Создание: 22.07.2006

Обновление: 20.04.2024

Черновики и архивные материалы

Черновики

<Заметки о Ницше>
<О журнале "Вехи">
О жизни и творчестве А. С. Грибоедова [Статья] Конспект
О жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова [Cтатья] Конспект
Будущее поэзии
Заметки о Гоголе, Достоевском, Толстом
Набросок речи о Гоголе и другие фрагменты.
Поэтические формы современной чувствительности
Эстетический критерий
Об эстетическом критерии

Архивные материалы

<Заметки о Ницше>

Источник текста: ПК. С. 146 (прим. 319 к воспоминаниям В. Кривича). Видимо, Анненский предполагал написать статью о Ницше в связи с его посмертно опубликованной духовной автобиографией 'Ессе Homo'; на одном из листков - пробы заглавий: 'Проблема Ницше, или Ницше последнего силуэта', 'Ницше и мы', 'Ницше - иллюзионист'.
Ранее небольшой фрагмент этих заметок был опубликован в КО (прим. 1 к статье "Власть тьмы"). Здесь указывалась ед. хр. 181.

Нельзя понимать современной литературы вообще и русской, как наиболее эмоционально чуткой, без Ницше. Но он имеет связь с русской и через Достоевского. Да и Ницше славянин. Достоевский искал не одну сторону, т<ак> ск<азать>, милосердия, которая отразилась на французах, - была и сторона страстного искания воли.

Ницше называл себя учеником Диониса философа. Заметьте, учеником. Это желание обрести в себе Дионисовское начало свойственно славянам. Оно бросается и в революцию, и в порнографию - дает мучеников и Саниных.

Ницше глубоко ошибался в природе своей радости. Она не была Дионисовской, а ближе подходила к типу Аполлоновск<ой>. Это была радость мысли. Единственная, которая дает людям идею Человечества. Одиночество Ницше есть лишь красивейшая из литературных поз. Ницше создал ту атмосферу, в которой живет современная литературная мысль. Его нельзя назвать властителем дум, как Байрона. Это скорее угадчик, объединитель дум своего века - дум бесстрастно, цинически антиномичного кануна, тщетно маскируемых иронией Дионисовской мечты.

Ессе Homo есть психология современной души больше, чем ее теория, - в свое время она была психологией будущего - вот чем она велика.

Жизнь абутирует к литературе. Самое ценное, единственно ценное есть мысль. Дионисовское начало настолько противоречило заслуге Ницше, всей его личности, всей его жизненной трагедии, что к нему не могли многие отнестись серьезно.

ЦГАЛИ, ф. 6. оп. 1, ед. хр. 108, лл. 1-2. В архиве: ед. хр. 181. 4 л.

Ессе Homo дает нам возможность знакомиться с удивительной гибкостью выраж<ения>, точностью термина, угадкой намека. Душа в высшей степени сложная и утонченная. Романтизм в самой цинической из своих масок; Это я не циническое, а высказывающееся, переводящее в слова все, что может иметь интерес и выразительность.

Там же, л. 4.

<О журнале "Вехи">

Источник текста: ПК, с. 115 (воспоминания В. Кривича).

Вехи - интересная, хотя и странная книга.
Мне кажется, что у авторов несколько неясно представление религии.
Они были бы правее, говоря о религиозной дисциплине.
В их религии* чувствуется какая-то мертворожденность, что-то искусственное и лицемерное.
Они не считаются и с психологией народов.
Получается что-то вялое, педантское, межеумочное.
Нам надо идти в европейскую школу, это так. Но причем же тут религиозное сознание?
Накопление богатств принцип правильный. Но веры выдумать нельзя. И что может сделаться с доктриной, когда в ней ищут катехизису, может лучше всего показать ницшеанство.
Может быть, нужнее веры нам церковь, как дисциплина, иерархия, порядок.
Какая? Лютеранская?

* Курсив в подлиннике. (Прим. Кривича).

ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 205.

Обращение к тому тексту, названному "незаконченной рецензией": Будин П.-А. 'Звездная пустыня' и 'черная яма'. Некоторые наблюдения над стихотворением Иннокентия Анненского 'Вербная неделя'. С. 109. PDF

О жизни и творчестве А. С. Грибоедова
[Статья]. Конспект

фрагменты

Источник текста: Долгополов Л. К., Лавров А. В. Грибоедов в литературе и литературной критике конца XIX - начала XX в. // А. С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиции. АН СССР, ИРЛИ (ПД). Издательство "Наука", Ленинградское отделение. Ленинград, 1977.
РГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 188. 7 листов [1890-е]

112

И если современники Грибоедова и последующие поколения вслед за Пушкиным стремились подчеркнуть разницу между автором комедии и ее героем, то на рубеже веков возобладала тенденция к отождествлению Грибоедова и Чацкого. Ее придерживался А. Н. Веселовский. К отождествлению Чацкого с Грибоедовым склонялся и С.А. Андреевский¹⁴, а Д.Н. Овсянико-Куликовский говорил даже о двойном герое Грибоедове - Чацком¹⁵.

14 См. Андреевский С.А. Литературные очерки, с. 424.
15 См. Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции, ч. 1, с. 28. - Черты, роднящие героя и автора "Горя от ума", подмечал в своих конспективных тезисах - набросках о Грибоедове и И. Ф. Анненский:

"Ранние детские впечатления от лиц, подобных Фамусову и тем, которых Чацкий обличает перед ним"; "Увлечение мундиром (самопризнание)"; "Серьезное отношение к службе <...> Грибоедов был серьезным служакой"; "Путешествия Чацкого и вечные передвижения Грибоедова" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 188. Л. 2 об.-3 об.).

114

Так называемые "неумные" поступки Чацкого Ю.И. Айхенвальд, например, объяснял тем, что Чацкий "страдает не от одного ума, но и от сердца, от чувства" и поэтому не способен к спокойному, "благоразумному" поведению; он обнаруживал в них проявление "цельной благородной личности", а не одной только "рассудочной силы"²⁵.

25 Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. Вып. 1. С. 13. - Ср. аналогичное замечание И.Ф. Анненского:

"Отсутствие в Чацком чувства меры и его неразборчивая молодая горячность придают жизнь, плоть и кровь этому олицетворенному отрицательному отношению к старой Москве и носителю идеалов самого Грибоедова" (л. 5 об.-6).

Будущее поэзии

Источник текста: УКР I, с. 34-35.
В прим. 26 к рецензии на кн.: Учебник теории словесности. Теоретические положения, исторические сведения, разборы образцов. Выпуск 1. Общая теория словесности. Теория прозы. - Предварительные сведения о поэзии. Составил М. Г. Павлович. С.-Пб. 1899.

34

Культ слова. Культ контуров и красок. Культ пластической красоты. Культ звуков.

Живописный и музыкальный элемент этого культа.

Помимо этого у слова есть особое характерное, ему одному присущее свойство - символичность. Основание - Мистическое. Символизм живописи слишком реален, он вычурен или наивен.

Символизм музыки отличается чувственным характером.

Слово - носитель идеи.

Мешают ли отвлеченные слова поэзии?

Может ли она с ними оперировать?

Конечно. Досказанность и недосказанность. Взгляд на служебное значение слова. Слово как самостоятельная область человеческого духа.

Стремление выйти из узких рамок словесного выражения.

Сколько чувств и оттенков остается без передачи.

Приходит поэзия со своими метафорами, со своими новизнами.

Отношение живописи к природе, скульптуры <к> движениям человеческого тела, музыки и архитектуры к искусственным гармонированным сочетаниям. Поэзия к миру символов. Ближайшего отношения ее к природе вовсе не нужно. Поэт освобождает человеческий дух от рамок реального.

Она духовна, фантастична, символична, она таинственна, она дает работу мысли.

Живопись вовсе не выражает чего-либо посредством красоты линий и красок. Она находит в природе, идеализирует самые краски и контуры природы, совпадающие с настроением художника. Так и поэзия идеализирует красоту слов, т<о> е<сть> мистических сочетаний нашего идейного, психического

35

мира и звукосочетаний.

Необходимость слов новых (семем) или устарелых. Скользить по словам, освобождаясь от тяжелых, пошлых мифологических метафор, ставших условными формулами. Пользуясь всеми средствами, сделать символ духовнее, объединить впечатление от слов и от их значений. Поэт будет владеть искусством речи, он будет владеть историей своего языка и миром преданий.

Коренная ошибка состоит в предположении, что красота слов служит для поэзии средством выражения духовного мира. Она - цель, как в живописи. Поэзия может быть самым смелым из искусств, для нее нет грязи, п<отому> ч<то> она превращает ее в алмазы.

Не поэзия должна быть гуманна и возвышенна, а душа д<олжна> б<ыть> возвышенна и гуманна.

Всякое поэтическое произведение символично. Разве Гамлет не символ, разве Прометей, Фауст не символы?

Поэзия как элемент входит в литературу...

Возродится ли чистая поэзия любовью к слову, культом его? Для поэта слова - это особый призрачный мир с бледными таинственными начертаниями и зачатками мелодий. Поэт стремится расширить и узаконить приобретения слова.

Если для настроя душевной лиры Байрону нужно было переплывать Дарданеллы и бороться за греков, а Гете - тихие аллеи Веймара и чин тайного советника, то по отношению к тайнам поэтического творчества и поэтической индивидуальности обоих это не более как детали.

Для настоящих поэтов весь мир существует, лишь поскольку он дает им возможность творить, и биография поэта весьма часто оказывается тупоумнейшим из произведений, где в лучшем случае говорится весьма много интересн<ых> вещей о родителях и родств<енниках> поэта и его окружающих.

Гениальный поэт есть носитель духовного богатства своего народа.

Поэзия не изображает, она намекает на то, что остается недоступным выражению. Мы славим поэта не за то, что он сказал, а за то, что он дал нам предчувствовать несказанное - смерть Иокасты в Эдипе. Эсоповский язык.

Законная незаконченность поэтических образов.

Помимо обыденного пошлого смысла словесных комбинаций они могут иметь более тонкий, требующий чуткости.

Подбор разнообразных слов и групп, символически выражающих данное настроение, понятие о здоровом и нездоровом, естественном и неестественном.

Наивном и развратном. Мастер контрастов - Достоевский. Сон Свидригайлова.

Три метода или принципа подбора слов: механический, логический и художественный, в котором есть элементы того и другого (самостоятельный ли?).

"Записная книжка 1898 г.". РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 13. Л. 29-36 об. ?
Архивный материал с таким названием: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 121. 2 л.

