему и лиризмы их почти всегда типичнее мужских'2). Эти два утверждения вспоминаются при чтении второй книги Анны Ахматовой: 'Четки'3. Сопоставляя ее с первой книгой 'Вечер'4, можно, при внимательном рассмотрении, заметить неуклонное развитие, движение вперед. В 'Вечере' - мучительная, порой слепая, алчущая любовь к тому, кто или мертв, или недостижим. Теперь как будто наступил покой, отдых после долгого, бесплодного искания ('Я научилась просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу...'5) А. Ахматова взяла четки, как внешний знак этого умирения. Но ее четки - только украшение на темном платье, успокоение - временное или мнимое; оно дает возможность открыть сердцу мир - весь; 399 а он, в свою очередь, несет новые страдания. Поэт воплощается в разные образы (канатная танцовщица6, Сандрильона7, монахиня8), попадает в различные, часто странные положения, совершает неожиданные, но оправданные скрытой причинностью поступки. Но сквозь все эти личины глаза смотрят одни и те же. А. Ахматова, по собственному признанию, прочитала 'что бессмертны души'9; но это проходит мимо нее, потому что для нее есть, главным образом, 'вещи', законы действительности, ее лица и предметы; они поставлены на место прежних, существовавших лишь как оболочка. Это застилание вещами имеет совершенно определенный характер. Чтобы стать поэтом, А. Ахматова (по выражению И. Анненского) не 'выдумывала себя'10, не полагала в центр что-либо, ведомое только ей одной. Наблюдая внешнюю жизнь, она выделяет из ее пестрой бессмыслицы только то, что ей близко; отсюда - недосказанность (обусловленная также тесными рамками тем), тревожность образов. Мальчик, раньше веселый и довольный, теперь 'знает все не хуже мудрых и старых' и не может сладить 'с горькой болью первой любви'11; смерть простирает к нему руки. Мощи для А. Ахматовой - только княжна с плотно сомкнутыми губами, лежащая на сапфирной душистой парче при жарком свете трех тысяч свечей12. Смерть представляется А. Ахматовой сестрой, которой она в свое время уступит место 'у лесного, у высокого костра'13:
Ты пришла меня похоронить. Можно не касаться вопросов о стилистике, о технике, о пэонах и паузах - острота, гибкость и беспокойный ритм стихотворений А. Ахматовой настолько своеобразны, что бросятся в глаза всякому, раскрывшему ее книгу на любой странице. Критика, правда, неоднократно отмечала влияние М. А. Кузмина на поэтессу (напр., в статье Н. Львовой 'Холод утра' - Жатва. Кн. V15). Примеры этого влияния, пожалуй, можно найти и в 'Четках': с известной натяжкой во всяком случае: 400
Сколько просьб у любимой
всегда, - - - - - - - - - -
Прекрасных рук счастливый
пленник - - - - - - - - - -
У него глаза такие, и особенно начало последнего в 'Четках' стихотворения, озаглавленного 'Отрывок из поэмы':
Мне дали имя при крещенье -
Анна, Но надо сказать, что вообще вопрос о влиянии - крайне сбивчивый и трудный вопрос. Часто совпадение принимается за влияние. Во всякую литературную эпоху существуют течения идей, общие настроения, которые каждый переживает субъективно. И о несомненном совпадении, созвучании приходится говорить по отношению к учителю А. Ахматовой И. Ф. Анненскому. Постижение того, что боль и смерть - прекрасны, душевную муку и любовь своего одиночества А. Ахматова приняла от него и только от него.
Десять лет замирания и
криков, Совпадение с И. Анненским наблюдается во многих сходных образах и определениях ('лиловый сумрак гасит свечи'20' 'часы с кукушкой ночи рады'21' бессонница так баюкает, что от ее слов не спится третий месяц22, тихий дом у непроезжей дороги глядит на лес одним окном - 'в нем кого-то вынули из петли и бранили мертвого потом'23' скорбные скрипки, по- 401 ющие: 'благослови же небеса, ты первый раз одна с любимым'24, седая прядь, вплетающаяся в темные косы, безголосый соловей25, 'звонкий голос не узнавших счастья'26 и др.). От И. Анненского А. Ахматова научилась также сострадать сердцам 'неживых вещей'27, потому что их сиротство и ее одно и то же. И. Анненскому дано было знать, 'что где-то есть не наша связь, а лучезарное слиянье'28. Это пока не ясно А. Ахматовой; мир реальный (на самом же деле, призрачный) еще заслоняет ту среду, 'где живем мы совсем по-другому'29, которую ведал ее учитель. Познать себя, углубиться в свой дух - вот доля, которую должно дать будущее А. Ахматовой. 613 Опубликовано: Жатва. Вестник литературы. М., 1915. Кн. VI-VlI. C. 468-471.
1 Цитата из дневника Новалиса
(август - сентябрь 1796 г.), см. в новейшем изд.: Novalis.
Schriften. Bd. 4. Tagebücher, Briefwechsel,
Zeitgenössische Zeugnisse. In: Die Werke
Friedrich von Hardenbergs. hrsg. von P. Kluckhohn und R. Samuel.
Stuttgart. 1975. S. 25. 614
6 Главный образ стихотворения 'Меня
покинул в новолунье'
(1912) - 'канатная плясунья. 615 идею двойственности мира, ждет от Ахматовой знания о 'подлинной' реальности, просвечивающей за миром вещей.
Рецензия 406 Издание 'Театра Еврипида' продолжается1. Вышедший ныне 2-й том его (новый выпуск 'Памятников мировой литературы') содержит 4 трагедии (со введениями): 'Гераклиды', 'Геракл', 'Елена', 'Ипполит'. 'Гераклиды' и 'Елена' печатаются впервые. К 'Гераклидам' Ф. Зелинский написал введение 'Алтарь Милосердия'. К книге приложен снимок с античного бюста Еврипида. 407 В редакторском предисловии воспроизведены перекрестные полемические письма, которыми обменялись Ф. Зелинский, В. Розанов2, О. Хмара-Барщевская3 - невестка И. Анненского - и сын его В. Анненский (поэт Валентин Кривич)4. Дело в том, что Ф. Зелинский очень усердно 'поправил' перевод Анненского, уже после смерти последнего. Имел ли он на это внутреннее право? Допустима ли вообще такая контаминация? Я склонен думать, что степень приближения перевода к подлиннику всегда относительна; то, что для одного переводчика является приближением к оригиналу, - другому может показаться удалением от него. Во всяком случае, редактор обязан был отмечать стихи своего перевода, втиснутые им в перевод покойного поэта - тут же, в тексте (например, другим шрифтом). Он должен был сделать это хотя бы для тех, кому близко творчество Иннокентия Анненского. И только потому, что И. Ф. Анненский уже не может больше возразить Зелинскому - его перевод оказался обезличенным. 'Еврипид Анненского' утрачен, есть какой-то другой, чужой, безразличный Еврипид, 'химическое соединение'. I том Еврипида вышел у Сабашниковых летом 1916 г., т. е. почти 2 года тому назад. Все драмы и фрагменты должны составить 6 томов. Неужели издание будет закончено только через 12 лет? Жутко становится при мысли, что много, много рук, перелиставших этот том, не прикоснутся к страницам последнего. Судьба, изводившая Иннокентия Анненского при жизни, не щадит его даже по смерти, - обрекая труд, связанный с его прекрасным именем, на долгое, мучительное прорастание. 617
Опубликовано: Понедельник. 1918. ? 7. 2 (15)
апр. С. 4. (еженедельное приложение к газете
"Власть народа") 618 Иннокентий Федорович Анненский как филолог-классик // Аполлон. 1910. 4, янв. Отд. 11. C. 1-9.