Поэтические формы современной чувствительности¹

Источник текста и примечаний: Литературные манифесты и декларации русского модернизма. СПб., Издательство "Пушкинский Дом", 2017. С. 535-538.
Сопроводительная статья к публикации: Петрова Г. В. Иннокентий Анненский.
Публикация текста была представлена в докладе на Анненских Чтениях 2005 г.: Г. В. Петрова. Неизвестный Анненский (по материалам архива И. Ф. Анненского в РГАЛИ).
А также в публикации: Из неопубликованных материалов архива И. Ф. Анненского (предсмертные публичные выступления) / Подг. текста, вст. ст. и примеч. Г. В. Петровой. // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 68. 2009. ? 4. Июль - Август. С. 50-58.
Фрагменты приведёны А. И. Червяковым в прим. 10 к письму И. Ф. Анненского к Т. А. Богданович от 6 февраля 1909 г., где внесены уточнения.
Цитаты, не вошедшие в приводимый ниже текст,  содержатся в статье: Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев // Вопросы литературы. 1987. ? 2. С. 276.

535

Чувствительность нашего организма изменяется в такие большие периоды времени, что для вопросов литературной эволюции эти перемены безразличны. Мы отнюдь не более чутки, чем были тысячу лет тому назад. Но исторические условия видоизменили формы нашей чувствительности.

Жизнь усложнилась; темп ее сделался быстрый. Литературные, как и другие задержки действуют болезненно; вызывают скуку, истерики [нетерпение]. Отсюда падение интереса к эпосу, историческому жанру и, если хотите, роману. <...> Отсюда ослабление сценического интереса перед декоративным. Отсюда самое искание веры приобретает какой-то публичный, ораторский, почти декламационный характер.² Отсюда этот цинизм, который так любит философское обличье, громкие исповеди, истерики - и как смерти боится всего тихого [неслышного] систематического.

Чувствительность остается та же. Изменяются формы, характер современной чувствительности. На нас перестает действовать цинизм. Но это происходит от того, что мы еще не изведали многих, чистых умственных наслаждений. Это не скептический, старый цинизм давних культурных переживаний*. Наш цинизм: все в жертву чувствительности, без рефлексии,

536

вкуса, выбора средств: старина, кара, порнография,³ революция;⁴ напугать, потрясти, поразить.

* О цинизме Анненский писал уже во второй своей педагогической статье "Сочинения гр. А. К. Толстого, как педагогический материал", с. 187. И даже дал классификацию: "простодушном ли, как в наших былинах, или искусственном, как у Парни, Бальзака, Гонкура". Решение Анненского: "Все дело в красках и формах, которыми мы облекаем законные стремления человеческого сердца", в "густоте чувственных красок".

Мы должны напоминать о великих уроках наших учителей.

Из трех властительных имен два принадлежат великим циникам. Достоевский и Толстой сделались циниками.

Нас давно отшатнуло от третьего.⁵ Многое отшатнуло, но, может быть, более всего то, что в нем не было вовсе цинизма. Отшатнула Верх<овенского> эстетическая застылость Милосской Венеры,⁶ Сикстинской мадонны,⁷ Ромео и Юлии⁸ и т. д.; противное эстетическое старчество.⁹

Стихотворения в прозе с их розами из табачной лавочки и воздухом, который напоминает парное молоко.¹⁰ Ах, господа! Я пережил все это: я так глубоко пережил: Красота Тургенева не в том, где, может быть, видел он ее сам. И как она нам теперь нужна, о, как нужна! Красота Тургенева в том, что он отрицание цинизма.

Красота не сказанного. Он обладал этим высоким даром. Почему он это делал? Стыдливость мысли. Уважение к человеку, его тайне. В Тургеневе было в высшей степени то мудрое недоумение, с которым умерла его спутница юродивого.¹¹ По отношению к тайне оно приобретало характер агностицизма. Но формы стыдливости были весьма разнообразны. Иначе, напр<имер> в "Стучит": "А, может то были и не разбойники?..."¹²; в "Кларе Милич", "Степном короле Лире": "Тебя я не про...".¹³

Не надо навязывать своих чувств, торопиться с приговором, решением, тайной нельзя играть как кубарем.¹⁴

Людей сближает иногда не столько разъясненная одинаковость, как молчаливое и гармонизируемое недоговоренностью, уважающее несогласие, различие. Тургенев обладал великой способностью открытых заключений. Несчастная перешла в Клару Милич¹⁵, но разве она ушла, когда схоронили Аратова?¹⁶ <...>

Но нигде так ярко не проявляется мудрая стыдливость Тургенева, как в его отношениях к прошлому. Сквозь причуды и блажь старины и грехи крепостного вольтерианства¹⁷ чувствуется благородный энтузиазм, рыцарская чувствительность бригадира.

Гуськов¹⁸: Классицизм Ник<андра> Пунина¹⁹ и своеобразное усвоение энциклопедистов у отца Сусанны.²⁰ Тут еще и жалость, еще даже легкая насмешка над отцом Сусанны, но вместе с тем это прошлое продолжает жить своей особой, одинокой, таинственной, неотразимо-миражной на восходе в идеал жиз-

537

нью, но не спускаясь до декоративной причуды нашего избалованного вкуса. <:>

Не то теперь, не то еще недавно. Мы мало культурны в смысле старины <:>.

Для Бунина старина жива, чтобы теперь пугать и волновать его ночью в разоренном доме своим гробом²¹ - это цинизм. Сам Чехов изображает господ, точно слушает их из передней. Это у него чудаки, неврастеничные уроды, придаток к старому вишневому саду²² <...>

Величайшая культура в мире держалась на скромности и на сознательности. <...>

Какая книга Достоевского наиболее привлекает критиков? "Бесы". Почему? Своей цинической маской. Надо было иметь измученность и злобу Достоевского <чтобы> себе дозволить и Кармазинова²³, и страшные карикатуры нечаевцев²⁴ <...>

Цинизм Анны Карениной, Крейцеровой Сонаты,²⁵ Холстомера. Цинизм Толстовского Евангелия²⁶ <...>

Как сказать, может быть, самая яркость, безусловность, сверхжизненная глубина этих двух писателей, демоничность их проникновений подстрекают нас на это часто неосторожное желание удивить, припечатать, озарить, встревожить, напугать, измучить. Легкое совершенство!.. <...>

Вяч. Иванов²⁷ очарователен, высокомерен [и голубоглаз]. Он прозрачен и прост, даже [почти] элементарен среди пугающей громоздкости своих славянизмов. Он улыбается простодушно и даже чуть-чуть растерянно среди метафорических бездн или славя [ставя свои] трофеи. В нем есть что-то глубоко наше, русское, необъяснимо, почти волшебно [-широкое, не столько больно-разорванное, как юмористически наперекор всему слившееся].

Этот абзац приведён в более ранней публикации (с разночтениями): И. Ф. Анненский. Письма к М. А. Волошину / Предисловие, публикация и примечания А. В. Лаврова, В. П. Купченко // Ежегодник. С. 249. Прим. 6. к письму от 6 марта 1909 г. (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ? 168, лл. 9 об.-10).

А Брюсов²⁸ - этот пытливый, застегнутый, темный, этот сумасшедший техник; человек, поражающий нас /сладостью/ красотой своих достижений, но еще больше небрежностью, с которой он готов их оставить. Это не строитель, это скорее динамитчик своих же замыслов [замков], божественный /шулер/ фокусник, который готовит универсальную колоду, чтобы одурачить весь мир и лишь немногим дать полюбоваться своей высокой, своей диковинной игрой. <:>*

* В этом абзаце в косых скобках добавлены варианты, отвергнутые Анненским. Отмечено А. И.  Червяковым в: Письма II. С. 410.

Для Вяч. Иванова слова - враги и великолепно воздвигаемые им трофеи. Брюсов видит в них ряды загадок. Он ищет шифра <...>. /Он хочет создать универсальную колоду карт/*.

* Вместо пропуска в угловых скобках А. И.  Червяков приводит предложение, взятое в косые скобки: Письма II. С. 410.

Не торопитесь объяснять, давать советы - думайте, думайте - бога ради, думайте. Забудьте о поэтах, царях, пророках.

538

Будьте этим моллюском в раковине,²⁹ который видит сон и которому не стыдно, что он ничего не знает о лежащем на нем океане.

Стыдливость - вот новый ресурс поэзии, искусства вообще. Мне кажется, о нем пора вспомнить. Что необходимо, чтобы достигнуть ее наибольшей меры? Находить новое, менять теперешнее, воскрешать старое. <Мне кажется, что поворот уже есть, его можно найти в этой среде Чулкова, Гумилева, Кузмина³⁰>

Если не умеете писать так, чтобы было видно, что вы не все сказали, то лучше не писать совсем. Оставляйте в мысли.

Предвижу недоумение поэтов. Что Вы нам рекомендуете?

О стыдливость, тоже стыдливость. Особенно недоконченность. Недоуменное неудержимое наивное желание слиться с необъятным.

Я проснулся. Там за стеклами окна:
Вся в движении немая белизна.
Все, что ночью было тускло и черно,
Белизною торжествующей полно.
Шум шагов, щегольских шапок быстрый бег
Только шорох... О, прекрасный юный снег
Я иду к тебе, с тобою... дай же мне
Утонуть в твоей бездонной белизне.³¹

Все это простые обесцвеченные слова. Притушенные хореи - пляска первых снежинок <...>

Я не зову Вас разбивать ваши кифары, обрывать струны... Но не смейтесь и над прекрасным юным снегом, хотя нет, смейтесь, пожалуй, он все же останется прекрасным и новым³² <...>

Об эстетическом критерии

<:> Эстетическому началу не надо ставить насчет цинизма. Какие-то сложные причины делают для нас даже маски Льва Толстого и Достоевского циническими. Куда мы дели мораль Достоевского?³³ Литература эстетиков неврастеническая и рабская. Мы в неволе у слова, как раньше служило нам слово. Даже не у слова, а у словца.

539

Один писатель, хваля другого, называет его гиеной, поедающей трупы и оздоравливающей местность.³⁴ Им владеет [случайно] зудящее словцо, и он не чувствует, как мерзко и цинично представление о той земле, где мертвых надо отдавать хищникам, вместо того, чтобы хоронить.