1 Издательство М. и С. Сабашниковых
успело выпустить три тома Еврипида в переводе Анненского (в 1916, 1917 и
1921 г.) из предполагавшихся шести. 'Сабашниковское издание выходило под
редакцией Ф. Ф. Зелинского. Свои редакторские права он понял очень
широко и не только снабдил его примечаниями и статьями (к тем драмам, к
которым Анненский не успел их написать), но и внес большую правку в
стихотворный текст Анненского - чтобы приблизить текст к подлиннику и
отчасти чтобы (по своему разумению) улучшить стиль. Исправлены и
переписаны были подчас до четверти и более строк в каждой трагедии. Те,
кому дороже был Еврипид, радовались; те, кому дороже был Анненский
(прежде всего наследники поэта), негодовали; вспыхнул газетный скандал
(материалы его напечатаны в предисловии ко второму сабашниковскому
тому). Последствий это не имело, так как издание оборвалось на следующем
томе' (Ярхо В. Н. Примечания // Еврипид. Трагедии: В 2 т.
М., 1999. Т. 1. С. 604; см. также: Гаспаров М. Л.
Еврипид Иннокентия Анненского //
Там же. С. 593-594). Подробнее о взаимоотношениях И. Ф.
Анненского и Ф. Ф. Зелинского см. коммент.
А. В. Червякова в кн.:
Анненский И. Ф. Письма. СПб.,
2007. Т. 1. С. 186-189. Полное издание Еврипида Анненского: Еврипид.
Трагедии. / Пер. Инн. Анненского, ст. М. Л. Г аспарова и
В. Н. Ярхо' примеч. В. Н. Ярхо. Отв. ред. М. Л.
Гаспаров. (Серия 'Литературные памятники'): В 2 т. М.: Ладомир-Наука.
1999.
409 Этот профиль надо представить себе... над могилой. Пусть это будет эмалевый портрет под стеклом, вправленный в камень памятника, а снизу - чуть-чуть уже потускневшие буквы: Иннокентий Федорович Анненский. Род. 20 августа 1856 г. ┼ 30 ноября I909 г. Но, несмотря на то, что он ушел навсегда - он еще весь с нами, весь наш. И он даже как будто придвигается все ближе с каждым годом. Больше его трудов выступают из сумрака; пристальнее начинают всматриваться многие в черты его духовного образа. Тут, может быть, и кроется и секрет, и аромат посмертности. На одном из последних и лучших портретов И. Ф. снят почти совершенно еп face; глаза глядят прямо на вас, очень серьезным и хорошим взглядом. Лицо - красивое, с печатью напряженной умственной работы и все же не успевшее постареть. И. Ф. в жакете с сильно открытой грудью, в старомодном галстухе1. Но сколько различных 'Анненских' кроется под одним и тем же обликом! Гуманный директор царскосельской гимназии, писавший 'педагогические письма' - например, - об эстетическом элементе в образовании2; автор научных рецензий в 'Журнале Министерства Просвещения', указавший надлежащее место стольким изданиям, грамматикам и хрестоматиям3; филолог-классик, переводивший Еврипида, в то время как белые цветы в бокале роняли свой душистый убор на письменный стол; и, наконец, это - тот, кто оставил стихи 'Тихих песен' и 'Кипарисового ларца', две 'Книги отражений' и четыре античных трагедии, из которых одна ('Фамира-Кифаред') уже видела свет рампы4. При достаточном внимании, однако, заметно, что все это писал один человек; мало того: он писал прежде всего и главным образом - о себе. Только поэт мог сказать то, что сказал 410 И. Ф. о поэтах. Только Анненский мог прочитать интимные мысли античных героев, бывшие и его мыслями. Стасимы Еврипидовых драм становятся в переводе стихотворениями Иннокентия Анненского. Лирика Анненского хорошо определяется словами, которые он говорил о своей душе: 'Вся вина этой души заключалась только в том, что кто-то и где-то осудил ее жить чужими