Другой пишет: 'Пускай сапожник поэта составляет о нем мнение по его обуви,³⁵ а любовница измеряет его - его ласками, мы же, критики, должны изучать только его стих [стиль], только его искусство'.³⁶

Но, во-первых, со словом стих [стиль] надо обращаться осторожнее, особенно если делаешь его не только гордостью, но и религией профессии, а во-вторых, у поэта нет ни сапожника, ни любовницы, и совершенно произвольно г. Чуковский³⁷ сопоставляет их с критиками. Для поэта как такового есть только люди, которые ему служат объектами и такие, для которых он служит объектом. Женщины, которые измеряют любовника [человека] ласками, цеховые мастера и критики и много еще разных типов людей равно могут принадлежать той и другой категории, смотря по тому, об них ли пишет поэт, об них или для них. И если критику как читателю самому острому, а притом и самому опытному и искусному из выразителей наших впечатлений платят за его труд деньги, то отсюда нисколько не следует, чтобы сапожник должен был судить не выше сапога. Можно повышать ценность писателя, но не за счет [насчет] свободы и достоинства читателя. И я еще не знаю, кто был ближе эстетическому пониманию Гоголя-поэта и содействовал славе Гоголя: наборщик ли, хохотавший над 'Вечерами',³⁸ или ученый арбитр Сенковский,³⁹ который стоял на страже 'вкуса' и 'искусства' тридцатых годов.

Опять-таки кабала слова.

Даже мастеров и фанатиков стиля нельзя читать внимательно, нельзя судить строго.

Я не хочу ни человека, потому что это - гордо,⁴⁰ ни человечества, потому что это изжито, это претенциозно и истерто-философично. Я должен любить людей, т. е. я должен бороться с их зверством и подлостью всеми силами моего искусства и всеми фибрами существа. Это не должно быть доказываемо отдельными пьесами, это должно быть <нрзб.> определителем моей жизни.

Ницше идет и грозит сделать завтра религией - религией господ.⁴¹ Ницше в 'Ecce homo'⁴² положил основу своей легенды. Религия рабов избаловала господ. Бичи Нерона грозят об-

540

ратиться в скорпионов Заратустр,⁴³ один бог знает, кто будет Заратустрами в страшной комедии жизни.

Мы забыли разницу между игрой папуаса и игрой Гёте.⁴⁴ Тайна - это что-то под нами, с чем мы играем как с кубарем. Религию мы вырабатываем за зеленым сукном. Мы зовем на Синай из залы Тенишева.⁴⁵ И мы не уважаем ни старых, ни мертвых.

Дело не в морали, а в раздумье, скромности, сомнении и сопротивлении. Мы все хотим припечатать, озарить, напугать, встревожить, донять. Тайна нужна нам, это наша пища. Но наша тайна - нескромность, и она заставляет нас забывать о тихом раздумье, о вопросе, о благодарности и воспоминании.

Идеал: Интеллектуальные элементы поэзии - стремление к справедливости, уважение к страданию, гуманность, уважение к мертвым.

Не надо закрывать глаза на [безусловный] факт падения моральной чувствительности. Отчего так карикатурны самые лучшие желания, когда они соприкасаются с областью чувствительности [т<ак> с<казать> эстетич<еской> по пр<еимуществу>]. Но не эстетично поддаваться течению. Смешон этот культ, историей [истерии,] именуемый религией гордого человека.

У меня ничего, как у писателя, нет - и я ничто. Язык и мысль - общие, нет, даже не так - я ответственный носитель общего достояния. И если закон литературной собственности сохраняет за мной право на метафоры, написанные моим пером, то отсюда еще не следует, чтобы Лев Толстой имел право на монополию в сфере Искусства или Истины.

Свобода есть понятие правовое, вне права свобода очень скользкое, а иногда и прямо смешное слово.

Не надо бояться банальности. Человечество, идеал - не лишние слова. Прежде чем браковать такие слова, лучше серьезно вглядываться в их содержание. Слово Красота - пожалуй, хуже.

Не расширять личность, а повышать и усовершенствовать тип человека - вот задача писателя.

Мы опуб<ликовываем> всякий вздор, тосты.⁴⁶ Мы забываем самокритику. Мы не скромны. Мы циничны. <:>

Примечания:

РГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, 160. 14 лл.
Сокращения в комментарии и примечаниях изменены мной в соответствии с принятыми в собрании.

Надо иметь в виду, что не введены в оборот материалы архива по той же теме, см. на странице: Ед. хр. 202, 203, 204.

541

Доклад 'Поэтические формы современной чувствительности', с которым Анненский выступил 13 октября 1909 г. в Обществе ревнителей художественного слова (см.: Зноско-Боровский Евг. Андрей Белый и Александр Блок // Последние новости. 1922. 27 июня. ? 672; Кузмин М. Дневник, 1908-1915. СПб., <2005>. С. 176 и др.), представлял собой вступительную лекцию к курсу, который, как следует из воспоминаний современников, Анненский намеревался прочесть на заседаниях Общества (ПК. С. 144). В автографе есть непосредственное обращение к аудитории, не включенное здесь в публикуемый текст: 'Я не хочу заранее предвосхищать наших лекций:' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 168. Л. 10 об.). Наброски к докладу 'Поэтические формы современной чувствительности' - важный источник сведений об этом малоизвестном факте литературного процесса начала ХХ в.

Доклад Анненского 'Об эстетическом критерии' должен был состояться 11 декабря 1909 г. в Санкт-Петербургском литературном обществе, членом которого Анненский стал 30 октября того же года (см.: Письма II. С. 429-431; далее: Письма с указанием тома и страницы), однако внезапная кончина поэта 30 ноября помешала осуществлению этого плана.

Доклады Анненского могут восприниматься как единый текст, где отдельные высказывания взаимодополняют друг друга, поскольку объединены общностью проблематики и пафоса. Они перекликаются с разработанной им для 'Аполлона' программой и статьей 'О современном лиризме', а также содержат любопытные размышления по поводу позиции символистского журнала 'Весы'. Здесь обнаруживается отклик Анненского на ряд важнейших для истории русского символизма публикаций в журнале 'Весы': работу Мережковского 'Пророк русской революции. К юбилею Достоевского' (1906. ? 2, ? 3/4), статьи Андрея Белого 'Фридрих Ницше' (1908. ? 7/9), 'Настоящее и будущее русской литературы' (1909. ? 2/3), Вяч. Иванова 'Спорады' (1908. ? 8), Ф. Ницше 'Ecce homo' (1908. ? 12; 1909. ? 2) и др. (см.: Петрова Г. В. И. Ф. Анненский и 'Весы': к постановке проблемы // Из истории символистской журналистики: 'Весы'. М., 2007. С. 127-138).

Оба доклада могут рассматриваться как своего рода итог осмысления поэтом особенностей современной ему русской литературы, на доминирующее положение в которой претендовали символисты. Анненский открыто выступил с развенчанием символистских призывов и утверждений. Его оппоненты или прямо названы, как, например, В. Я. Брюсов, Вяч. Иванов, или достаточно легко угадываются. Тексты Анненского отсылают нас к критике Д. С. Мережковского с его концепцией Толстого - 'тайновидца плоти' и Достоевского - 'тайновидца духа', к теории символизма Вяч. Иванова и Андрея Белого, к лирике К. Д. Бальмонта, но также и к драматургии М. Горького и А. П. Чехова, к прозе И. А. Бунина. В первую очередь Анненского волновала проблема 'современного лиризма', однако 'новую чувствительность' он обнаруживает не только в поэзии, но и в прозе, в драматургии, в современной критике.

Отношение Анненского к текущей литературе было двойственным. С одной стороны, он ценил многие художественные открытия, сделанные новой поэзией, которая значительно расширила область прекрасного, научила 'смотреть без страха и даже с восхищением на все, что поэт сумел подчинить ритму и мысли' (Анненский И. Ф. Античный миф в современной француз

542

ской поэзии. С. 211), стала полнее отображать 'наше я', 'притом не только в его логически оправданном <:> моменте, но и в стихийно-бессознательном' (КО. С. 592). В то же время он говорит и о негативных явлениях тогдашней литературной жизни.

Особую опасность Анненский видел в культе творческого я, подпитанном в начале ХХ в. ницшеанской идеей сверхчеловека. Тем более что он и сам глубоко пережил крушение 'идеала свободного проявления человеческой личности'. Еще в 1905 г. в письме к Е. М. Мухиной Анненский признавался, что критически переоценил свои прежние творческие установки, которые нашли свое воплощение в лирических трагедиях и 'Тихих песнях': 'В болезни я перечитал, знаете кого? Морис Барреса... И сделалось даже страшно за себя... Давно ли я его читал, а ведь это были уже не те слова, которые я читал еще пять лет тому назад. Что сталось с эгоизмом, который меня еще так недавно увлекал? Такой блеклый и тусклый стал этот идеал свободного проявления человеческой личности!.. Как будто все дело в том, что захотел, как Бальмонт, сделаться альбатросом и делайся им... <...> Самый стиль Барреса стал мне тяжел, как напоминание о прошлых ошибках...' (Письма I. С. 399-400).

Именно культ творческого я, по мнению Анненского, порождает уродливые поэтические формы, искажает духовную природу человека. В докладе 'Античный миф в современной французской поэзии' он утверждал: 'В наши дни <:> поэзия под флагом индивидуальности <:> часто таит лишь умственное убожество, вся в похотях и вся в прихотях людей, называемых поэтами' (Гермес. 1908. No 10. С. 288). Анненский считал, что лирическое высказывание, питающееся из этого культа, либо превращается в мертвую философему, начинает 'лгать и лицемерить', становится 'игрушкой', 'суррогатом веры' (Там же. 1908. No 8. С. 212), возрождая тем самым принцип 'бесцветно-служилого слова' (КО. С. 93), либо сосредоточивается на чувственных глубинах человеческой природы. Вот откуда в его выступлениях возникает мысль об истерии, цинизме, эротомании как особых чертах 'эстетической личины' настоящего. Поэзия индивидуалистическая, по его мнению, вырождается 'в страстишку поражать и слепить несбыточностью, дерзостью, пороком и даже безобразием' (Гермес. 1908. No 10. С. 288); она стремится 'напугать, потрясти, поразить' 'придуманными новыми ощущениями и шутовскими эффектами, притязательными позами, тайнописью'. За подобными рассуждениями Анненского вставал образ современного поэта-символиста, мифотворца и теурга, навязывающего поэзии разного рода философемы.

В суждениях Анненского далеко не случайно возникала фигура Ницше, которого он называл 'укладчиком', 'объединителем дум своего века:' (цит. по: ПК. С. 146). Поэта волновала 'судьба посмертного Ницше', феномен русского ницшеанства, 'одолевающий самого Ницше' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160. Л. 24). Он замечал: 'Ужас Ницше от того, что с ним не борются, что ему верят:' (Анненский И. Ф. О Ницше: Заметки // Там же. ? 181. Л. 3; см. также: Письма II. С. 232-234; Петрова Г. И. Ф. Анненский: 'Проблема Ницше' // Иннокентий Федорович Анненский, 1855-1909: Материалы и исследования. М., 2009. С. 7; Филатова О. Д. Иннокентий Анненский и Фридрих Ницше: к вопросу влияния // Вестник НовГУ. Сер. 'Гуманитарные науки'. 2010. ? 56. С. 66-70.

543

Взгляд Анненского отличался глубиной проникновения в саму психологию Ницше и его русских последователей. Он понимал, что ницшеанство не только наивная, но и опасная попытка изменить действительность. Опасная - поскольку претендует быть 'религией', во главу угла ставящей принцип 'пересоздания' 'самого себя', переделки личности, расширения и трансформации сознания, оборачивающейся его разрушением - потерей чувства меры и, как это ни парадоксально, 'трусостью', 'боязнью думать и сомневаться' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160. Л. 24). В своих докладах Анненский прямо выступает против ключевой в теории символизма (и важнейшей для модернистского искусства начала ХХ в. вообще) мысли о 'пересоздании' человека и человечества. Вполне закономерно возникала в них и апелляция к творчеству Тургенева как образцу искусства вне религиозно-философских построений, искусства самоценного, основанного на чувстве изящного, на уважении к личности, искусства нравственно чуткого.

Лирика, как и искусство в целом, никогда не мыслились Анненским вне движений человеческой души, движений, определяющихся столкновением чувства и мысли. В. В. Мусатов, разбирая спор Вяч. Иванова и Анненского, очень точно заметил: ':принципу "иератической' поэзии, обращенной к посвященным <:> Анненский противопоставил эстетику, основанную прежде всего на реальном чувственном опыте' (Мусатов В. В. К истории одного спора: (Вячеслав Иванов и Иннокентий Анненский) // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1991. С. 30). В статье 'Художественный идеализм Гоголя' (1902) Анненский писал: 'У поэзии свои законы и своя правда, и из всех гуманитарных целей она знает только две: сближение людей и их оправдание; все остальное - скучные подмеси, житейский шлак искусства' (КО. С. 220). Для достижения этих 'гуманитарных' целей требовалось, чтобы поэзия не расширяла, а 'повышала и усовершенствовала тип человека', возвышала даже самые низменные его инстинкты, его 'болезненную чувствительность', оформляя 'электричеством мысли' 'безумие и хаос души' (Там же. С. 164). Именно этим пафосом пронизаны оба доклада Анненского.

По мнению Анненского, художественная мысль и поэтический язык не принадлежат творцу, который, как и читатель, только носитель общего языка, воплощающего многовековую Мысль. Анненский призывал вернуть поэзию к живому нравственно-психологическому и интеллектуальному опыту человека, воплощающемуся в 'будничном' слове. В этом он видел выход из тупика индивидуализма и новые перспективы литературного развития. Источником поэзии, по Анненскому, должна стать 'чаша коллективного мыслестрадания' (Письма II. С. 194). Культу творческого я он противопоставил идею поэта, закрепляющего 'своим именем невидную работу поколений и масс' (Там же).

Выступления Анненского в определенной степени предвосхитили развернувшуюся в 1910 г. дискуссию о современном состоянии русского символизма и по праву должны рассматриваться в одном ряду с выступлениями Вяч. Иванова, А. Блока, В. Брюсова (см.: Кузнецова О. А. Дискуссия о состоянии русского символизма в 'Обществе ревнителей художественного слова': (Обсуждение доклада Вяч. Иванова) // Русская литература. 1990. No 1. С. 200-207). Они не стали самоочевидной основой каких-либо самостоятельных литературных течений, не заложили фундамента литературной школы. И все же они оказались весьма продуктивны. Думается, от них протягивают

544

ся тонкие смысловые нити и к 'прекрасной ясности' Кузмина, и к 'жизни стиха' Гумилева, и к скрытому психологизму поэзии Анны Ахматовой.

Публикация докладов Анненского 'Поэтические формы современной чувствительности' и 'Об эстетическом критерии' расширяет наше представление о творческой биографии поэта и о роли, сыгранной им в поэтическом процессе начала ХХ в.

Текст лекции 'Поэтические формы современной чувствительности', хранящийся в фонде Анненского в РГАЛИ в виде чернового автографа, фрагментарно не раз цитировался исследователями, частично опубликован А. И. Червяковым (Письма II. С. 286-287). Попытка целостного прочтения этого доклада осуществлена Г. В. Петровой (см: Из неопубликованных материалов архива И. Ф. Анненского: (Предсмертные публичные выступления) / Подгот. текста, вступ. ст. и примеч. Г. В. Петровой // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 2009. Т. 68, ? 4. С. 50-58).

Доклад 'Об эстетическом критерии' в архиве Анненского помимо чернового автографа представлен двумя копиями, выполненными сыном поэта, В. И. Анненским (Кривичем) (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 202: 'Эстетический критерий'. 2 л.; ? 203: <'Об эстетическом критерии'>. 4 л.).

Возможно, эти копии могли быть сделаны в период подготовки Анненского к выступлению в Литературном обществе в ноябре 1909 г. Известно, что Кривич иногда выполнял функции секретаря Анненского и перебеливал его рукописи (об этом см.: ПК. С. 94-96). Копии Кривича могли появиться и позже, когда он занимался подготовкой к публикации отдельных материалов из архива отца.

Большой фрагмент одной из этих копий был процитирован в исследовании А. Юнггрен: Ljunggren Anna. At the Crossroads of Russian Modernism: Studies in Innokentij Annensky's Poetics. Stockholm, 1997. P. 24-25. (Acta Universitatis Stockholmiensis; Stockholm Studies in Russian Literature; 32), а также вошел в состав комментария, подготовленного А. И. Червяковым для издания: Письма II. С. 234-236. Сам доклад 'Об эстетическом критерии' впервые тезисно опубликован Г. В. Петровой (см.: Из неопубликованных материалов архива И. Ф. Анненского. С. 50-58) и в максимально полном варианте А. И. Червяковым (Письма II. С. 432-436).

Тексты деклараций Анненского 'Поэтические формы современной чувствительности' и 'Об эстетическом критерии' реконструированы по черновым автографам, представляющим собою подчас разрозненные листы, содержащие отдельные, иногда не связанные между собой высказывания и большое количество вариантов одной и той же мысли. Отдельные фрагменты, не вошедшие здесь в тексты, цитируются во вступительной статье, наиболее интересные и существенные разночтения между автографом выступления Анненского 'Об эстетическом критерии' и копиями, сделанными Кривичем, приведены в примечаниях. Разночтения между публикациями Г. В. Петровой и А. И. Червякова отражены в самих текстах - отдельные фрагменты в интерпретации А. И. Червякова помещены в квадратные скобки.

13 октября 2019 г.

545

¹ Словосочетание 'современная чувствительность', вероятно, заимствовано из книги Д. С. Мережковского 'Л. Толстой и Достоевский'. Ср.: 'Существуют простодушные читатели с размягченною дряблою современною чувствительностью' (Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский: В 2 т. 4-е изд. СПб., 1909. Т. I. С. 243). Полемика Анненского с Мережковским восходит еще к 1890-м гг. и первоначально была вызвана пересечением их интереса к античной трагедии. Впервые с критикой Мережковского, переводчика и интерпретатора античности, Анненский выступил в рецензии на его перевод трагедии Еврипида 'Ипполит', где отрицательно отозвался о 'модернизировании <:> с чертами античного миросозерцания', которое, по его мнению, предпринял переводчик и которое 'уничтожает и психологическую правду' (Анненский И. 'Ипполит', трагедия Еврипида, в переводе Д. Мережковского // Филологическое обозрение. 1893. Т. IV, кн. 2. С. 187). Относительно полную библиографию вопроса о 'переводческом соперничестве' Анненского и Мережковского см.: УКР II. Иваново, 2000. С. 111-113. См. также: Письма I. С. 281-283; 295-297; Успенская А. В. Еврипид в переводах И. Анненского и Д. Мережковского // Гумилевские чтения: Материалы междунар. науч. конф. СПб., 2006. С. 139-147. В 1900-х гг. Анненский и Мережковский столкнулись в понимании 'властительного имени' Достоевского, который стал 'главным героем' критической прозы Анненского.

² Намек на собрания Религиозно-философского общества, традиции которого в начале ХХ в. определили характер деятельности многих других обществ и собраний. Ср. с высказыванием Анненского из письма к Т. А. Богданович от 6 февраля 1909 г., содержащим отказ участвовать в заседании Литературного общества, на котором предполагалось обсуждение реферата Б. Г. Столпнера 'Достоевский - борец против русской интеллигенции': 'Взвесив соблазн видеть тебя и удовольствие поговорить еще, может быть, с несколькими интересными людьми, с одной стороны, и перспективу вечера, где Достоевский был бы лишь поводом для партийных перебранок и пикировок, да вытья на луну всевозможных Мережковских и Меделянских пуделей - я решил все же, что не имею права отнимать вечер от занятий. <:> :у Мережковских, именно отвлеченности-то и нет <:> у них только инстинкты, да самовлюбленность проклятая <:> у них не мысль, а золотое кольцо на галстуке <:>. Искать Бога - Фонтанка, 83. Срывать аплодисменты на Боге: на совести. Искать Бога по пятницам: Какой цинизм!' (Письма II. С. 279-287).

³ Ср. с тезисом Анненского из статьи о целях издания журнала 'Аполлон': 'Мы будем бороться с порнографией, прежде всего потому, что она посягает на одно из самых дорогих культурных приобретений - вкус к изящному. Кроме того, порнография антилитературна и чаще всего свидетельствует об умственном убожестве тех, которые ее делают' (Анненский И. Письма к С. К.
Маковскому. С. 224). Мысль Анненского о порнографии, вероятно, восходит к публикации в ? 6 журнала 'Весы' за 1908 г. одного из диалогов Реми де Гурмона из его 'Диалогов любителей', в переводе Брюсова, опубликованного без подписи. Герой этого диалога признавался: 'Да, решаюсь сказать, что люблю хорошую порнографию: <:> Порнография занимает видное место во всех литературах, и я даже спрашиваю себя, можно ли назвать истинным

546

писателем того, у кого нет и признака порнографии' (<Б. П.>. О порнографии // Весы. 1908. ? 6. С. 87).

⁴ Появление здесь мысли о революции могло быть связано с публикацией работы Мережковского 'Пророк русской революции. К юбилею Достоевского' в ? 2 и ? 3/4 журнала 'Весы' за 1906 г. Ср. также с замечанием Анненского в черновых набросках статьи о Ницше: 'Ницше называет себя учеником Диониса философа. Заметьте, учеником. Это желание обрести в себе Дионисовское начало свойственно славянам. Оно бросается и в революцию, и в порнографию - дает мучеников и Саниных' (цит. по: ПК. С. 146). Упомянут герой одноименного романа М. П. Арцыбашева (1907).