жизнями... жить и даже не замечать при этом, что ее в то же самое время изнашивает собственная, уже ни с кем не делимая мука'5 'Недуг' и 'краса' - были любимыми словами Анненского-поэта. В ноябре 1909 г. - на вопрос, когда он будет готовить к печати ll том Еврипида - И. Ф. шутливо отвечал: 'С декабря месяца я иду в затвор'6 И, действительно, пошел: 30-го ноября в царскосельском вокзале остановилось его сердце, и мертвый хозяин среди ночи был водворен к себе в кабинет, где он работал еще накануне; а в первых числах декабря по талому петербургскому снегу уже колыхалась погребальная колесница, нагруженная венками хризантем, везшая гуманиста к последнему и окончательному затвору. Книга стихов 'Кипарисовый ларец' вышла уже по смерти автора7. Вычурно-красивое название не придумано: кипарисовый ларец действительно существует. Большая часть поэтического наследия покойного замкнута в любимой им старинной кипарисовой шкатулке с вензелем - тетради цветного сафьяна, осиротевшие листы с набросанными началами, концами и вариантами - осиротевшие потому, что писавшая их рука давно стала восковой. А за узорной решеткой зябнут и дрожат неживые цветы; жестяные поржавели, фарфоровые побились.
И снег
идет... и черный силуэт 619
Опубликовано в московской газете 'Понедельник' (? 13 от
14 (27) мая 1918. С. 3). Можно добавить, что в рецензии на 2-е издание книги П. Н. Петровского "Невольные песни" (М.: "Жатва", предисл. Ю. Айхенвальда) Д. С. Усов отметил в стихотворении "Песенка" "тину малахитовую" как цитату из Анненского (стихотворение "Ямбы"): Понедельник. 1918. No 14, 21 мая (3 июня).
Татьяна Нешумова фрагменты вступительной статьи [1]. 12 Составленную Кирпичниковой школьную хрестоматию рецензировал И. Ф. Анненский, а Усов помнил, как первую, прочитанную в жизни51.
51 См. письмо к 68. Со временем неблизкое отойдёт в сторону, и будут найдены два кумира - Иннокентий Анненский и Райнер Мария Рильке. Любовь и филологический интерес к этим поэтам останутся на всю жизнь. А пристальное вглядывание в жизнь слов и людей слова станет основой филологического миросозерцания, 16
определившего темы большинства писем и зрелых стихотворений Усова. 'Читали мы тогда Тютчева, Блока, И. Анненского, "три разговора" Соловьева и его стихи, Флоренского, Эрна, Эврипида, Розанова, каких-то ранних символистов...'77 77 Фудель С. И. Воспоминания // Новый мир. 1991. ? 4. С. 186-187. (о влиянии гимназического наставника в Первой московской гимназии Сергея Николаевича Дурылина (1877-1954) - писателя, литературоведа и театроведа) 17 Весной 1914 г., заканчивая гимназию, Усов переживает увлечение Е. И. Васильевой (Черубиной де Габриак). Она была знакома с его стихами - на некоторых из них хранятся пометы "одобрено Черубиною". Размышления над ее личностью и творчеством - существенный компонент духовной жизни Усова80.
80 Подробнее см.: Нешумова Т. Ф. Невидимый трилистник:
Черубина де Габриак, Д. С. Усов, Е. Я. Архиппов / "Серебряный век" в
Крыму: взгляд из XXI
столетия: Материалы Четвертых Герцыковских чтений в г. Судаке 6-10 июня
2005 г. М.; Симферополь; Судак. 2007. С. 119-161 (электронная публикация:
http://www.utoronto.ca/tsq/20/neshumova20.shtml
- страницы на указанном ресурсе нет;
открыто
здесь). В издающейся в Москве на немецком языке газете "Moskauer Deutsche Zeitung" появляются его стихотворные переводы <...> заметка об И. Ф. Анненском - к очередной годовщине смерти поэта83...
83 [1914] ? 273, 30 November (13
December). S. 3. Подпись: Kreisler.