⁵ Имеется в виду И. С. Тургенев, один из главных героев 'Книг отражений' Анненского. Библиографию по теме 'Анненский и Тургенев' см.: УКР I. С. 18.

⁶ Ср.: 'Но искусство?.. Красота?.. Да, это сильные слова <:> Венера Милосская, пожалуй, несомненнее римского права или принципов 89-го года' (Тургенев. Соч. Т. 7. С. 228).

⁷ Имеются в виду рассуждения Верховенского. Ср.: 'Эти телеги, или как там: "стук телег, подвозящих хлеб человечеству', полезнее Сикстинской Мадонны:' (Достоевский. Т. 10. С. 172).

⁸ В повести Тургенева 'Клара Милич (После смерти)' (1882), в предсмертном бреду Яков Аратов сравнивает себя и Клару Милич с Ромео и Джульеттой.

⁹ Ср.: с признаниями героини романа 'Бесы' Юлии Михайловны Лембке. Ср.: 'О дрезденской Мадонне? Это о Сикстинской? <:> я просидела два часа пред этой картиною и ушла разочарованная. Я ничего не поняла и была в большом удивлении. <:> Всю эту славу старики прокричали' (Достоевский. Т. 10. С. 235).

¹⁰ Парафраз из стихотворения в прозе И. С. Тургенева 'Деревня' (1878). Ср.: 'Ровной синевой залито все небо; одно лишь облачко на нем - не то плывет, не то тает. Безветрие, теплынь, воздух - молоко парное!' (Тургенев. Соч. Т. 10. С. 125). Образ роз встречается в 'Стихотворениях в прозе' Тургенева ('Роза', 'Как хороши, как свежи были розы:').

¹¹ Ср. с высказыванием Анненского из статьи 'Белый экстаз. Странная история, рассказанная Тургеневым': 'Софи умерла молча, и мы не знаем, сподобилась ли она уверовать, как хотела. Во всяком случае, она могла бы нести к алтарю только теософическое изумление ребенка' (КО. С. 144).

¹² Неточная цитата из рассказа И. С. Тургенева 'Стучит!' (1874) из цикла 'Записки охотника' (см.: Тургенев. Соч. Т. 3. С. 352).

¹³ Предсмертные слова главного героя повести 'Степной король Лир' (1870) Мартына Петровича Харлова, обращенные к дочери Евлампии (см.: Там же. Т. 18. С. 221).

¹⁴ Кубарь - волчок, пустой шар на ножке с дырой в боку, который используется в детских играх (см.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1979. Т. 2).

¹⁵ Речь идет о главной героине повести И. С. Тургенева 'Несчастная' (1869). Ср. с рассуждениями Анненского в статье 'Символы красоты у русских писателей': 'Красота у него <Тургенева. - Г. П.> непременно берет, потому что она - самая подлинная власть. <:> Мужчины - жертвы красо-

547

ты, все эти любители свежих булок, бригадиры, Санины, Ергуновы: иногда, правда, протестуют, но тогда они платят за это жизнью, как Аратов или Базаров. Надо ли перечислять красавиц? Иногда они, правда, оставались без жертвы, как Сусанна. Но тогда Тургенев давал им позже второе существование. Сусанна оживала в Кларе Милич и получала-таки наконец свое, хотя бы и после смерти' (КО. С. 134).

¹⁶ См. так же статью Анненского 'Умирающий Тургенев. Клара Милич' (Там же. С. 36-43).

¹⁷ Вероятно, иронический намек на психологию русского помещика середины XIX в.

¹⁸ Гуськов - главный герой повести 'Бригадир' (1868) (см.: Тургенев. Соч. Т. 8).

¹⁹ Заглавный герой повести Тургенева 'Пунин и Бабурин' отдавал особое предпочтение поэзии Сумарокова, Кантемира, Хераскова, по его мнению: ':стихи чем старе, тем больше по вкусу' (Там же. Т. 9. С. 18).

²⁰ Иван Матвеевич Колтовской из повести Тургенева 'Несчастная' испытывал особое пристрастие к французским сочинениям XVIII в., мемуарам Сен-Симона, Мабли, Реналя, Гельвеция, переписке Вольтера и трудам энциклопедистов (см.: Там же. Т. 8. С. 92).

²¹ 9 ноября 1909 г. на заседании Основного отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения Анненский выступил с докладом PDF, в котором рецензировал Собрание сочинений Бунина, изданное Товариществом 'Знание' (СПб., 1904-1909) и озвучил другую оценку творчества писателя. Ср.: 'Это очень даровитый писатель, и в его творчестве можно найти все черты писателя хороших тургеневских традиций. Бунин любит русскую природу и нашу старину в окраске отжившей помещичьей культуры: он в меру модернист, при этом не совсем чужд даже классицизма и слегка экзотичен, а мистицизм его не тревожит угрюмым колоритом:' (цит. по: УКР IV. С. 345-352).

²² Имеется в виду комедия А. П. Чехова 'Вишневый сад' (1903). В истории литературы неоднократно поднималась проблема сложного отношения Анненского к творчеству и художественной натуре А. П. Чехова (см.: Там же. С. 81-83).

²³ Личность Тургенева в романе 'Бесы' отразилась в пародийном образе Кармазинова.

²⁴ Толчком к написанию романа 'Бесы' послужили события, связанные с деятельностью подпольной революционной организации 'Народная расправа', возглавляемой С. Г. Нечаевым.

²⁵ См. также статью Анненского 'Символы красоты у русских писателей' (КО. С. 135).

²⁶ Имеется в виду книга 'Соединение и перевод четырех Евангелий', в которой Л. Н. Толстой выступил с резкой критикой церкви (см.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1957. Т. 24). В статье 'Власть тьмы' Анненский писал: 'А между тем у каждого из нас есть в душе слитый с нашим существом и дорогой для нас символ Христа, символ оправдавшего нас чуда. Евангелие, или возможность всегда оживить этот символ, существует, - и с нас этого довольно. А делить две стихии, которые слились в Евангелии, как они были слиты в Христе, т. е. любовь и чудо, мне, по крайней мере, претит. Великому человеку бывает и много позволено, и вот Толстой горделиво пожелал собственного Евангелия. Он нашел способ разделить две евангельские стихии

548

<:>. Природу и жизнь человека не всегда подчинишь выдумке. Евангелие создало христианство, т. е. целый мир. Толстой создал толстовщину, которая безусловно ниже даже его выдумки:' (КО. С. 68; см. также: УКР I. С. 77).

²⁷ Вяч. Иванов - один из творческих оппонентов Анненского. См. статью Анненского 'О современном лиризме' (КО. С. 332-333). Совместное участие Анненского и Вяч. Иванова в организации журнала 'Аполлон' обернулось для них напряженнейшим поэтическим диалогом и острым спором. См.: Тименчик Р. Д. Устрицы Ахматовой и Анненского // Иннокентий Анненский и русская культура ХХ века: Сб. науч. тр. СПб., 1996. С. 50-54; Лавров А. В. Вячеслав Иванов - 'Другой' в стихотворении И. Ф. Анненского // Там же. С. 110-117; Мусатов В. В. К истории одного спора: (Вячеслав Иванов и Иннокентий Анненский). С. 26-38; УКР III. С. 132-134; и др. См. также: Письма II. С. 408-410.

²⁸ Развернутая характеристика Брюсова дана в статье Анненского 'О современном лиризме' (КО. С. 341-347; см. так же: УКР IV. C. 21-25).

²⁹ Р. Д. Тименчик в статье 'Устрицы Ахматовой и Анненского' (вых. дан. см. в примеч. 27) показал, что Анненский обыгрывает здесь устойчивую формулу 'старый моллюск', возникающую в письмах и разговорах Тургенева периода его предсмертной болезни (см. с. 51-52). Ср. слова Тургенева из его письма П. В. Анненкову от 4 (16) сентября 1882 г.: 'В моем здоровье произошло небольшое облегчение - но, в сущности, все-таки это прежнее status quo - и я продолжаю быть неподвижным моллуском' (Переписка И. С. Тургенева: В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 589).

³⁰ Эта фраза вычеркнута в автографе. Поэзия названных авторов проанализирована в статье Анненского 'О современном лиризме' (КО. С. 364-366, 374, 378).

³¹ Цит. из стих. П. Соловьевой 'Иней' (СПб., 1905). Ранее предполагалось, что "эти поэтические строки принадлежат самому Анненскому".

"Пляска первых снежинок", 19.10.2019

³² Доклад Анненского завершался цитированием 'французского примера', стихотворения Ги-Шарля Кро 'Au Luxemburg' (см.: ПК. С. 123). (см прим. 106 к публикации "Рассказа М. А. Волошина об И. Ф. Анненском" (ПК, с. 125). В этом примечании приводится ещё одна фраза из черновика: 'Стихи. Примеры русской опростелости. Ги-Шарль Кро').

³³ В критических статьях и выступлениях: 'Виньетка на серой бумаге к "Двойнику' Достоевского', 'Господин Прохарчин', 'Мечтатели и избранник', 'Достоевский в художественной идеологии', 'Речь о Достоевском', 'Достоевский' Анненский последовательно развивает мысль о Достоевском как 'поэте нашей совести'. Ср.: ':легко определить в творчестве Достоевского его характерный принцип. Над Достоевским тяготела одна власть. Он был поэтом нашей совести' (КО. С. 239; см. также: УКР I. С. 109).

³⁴ По мнению Е. В. Ивановой, Анненский имеет в виду статью В. В. Розанова 'Обидчик и обиженные', посвященную К. И. Чуковскому. Ср.: 'Но чтобы съесть труп, нужна гиена. Благодарите, люди, что около вас бродит она: иначе вы погибли бы от чумы. Условия нашего здоровья. И все должны оглянуться с благодарностью на черный путь Чуковского' (Новое время. 1909. 3 окт.).

³⁵ Ср. со словами древнегреческого живописца Апеллеса, обращенными к сапожнику, из стихотворной притчи А. С. Пушкина 'Сапожник' (1829): 'Суди, дружок, не выше сапога!', восходящими к устойчивому латинскому выражению: 'Ne sutor supra crepidam judicet' ('Пусть сапожник судит не выше сапога').

549

³⁶ Источник цитаты не установлен.

³⁷ К. И. Чуковский в рассматриваемый период сотрудничал с символистскими изданиями. В 1906 г. в 'Весах' была опубликована его критическая статья, посвященная первой 'Книге отражений' Анненского. В ней Чуковский не только упрекнул автора в 'капризности' и 'кокетстве', но и заподозрил его в эпигонстве и в подражательности. Основная мысль статьи сводилась к определению критического метода Анненского как 'подпольного нигилизма' (Весы. 1906. ? 3/4. С. 79-81). Анненский откликнулся на рецензию Чуковского в письме к С. А. Соколову от 11 октября 1906 г., где писал: 'В "Весах' меня назвали эстетическим нигилистом - это неточно, т. к. я ничего не отрицаю. Но, действительно - для меня нет большего удовольствия, как увидеть иллюзорность вчерашнего верования: Книгу мою назвали также беглыми заметками - против этого я решительно протестую. Я дорожу печатным, да и вообще словом: и много работаю над каждой строкой своих писаний. Я уверен, что Вас не обманет манера моего письма: Наконец упрек "Весов' в том, что я будто подражал Мережковскому - неоснователен. Мережковский очень почтенный писатель, высокодаровитый, но я никогда сознательно не пил из чужого стакана:' (Письма II. С. 48). Cм. также: Чуковский К.: 1) Смутные воспоминания об Иннокентии Анненском / Вступ. заметка, публ. и коммент. И. Подольской // Вопросы литературы. 1979. ? 8. С. 299-306; 2) Собр. соч.: В 15 т. М., 2002. Т. 6. С. 596.

³⁸ Ср. с признанием Н. В. Гоголя в письме А. С. Пушкину от 21 августа 1831 г.: 'Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фиркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. <:> Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавные и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни' (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М., 2003. Т. 1. С. 632-646). О 'Вечерах на хуторе близ Диканьки' Гоголя см. также в речи Анненского 'Художественный идеализм Гоголя' (КО. С. 219). См. также: УКР II. C. 105-106.

³⁹ О. И. Сенковский в рецензии на 'Вечера на хуторе близ Диканьки' Гоголя писал: ':однако ж книга читается с большим удовольствием, потому что она писана слогом плавным, приятным, исполненным непринужденной веселости, для которой часто прощаешь автору неправильность языка и грамматические ошибки' (Библиотека для чтения. 1836. Т. V. Отд. 'Лит. летопись'. С. 3-4).

⁴⁰ Парафраз слов Сатина: 'Человек - вот правда! Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они: нет! - это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет: в одном! <:> Это - огромно! В этом все начала и концы: Все в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное - дело его рук и его мозга! Чело-век! Это - великолепно! Это звучит: гордо! Че-ловек!' (Горький А. М. Полн. собр. соч.: В 25 т. М., 1970. Т. 7. С. 177). В статье 'Три социальные драмы: Драма на дне' Анненский писал: 'Слушаю я Горького-Сатина и говорю себе: да, все это, и в самом деле, великолепно звучит. Идея одного человека, вместившего в себя всех, человека-бога (не фетиша ли?) очень красива. Но отчего же, скажите, сейчас из этих самых волн перегара, из клеток надорванных грудей полетит и взовьется куда-то выше, на сверхчеловеческий простор дикая острожная песня? Ох, гляди, Сатин-Горь

550

кий, не страшно ли уж будет человеку-то, а главное, не безмерно ли скучно ему будет осознавать, что он - все, и что все для него и только для него?..' (КО. С. 81).

⁴¹ К религиозному восприятию учения Ф. Ницше призывал Вяч. Иванов - в статье 'Ницше и Дионис', впервые опубликованной в 1904 г. в ? 5 журнала 'Весы', где писал: 'Трагическая вина Ницше в том, что он не уверовал в бога, которого сам открыл миру. Он понял дионисийское начало как эстетическое и жизнь - как 'эстетический феномен'. Но то начало, прежде всего, - начало религиозное:' (Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 34). В подобном ключе написана и статья Андрея Белого 'Фридрих Ницше', опубликованная в журнале 'Весы', в ? 7/9 за 1908 г. (см.: Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 177-195; см. также: УКР III. С. 95-96).

⁴² 'Ecce homo' Ф. Ницше в переводе В. Я. Брюсова было опубликовано в журнале 'Весы' (1908. ? 12. С. 42-48; 1909. ? 2. С. 44-48). А. В. Лавров и Р. Д. Тименчик почти полностью цитируя черновые наброски статьи Анненского, посвященной Ницше, утверждали, что ее замысел возник в связи с публикацией 'Ecce homo'. Ср.: 'Ecce Homo есть психология современной души, больше чем ее теория, - в свое время она была психологией будущего - вот этим она велика'; 'Ecce Homo дает нам возможность знакомиться с удивительной гибкостью выражения, точностью термина, угадкой намека. Душа в высшей степени сложная и утонченная. Романтизм в самой цинической из своих масок' (цит. по: ПК. С. 146). В письме Анненского к Е. М. Мухиной от 12 декабря 1908 г. обнаруживается еще один его непосредственный отклик на публикацию 'Ecce homo' Ф. Ницше: 'Читали ли Вы Ecce homo... Да, этого человека можно и справедливо судить только в категории воли: Страшно нам с ним - a des intellectuels dépourvus de la, puissance de Volonté, et substituent le rêve a l'obstination du desir' (Письма II. С. 231-236).

⁴³ В копии, сделанной Кривичем, разночтение: 'Бичи Лойл грозят превратиться в скорпионы Заратустр' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 203). Образный ряд фразы Анненского отсылает к стихотворениям К. Д. Бальмонта 'Скорпион' ('Я окружен огнем кольцеобразным:') и 'Я люблю далекий след от весла:' из книги 'Горящие здания. Лирика современной души' (1900).

⁴⁴ Вероятно, здесь нашла отражение полемика Анненского с Вяч. Ивановым, который в 'Спорадах' (Весы. 1908. ? 8) называл Гёте 'загадывателем загадок и тайновидцем форм'. Ср. также из письма Анненского Вяч. Иванову от 24 мая 1909 г.: 'Елена Гёте для нас, т. е. моего коллективного, случайного я не может быть тем, чем сделало ее Ваше, личный и гордый человек!' (Письма II. С. 315).

⁴⁵ В копии, сделанной Кривичем, разночтение: 'Мы зовем в Египетскую пустыню из залы Тенишева' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 203).

⁴⁶ Ср. с рассуждением Анненского в статье 'О современном лиризме' (1909): ':я думаю, что в новой поэзии нет ни наскока, ни даже настоящего вызова. Мы работаем прилежно, мы пишем, издаем, потом переписываем и переиздаем, и снова пишем и издаем. Ни один тост не пропадает у нас для потомства' (КО. С. 335).

Эстетический критерий

Ессе homo. Судьба посмертного Ницше в Германии и России. Ницше и Ницшеанство. Ницшеанство одолевает Ницше - это чувствовал<,> м<ожет> б<ыть,> и автор Ессе homo. Ницшеанство как религия. Мораль господ на место морали рабов. Безысходность морали. Призрачность аморализма. Открытие для наших поэтов, что они говорят прозой, что они имеют мораль. Антиномия раба <-> не есть свободный, а есть господин.

Что такое свобода вне сферы правовых понятий? Личность и вид. Переоценка личности. Мы должны повышать вид. Результатом этого сознания должна быть скромность. Личности ничего нет, это принадлежит мне по недоразумению, уважение к человеку, ко всякому, к типу; юмор, сомнение по отношению к себе. Цинизм и рабство как черты нашей эстетической личины. Трусость - не смеют отказаться от красоты. Красота родилась как искра от соприкосновения мысли с чувствительностью и определяется ее особым волнением. Высшая красота интеллектуальна. Мы должны сопротивляться страху смерти, который искажает наше эстет<ическое> миропонимание; мы должны разбираться в понимании игры и не играть тайной как кубарем; мы не должны позировать словом пошлость и воображать, что жизнь есть декорация. Поменьше фетишей - слово не должно быть фетишем. Поэзия должна быть правдивым переживанием. В ней должно быть желание освободиться и претворить. Очень серьезная вещь <-> это наша нечувствительность к христиански-моральным темам. Потеря чувства меры. Истеричность. Отнош<ение> к смертной казни. Боязнь думать и сомневаться. Эротизм и порнография. Эстетику не может не быть дела до пользы или вреда того, что он пишет, т<ак> к<ак> он не может и не сможет быть равнодушен к вопросу об интеллектуальном повышении типа в читателе и писателе. Он благоговейно чувствует в себе и старается заставить почувствовать других высшее начало Uebermensch'a. Он должен создавать литературный противовес бессознательным захватам жизни.

РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160. Л. 24-25 об.
Приводится А. И. Червяковым в прим. 6 к письму Е. М. Мухиной от 12 декабря 1908 г. как самый ранний вариант, без последующих вставок. Публикатор сообщает, что этот текст готовился к печати Кривичем (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 202. Л. 1-2 об.), который дал следующее пояснение: 'По-видимому, не законченный набросок программного характера, с позднейшими, видимо, многочисленными добавлениями пером и карандашом'.

Источник текста: Письма II, с. 433-436.  В прим. 3 к письму Н. Ф. Анненскому в конце ноября 1909 г.
Повторю это примечание А. И. Червякова:

"Сохранившиеся в архиве Анненского материалы к докладу 'Об эстетическом критерии', включающие в себя многочисленные варианты его плана, а также черновые наброски отдельных его частей, написанные частично тушью, частично синим и простым карандашом (см.: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160), дают представление об основных положениях, которые хотел донести Анненский до своих слушателей, и, вне всякого сомнения, заслуживают внимания исследователей и серьезной комментированной публикации. Завершая публикацию собрания писем Иннокентия Федоровича Анненского, позволю себе выборочно воспроизвести по тексту автографов фрагменты этого, может быть, последнего его труда (вычеркнутые Анненским слова и формулировки, не слишком важные для понимания текста, опускаются без оговорок)".

Текст впервые частично опубликован и прокомментирован Г. В. Петровой в публикации "Неизвестный Анненский (по материалам архива И. Ф. Анненского в РГАЛИ)", представленной в докладе на Анненских Чтениях 2005 г.

433

1. Поэзия осуждена на раздвоенность как искусство, не имеющее исключительно ему свойственного материала.

2. Поэзия есть лишь своеобразное выражение жизни, и с этой стороны к ней приложимы все критерии, которые ставит жизнь.

3. Но единственное социальное оправдание поэзии есть эстетический критерий.

4. Для эстетической критики необходимо не только изучение, но и переживание поэзии.

5. Цель её направлять мысль читателей через их чувствительность.

6. Идеал эстетической критики есть искусство, для которого поэзия является лишь материалом.