В "Библиографии печатных работ Д. С. Усова" ([1],
с. 508) указано, что заметка без подписи. А вот начавшееся в 1912 г. общение с соседом по арбатскому дому в Никольском (ныне Плотников) переулке89 поэтом Арсением Альвингом90, поклонником поэзии Иннокентия Анненского и "блестящим имитатором его поэтики"91, оставило в судьбе Усова гораздо более заметный след. Альвинг был редактором маленького издательства "Жатва"92, выпускавшего одноименный альманах и книги.
89 Д. С. Усов
жил в д. 21, кв. 25. В этом же доме жил не только Альвинг, но и Андрей
Белый (кв. 7). 19 Сохранился любопытный документ - беглый характеристический портрет Усова на бланке книгоиздательства "Жатва", 20 написанный, вероятнее всего, Альвингом для Евгения Архиппова: '19 лет. Большие коричневые глаза и голос красивый, тихий. Т<олько> ч<то> кончил гимназию, первокурсник-филолог западно-европейской литературы (<научный руководитель> М. Н. Розанов) - Гофман особенно <любим>. Любимый язык - немецкий. Отлично знает его. Разобрался в творчестве И<ннокентия> Ф<едоровича Анненского> около года назад. (я Д<митрия> С<ергеевича> знаю уже три года). Милый до крайности. Чистый, верящий, настоящий. В числе лиц, что смыкаются вокруг Его <т. е. И. Ф. Анненского - Т.Н.> имени - Д<митрию> С<ергеевичу> нужно дать хорошее место. И кажется, он самый молодой среди нас. Я долго не хотел простить ему некоторых срывов (большого желания печататься, хождения по литераторам), но момент прощения моего в этом смысле почти совпал с тем, что он перестал все это делать. Я его очень искренне полюбил и буду глубоко не рад, коли он разменяет то, что ему отпущено, на пустое (вряд ли!). Стихотворное дарование его из хороших. Я боюсь ещё сказать, что большое. Но вроде этого кажется. Молод ведь как!'101 101 РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 103. Л 1об. Альвингу на первых порах явно нравилось покровительствовать талантливому, наивно-восторженному, но пытливому юноше. Об этом красноречиво говорит и процитированная заметка, и публикуемое в настоящем издании письма Альвинга к Усову. С годами эти отношения разладились: в 1924 г. в 'Кифаре' - обществе, посвященном памяти Иннокентия Анненского и основанном Альвингом, Усов уже будет претендовать на место лидера, получая упреки в излишней "академичности" и едва сдерживая свое раздражение старшим товарищем102. По сохранившимся документам, к сожалению, нельзя выстроить подробной истории этой дружбы-вражды. 102 См. письмо 54. 28 В 1919 г. в ученом обществе Астраханского университета в десятую годовщину со дня смерти Анненского Усов делает доклад "Русский Еврипид - Иннокентий Анненский"136 <...> 136 Упоминание: Личное дело в ГАХН. Л. 3а. 35 <...> Усов подробно инструктировал Архиппова <видимо, в начале 1930-х>, как ходить по Царскому Селу, - сохранился путеводитель Анциферова с подрисованным Усовым планом расположения памятных мест И. Ф. Анненского165.
165 РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2.