Эстетическому началу не надо ставить насчет цинизма. Какие-то сложные причины делают для нас даже маски Льва Толстого и Достоевского циническими. Куда мы дели мораль Достоевского? Литература эстетиков неврастеническая и рабская. Мы в неволе у слова, как раньше служило нам слово. Даже не у слова, а у словца.

Один писатель, хваля другого, называет его гиэной, поедающей трупы и оздоравливающей местность. Им владеет зудящее словцо<,> и он не чувствует<,> как мерзко и цинично представление о той земле, где мертвых надо отдавать хищникам, вместо того, чтобы хоронить.

Другой пишет: "Пускай сапожник поэта составляет о нем мнение по его обуви, а любовница измеряет его - его ласками, мы же<,> критики, должны изучать только его стих, только его искусство"¹.

Но, во-первых, со словом стих, надо обращаться осторожнее, особенно если делаешь его не только гордостью<,> но и религией профессии, а во-вторых, у поэта нет ни сапожника, ни любовницы, и совершенно произвольно г. Чуковский сопоставляет их с критиком. Для поэта как такового есть только люди<,> которые ему служат объектами<,> и такие, для которых он служит объектом. Женщины, которые измеряют человека ласками, цеховые мастера и критики и много еще разных типов людей равно могут принадлежать той и другой категории, смотря по тому, об них ли пишет поэт, об них или для них. И если критику как читателю самому острому, а притом и самому опытному и искусному из выразителей наших впечатлений<,> платят за его труд деньги, то отсюда нисколько не следует, чтобы сапожник должен был судить не выше сапога. Можно повышать ценность писателя, но не насчет свободы и достоинства читателя. И я еще не знаю, кто был ближе эстет<ическому> пони-

434

манию Гоголя-поэта и содействовал славе Гоголя: наборщик ли<,> хохотавший над "Вечерами"², или ученый арбитр Сенковский³, который стоял на страже "вкуса" и "искусства" тридцатых годов.

Опять<->таки кабала слова.

Даже мастеров и фанатиков стиля нельзя читать внимательно, нельзя судить строго.

Я не хочу ни человека, потому что это - гордо⁴, ни человечества, потому что это изжито, это претенциозно и истерто-философично. Я должен любить людей, т. е. я должен бороться с их зверством и подлостью всеми силами моего искусства и всеми фибрами существа. Это не должно быть доказываемо отдельными пьесами, это должно быть определителем моей жизни.

Ницше⁵ идет и грозит сделать завтра религией - религией господ, Ницше в "Ессе homo"⁶ положил основу своей легенды. Религия рабов избаловала господ. Бичи Лойол<,> Нерона⁷ грозят обратиться в скорпионы Заратустр⁸, один бог знает, кто будет Заратустрами в страшной комедии жизни.

Мы забыли разницу между игрой папуаса и игрой Гете⁹. Тайна <-> это что-то под нами, с чем мы играем как с кубарем¹⁰. Религию мы вырабатываем за зеленым сукном. Мы зовем на Синай¹¹ из залы Тенишева¹². И мы не уважаем ни старых, ни мертвых.

Дело не в морали, а в раздумье, скромности, сомнении и сопротивлении. Мы все хотим припечатать, озарить, напугать, встревожить, донять.

Тайна нужна нам, это - наша пища. Но наша тайна - нескромность, и она заставляет нас забывать о тихом раздумье, о вопросе, о благодарности и воспоминании.

Идеал...

Интеллектуальные элементы поэзии - стремление к справедливости, уважение к страданию, гуманность, уважение к мертвым.

Не надо закрывать глаза на безусловный факт падения моральной чувствительности. Отчего так карикатурны самые лучшие желания, когда они соприкасаются с областью чувствительности, т<ак> с<казать> эстетич<еской> по пр<еимуществу>. Но не эстетично поддаваться течению. Смешон этот культ истерии<,> именуемый религией гордого человека.

У меня ничего как у писателя нет<,> и я ничто. Язык и мысль общие - нет<,> даже не так - я ответственный носитель общего достояния. И если закон литературной собственности сохраняет за мной право на метафоры<,> написанные моим пером, то отсюда еще не следует, чтобы Лев Толстой имел право на монополию в сфере Искусства или истины.

Свобода есть понятие правовое<,> вне права свобода очень скользкое<,> а иногда и прямо смешное слово.

435

Не надо бояться банальности. Человечество, идеал - не лишние слова. Прежде чем браковать такие слова<,> лучше серьезно вглядываться в их содержание. Слово Красота - пожалуй, хуже.

Не расширять личность, а повышать и усовершенствовать тип человека - вот задача писателя.

Мы опубликовываем всяк<ий> вздор, тосты. Мы забываем самокритику. Мы не скромны. Мы циничны <...>

Веселье сомнения и радость самоотречения

Злоупотребление словом пошлость. Желанье быть героем<,> но слившимся с массой. Тоска и понимание облетающего листа*. Стремление сравняться и своим самомнением уравнять в себе нея и пышно распустивший павлиний хвост я. Никакая порнография все равно не сравняется с той бездной сладострастия<,> которая живет в душе самого чистого человека. Ценность признака не выше цены тех метафор, которыми они выражаются. Искренность есть не только серьезность и смелость, но и прозорливость<,> иначе<,> она даже творчество.

Если надо искать виновных в этом порнографическом экстазе <нрзб.,> то не справедливо забывать двух властителей ее дум. В эротомании детей продолжает жить сладострастие Достоевского и цинизм Толстого. И<,> вероятно<,> еще более наши неумеренные, наши безыдейные восторги перед торжествующей плотью Льва. <...>

* Эта тема присутствует в лирике Анненского и становилась предметом исследования: Налегач Н. В. Поэтика листов-листьев в лирике И. Анненского. в составе сборника материалов PDF 4.0 MB // Иннокентий Федорович Анненский. 1855-1909. Материалы и исследования. М., 2009. С. 98-109. См. также в статье "Сочинения гр. А. К. Толстого, как педагогический материал", с. 188: "как оторванный листок, который плывет по течению".

О поэтических критериях

Критерий <-> слово школьное и понятие<,> под ним лежащее<,> требовало долгого культурного созревания. Рынок не знает критериев. Он знает спрос и предложение. <...> Критерии существ<уют> для школы, для педантов. Но школа в широком смысле этого слова<,> сюда и литерат<урная> крит<ика,> в свою очередь есть одна из форм жизни. Школа хочет быть отвлеченной, принципиальной, она хочет не только учить, но священнодействовать и пророчествовать.

Жизнь цинична и утилитарна.

Рынок и школа как элементы жизни.

У рынка свои треб<ования>, у школы свои.

За театр борются рынок и школа. Жрецы и комедия Аристофана. Ионийцы подменили школу. Безнадежная попытка примирения - Еврипид.

Эстетическ<ий> - один из критериев. В основе экономия человеч<еской> чувствительности. Для Платона поэзия не была еще эстетич<еской> ценностью, а лишь безумием. Только Аристотель свел ее к этому чувству. Критерий однако <нрзб.> Лессинг подменил, а мы и не видели. И эстетич<еский> и моральный критерии сближаются на рынке. Призрачность аморализма.

436

Они сталкиваются<,> и жива челов<еческая> душа.

Но для философски требоват<ельного> сознания их труднее примирить. Добро или Красота?

Жизнь и школа. - Гораций. Леконт де Лиль. Ницше.

Но в поэзии есть нечто слишком тонкое для всяких критериев, выше всех страстей, долгов, поэтов, вопросов<,> вне Добра и вне Красоты стоящее<,> и<,> может быть<,> и Добро и Красота подчинены этому единому, что познается лишь интуитивно. Этим и устанавл<ивается> бессозн<ательная> св<язь> его с нашей душой. Приятное иль не приятное, нужное иль не нужное, стыдное или благородное - не знаю. Иррациональное для мысли, нежно огненное, самоцветное для чувствительности и деспотическое для воли. Оно не издевается ни над одним из критериев. Но для наисмелых спор между этими двумя критериями<,> и сравнительно с ним Красота с большой буквы лишь одно из человеческих слов.

Добро<,> я его делаю и за него страдаю. Добро вне.

Эстетический. Красота. Я ею обладаю. Я ею наслаждаюсь. Красота внутри.

Как дыхание поэзия<,> конечно<,> нейтральна. Но как закономерное отображение наших душевных состояний она есть безусловное стремление к Красоте и Добру. Основанная на симпатии<,> она своей равномерностью и гармоничностью родственна чувствам Равенства и Справедлив<ости>. Фантазия свобод<на>.

Поэзия полезна, поэзия <-> ценность. Эстетич<еское> основывается на том, что наша чувствительность ограниченна и что я даю испытывать другому, чего он не может по обстоят<ельствам> жизни пережить.

Экономия чувствит<ельности> - эстет<ический>.

Симпатия - моральный.

Целые моря превосходной литературы<,> к которой вполне подходят оба критерия<,> и я не понимаю<,> почему один законнее другого - оба почтенные школьные критерии.

Но есть штрихи, есть блестки совершенно вне области как эстет<ического,> так и этич<еского> находящиеся. В них-то и есть поэзия. Я не решусь назвать их ни Красотой, ни Добром.

Бывает поэзия школьного типа - такова современная. Школа не имеет права, по-моему, забывать о культурной ценности обоих критериев. Как искусство поэзия должна служить человеку. Поэзия скорбила с человеком, молила для человека хлеба ранее<,> чем она его радовала и забавляла. Нельзя забывать о прошлом.

Эстетизма не надо смешивать с ремеслом. Поэт не царь, не пророк и не жрец, а ремесленник. В этом его достоинство, оправдание и будущее.

Надо прежде всего разграничить понятия.

Примечания:

РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160. Л. 1-14, 28-29, 32-33 об.

¹ Речь идёт о К. И. Чуковском. Источник цитаты не установлен.
² Имеются в виду "Вечера на хуторе близ Диканьки" (1831-1832) Н. В. Гоголя.
³ Сенковский 0. И. (1800-1858), прозаик, критик, журналист. Выступал под псевдонимом "Барон Брамбеус", в 1834 году основал знаменитый журнал "Библиотека для чтения".
⁴ Перифраз слов Сатина из пьесы A. M. Горького "На дне". (Горький A. M. Полн. собр. соч. в 25-ти тт. Т. 7. М., 1970, с. 177).
⁵ Ницше Фридрих (1844-1900), немецкий философ, оказавший особое влияние на умонастроение начала XX века, на мировосприятие и эстетику русских символистов.
⁶ Произведение Ф. Ницше "Ессе homo" в переводе В. Я. Брюсова было опубликовано в журнале "Весы" (1908. ? 12, с. 42-48; 1909, ? 2, с. 44-48).
⁷ Нерон (37-68 гг. н. э.) - римский император, прославившийся как жестокий и развращенный тиран, а также тем, что выступал перед народом в качестве певца, актера и состязателя. Используя выражение "бичи Нерона" Анненский намекает на первое гонение христиан, которое произошло после сильного пожара в Риме и обвинения в нем евреев и христиан.
⁸ Заратустра - герой философской поэмы Ф. Ницше "Так говорил Заратустра", проповедующий учение о сверхчеловеке. Здесь Анненский обыгрывает образность стихотворения К. Д. Бальмонта "Скорпион" из книги "Горящие здания", соотнося лирического героя Бальмонта с Заратустрой Ф. Ницше.
⁹ Вероятно, здесь частично нашла отражение полемика Анненского с Вяч. Ивановым, фрагмент которой находим в письме от 24 мая 1909 года, где Анненский писал: "Елена Гете для нас, т. е. моего коллективного, случайного я не может быть тем, чем сделало ее Ваше, личный и гордый человек!" (ОР РГБ, ф.109. Иванов В. И. Картон 11, ед. хр. 43, л.1).
¹⁰ Кубарь - волчок, пустой шар на ножке с дырой в боку, который используется в детских играх. (См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. Т. 2). Описание "игры в кубарь" см.: Покровский Е. А. Детские игры, преимущественно русские. (В связи с историей, этнографией, педагогией и гигиеной). Изд. 2-е испр. и доп. М., 1895, с. 80. (Тоже факсим. изд. СПБ., 1994).
¹¹ Синай - гора, к которой пришли израильтяне в третий месяц по выходе своем из Египта, и с вершины которой был дан евреям закон от Бога.
¹² Тенишевское коммерческое училище, известное в России начала XX века общеобразовательное учебное заведение для мальчиков. В актовых залах училища в начале XX века с чтением стихов и лекций выступали многие представители литературных, в частности, символистских кругов: А. Блок, Андрей Белый и мн. др. Так, только в 1908-1909 году Андрей Белый, разрабатывающий в это время "теорию символизма", прочел в Тенишевском училище несколько лекций: 15 января 1908 года - "Искусство будущего", 25 января 1908 года - "Фридрих Ницше и предвестие современности", 17 января 1909 года - "Настоящее и будущее русской литературы".

Архивные материалы

О передаче наследия Анненского в архив см. фрагмент письма В. Кривича к В. Д. Бонч-Бруевичу от 31 октября 1934 г. в прим. 4 к письму Д.С. Усова к В. Кривичу.

РГАЛИ (ЦГАЛИ). Фонд 6 (И. Ф. Анненского). Оп. 1
https://www.rgali.ru/storage-unit?fundId=7094&opisId=7016

"План неустановленного произведения". Отрывок. Автограф. РГАЛИ. Ф. 6.  Оп. 1. Ед. хр. 61. 1 л.
Публикация ?: Федоров А. В. Поэтическое творчество Иннокентия Анненского (вступительная статья в кн. СиТ 59). С. 29-30. Сноска 3.

"Трагический Ахилл"="Античный миф в современной французской поэзии".
Статья. Вариант. Без конца. Автограф черновой. Ед. хр. 78. 50 л.

Конспект лекций по античной литературе и заметки к ним.
Автограф. Отдельные и неподобранные листы. Ед. хр. 79. 160 л.

Лекции по античной литературе. Записано слушательницами на Высших женских курсах Раева.
Ед. хр. 80. 219 л.
Большая часть текста переписана О. П. Хмара-Барщевской и её мужа, см.: Гитин В. Е. Иннокентий Фёдорович Анненский и его лекции по античной драме. С. 12-13. Фрагменты включены в ИАД 2003 PDF DJVU.

Лекции по римской литературе, прочитанные на Высших женских курсах Раева. 6 лекций.
Рукопись неустановленного лица. Ед. хр. 81. 17 л.
Запись О. П. Хмара-Барщевской, опубликованы: ИАД 2003. PDF DJVU С. 283-293.

Три лекции по греческой литературе. Записаны неустановленным лицом. Ед. хр. 82. 12 л.
Переписаны В. И. Анненским, см.: Гитин В. Е. Иннокентий Фёдорович Анненский и его лекции по античной драме. С. 11.
Фрагменты опубликованы в Приложениях к ИАД 2003 PDF DJVU.

Лекции по античной драме. Автограф. Ед. хр. 83. 115 л.
Фрагменты и три полных лекции опубликованы В. Е. Гитиным в  ИАД 2003 PDF DJVU.

Драма Эсхила. [Лекция, приложения]. Автограф. Ед. хр. 84. 55 л.
Приложения-переводы опубликованы В.Е. Гитиным в 1989. [437]
Опубликовано: ИАД 2003 PDF DJVU. <лекция, приложения-переводы>; ТЕ 2007. <лекция, приложения-переводы>.

История античной драмы. Автограф. Ед. хр. 100. 21 л.
Фрагменты опубликованы В. Е. Гитиным в  ИАД 2003 PDF DJVU.

О происхождении и истории древнегреческих трагедий. [Статья]. Автограф. Ед. хр. 101. 53 л.
Текст во многом совпадает с опубликованными лекциями и статьёй "Афины V века", см.:
Гитин В. Е. Иннокентий Фёдорович Анненский и его лекции по античной драме. С. 12.
Фрагменты опубликованы В. Е. Гитиным в  ИАД 2003 PDF DJVU.

Характеристика Аристофана.
Заметки. Автограф черновой. Ед. хр. 102. 12 л.
Фрагменты опубликованы В. Е. Гитиным в комментарии к статье 'Афины V века', см.: ТЕ 2007. С. 453-454.

"Греческая литература". Лекции, планы лекций. Автограф. Ед. хр. 103. 83 л.
Опубликовано В. Е. Гитиным в ИАД 2003 PDF DJVU: Две черновые редакции отдельных лекций из курса греческой литературы. PDF  С. 249-268.

О видах римской поэзии и ее представителях. [Заметки]. Автограф. Ед. хр. 104. 10 л.

"Общий очерк латинской поэзии". Автограф. Ед. хр. 105. 15 л.
Фрагменты в издании: ИАД 2003 PDF DJVU, вставками в "Лекции по римской литературе".

О творчестве Эсхила. [Заметки]. Автограф. Ед. хр. 106. 14 л.

Об Еврипиде и античных трагедиях. Статьи. Разрозненные листы. Автограф черновой. Ед. хр. 107. 144 л.
Фрагменты опубликованы в ИАД 2003.
Среди этих листов, как сообщено В. Е. Гитиным, "имеются фрагменты, представляющие собой вариант основного текста статьи" "Элевсинская трагедия" DJVU. Они опубликованы в комментариях к статье в ТЕ 2007.
Единица хранения также содержит фрагменты статьи "Поэт "Троянок"" PDF (ТЕ 2007).

О Ницше. Заметки. Автограф черновой. Ед. хр. 181. 4 л.
Фрагменты выше

Об античной литературе. Заметки. Автограф. Ед. хр. 109. 1 л.

Рецензия на кн.: Вильгельм Нестле. 'Euripides der Dichter der griechischen Aufklärung' ('Еврипид, поэт греческого просвещения'), Штутгарт, 1901 г.
Ед. хр. 111. 15 л.
Фрагмент на странице из: А. И. Червяков // УКР I. С. 46.

"Из наблюдений над языком Катулла".
Ед. хр. 112. 1 л.

[О Кирилле и Мефодии]. Статья. Автограф.
Ед. хр. 116. 8 л.
Опубликовано: Гитин В. Е. Речь Иннокентия Анненского о Кирилле и Мефодии / Публикация. Комментарии. PDF
// На рубеже двух веков: Сборник в честь 60-летия Александра Васильевича Лаврова. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 137-149.

Рецензия на книгу Добшица "Das Kerugma Petri". [1893]
 Ед. хр. 119. 7 л.

Рецензия на перевод поэмы Гомера "Илиада" Н.М. Минского и романа Лонга "Дафнис и Хлоя" Д.С. Мережковского. Варианты. Разрозненные листы. Автограф черновой.
Ед. хр. 120. 34 л.

"Будущее поэзии". Статья. Конспект. Рукопись. Ед. хр. 121. 2 л. 1898
Опубликовано "в полном объеме": УКР I, с. 34-35. Однако указан другой источник: "Записная книжка 1898 г.". РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 13. Л. 29-36 об.

Рецензия на балладу "Валькирии" неустановленного автора. 1898
Окончание. Автограф.
Ед. хр. 123. 5 л.

Наброски, заметки и выписки к статье "О современном лиризме". Автограф черновой.
Ед. хр. 137. 31 л.

Варианты титульного листа, оглавления и предисловия ко "Второй книге отражений".
Ед. хр. 155.

"Об эстетическом критерии" = "О поэтических критериях". Эстетический критерий. Доклад. Конспект, наброски тезисов. Разрозненные листы. Автограф черновой.
Ед. хр. 160. 33 л.
Частично опубликовано Г. В. Петровой и А. И. Червяковым.

К вопросу о хронологии земной жизни И. Христа.
Рецензия на исследование Добшица об апокрифической хронологии жизни Христа.
Оп. 1. Ед. хр. 163. 4 л.

Nekvia. - Жертва мертвым. К объяснению вновь открытого Апокалипсиса Петра. Альбрехта Дитерих. Лейпциг. 1893.
Статья.
Ед. хр. 164. 11 л.

Отзыв о рукописи Г.Д. Михайлова "Характер поэзии Августейшей музы в связи с историей русской поэзии за вторую половину XIX века", представленный в Ученый комитет Министерства народного просвещения.
Ед. хр. 165. 7 л.

Рецензия на исследование Р. Липсиуса об источниках и текстах апостольских апокрифов.
Ед. хр. 166.

Рецензия на Полное собрание сочинений Шелли в переводе К.Д. Бальмонта для Ученого комитета Министерства народного просвещения.
Ед. хр. 167. 1 л.

"Поэтические формы современной чувствительности". Статья. Набросок. Автограф черновой.
Ед. хр. 168. 14 л.
Частично опубликовано Г. В. Петровой и А. И. Червяковым.

Поэзия - искусство. Заметки.
Ед. хр. 171. 11 л.
См. прим. 8 к письму И. Анненского С. Маковскому 11 июля 1909 г.

О поэзии.
Конспективные заметки и наброски [статьи]. Разрозненные листы.
Оп. 1. Ед. хр. 172. 7 л.