Ед. хр. 12. 38 Усов, в свою очередь, не испытывал оптимистических иллюзий и ещё в 1923 г. писал о собраниях 'Кифары': 'Гнусно, что Анненский в собраниях "Кифары" как-то разбавлен ... Шпетом, к<оторый> у "кифаристов" в большом почете'182. Усов, с юности прилежный читатель Вл. Соловьева, участник университетского семинария В. Ф. Эрна по Платону, не собирался преодолевать ни "эстетизма", ни "теургии". При том, что Усов вряд ли сочувствовал позиции Шпета, его критике Эрна и религиозной философии, выражаемое здесь недовольство вызвано, видимо, не сутью философии Шпета, но расположением ее в плоскости, весьма далекой от научного изучения поэзии Анненского, о котором мечтал Усов, вступая в 'Кифару'. 182 См. письмо 50. 45 В 1926 г. в ГАХН был объявлен конкурс на лучший перевод первой песни "Поэтического искусства" Буало. В нем участвовало девять человек. Переводы не подписывались, но сопровождались девизами. Усов выбрал для девиза строчки Анненского 'Искать следы ее сандалий между заносами пустынь'. Его перевод победил в этом конкурсе. 49 Новый 1933 год Усовы встречали вместе с приехавшим из Ленинграда переводчиком Андреем Венедиктовичем Федоровым237, учеником Ю. Н. Тынянова. 237 См. о нем примеч. 6 к письму 217. В списке тех, кого Т. Ф. Нешумова благодарит за помощь в подготовке издания, я с удивлением обнаружил себя. О двухтомнике я узнал по его выходе. Хотя мне было с 2005 г. известно, что Татьяна Феликсовна собирает материалы о Д. С. Усове, и, конечно, в мыслях я с энтузиазмом ее поддерживал. Но это всё; однако, спасибо.
[Т. Ф. Нешумова] фрагменты [1]. 473 4 апреля 1924 <Д. С. Усов> присутствует на докладе М. М. Кенигсберга* 'Составные рифмы в лирике Иннокентия Анненского' и участвует в его обсуждении наряду с А. А. Буслаевым, Б. В. Горнунгом, Н. К. Гудзием, М. А. Петровским, А. В. Артюшковым и А. И. Роммом. * Максим Максимович Кенигсберг (1900-1924) - "автор глубокой и оригинальной филологической концепции, в чем-то неожиданно знакомой, в чем-то остро современной <...> начинающий филолог сумел оказать прямое или косвенное влияние на очень многих современников, приняв активнейшее участие в научной жизни своего поколения" (Шапир М. И. М. М. Кенигсберг и его феноменология стиха. // Russian Linguistics. March 1994, Volume 18, Issue 1, pp 73-113). 24-летний докладчик умер недолго спустя, 30 июня (см. здесь же, с. 474). Видимо, текст доклада не сохранился, поскольку сохранность других докладов автор статьи оговаривает. 480 19 февраля 1926 - на докладе С. Н. Дурылина 'Бодлер в русском символизме' - вместе с Б. В. Горнунгом, Н. К. Гудзием, И. Н. Розановым, А. А. Сидоровым, Г. И. Чулковым, О. А. Шор, М. Д. Эйхенгольцем - участвует в прениях: 'Д. С. Усов отмечает безусловную историческую ценность доклада С. Н. Дурылина. Следовало пристальнее вглядеться в работу символистов по переводу Бодлера и их выбор, - например, у Вячеслава Иванова. Почти обойден вниманием И. Ф. Анненский, его переводы: 1 подражание Бодлеру; в общей же картине русского бодэлэрианства отдельные высказывания Анненского - "иногда мелочи показательнее" - как заметил сам докладчик - лягут на свое место'25. 25 Ф. 941. Оп. 6. Ед. хр. 36. Л. 33. 481 23 апреля 1926 - присутствует на докладе А. Н. Богоявленского 'Языковое сознание И. Анненского' вместе с Н. К. Гудзием, М. П. Столяровым, М. А. Петровским, И. Л. Поливановым, Г. И. Чулковым. 491 На 7 декабря 1928 был запланирован доклад Д. С. Усова 'Эпиграмма и пародия у Иннокентия Анненского. По неизданным материалам'51, но вместо доклада Д. С. Усова в этот день состоялся доклад Н. К. Гудзия 'Лев Толстой о русской литературе', на котором Д. С. Усов присутствовал; записи о докладе Д. С. Усова на заявленную тему нет. 51 РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 6. Ед. хр. 74. Л. 3а.
|
Начало \ Именной указатель \ Д. С. Усов, персональная страница | |
|