|
|
Начало \ Письма \ Письма к Е. М. Мухиной 1907-1909 гг. | |
Обновление: 20.12.2023 |
|
об адресате Письма 1904-1905 гг. Письма 1906 г. Письма 1907-1909 гг. Письмо Е. М. Мухиной Анненскому от 21.11.1909 см. в прим. 1 к письму Анненского к Маковскому от 12.11.1909. Источник текста: Письма II. ? 139. С. 100-101. 100
3/I
1907 Дорогая Екатерина Максимовна, Простите, что давно не писал Вам и не был у Вас. Я тут проделал инфлуэцу, и всё ещё не могу наладиться как 101 следует. Праздниками1 я однако воспользовался и кончил "Гамлета"2. Я хочу непременно, чтобы Вы его услышали. Буду у Вас, как только немножко потеплеет. Теперь выезжаю только по службе3. Дина очень благодарит Вас за поздравление. Она лежит в постели уже которую неделю. Не обижайтесь, милая, что я не приезжал к Вам, и помните немножко Вашего И. Ан<ненского> Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 31-31 об.).
1
Праздник Рождества Христова отмечался в Российской Империи 25-27 декабря,
а праздничный день 1 января в 1907 г. выпал на понедельник. Источник текста: Письма II. ? 143. С. 112-115. 112
19/1 1907 Дорогая Екатерина Максимовна, Простите, что не приношу Вам лично поздравления1. Но завтра с утра я должен быть на официальном юбилее2, и Вы 113 можете себе представить, как я буду веселиться на юбилейной выставке дамских рукоделий, для к<ото>рой надо ехать на Калашниковский проспект и в белом галстуке. Арк<адий> Андр<еевич> звал меня к Вам в субботу слушать <Озаровского? - А. Ч.>3. Но знаете, милая, мысль о толпе мне страшна, а ведь в гимназии будет, конечно, масса народа. Каждую свободную минуту занят теперь Еврипидом, но работа подвигается медленно. Первая глава второго тома разрастается4. Завтра увижу Вас во сне - наверно, наверно... Посылаю Вам Невозможно. Оно не будет напечатано. 'Перевал' нашел его 'изысканным, изящным и утонченным'5, но не для большой публики... И он совершенно прав. - Я тоже не для большой публики. Весь Ваш И. А. Невозможно.
Есть слова. Их дыханье, -
что цвет: И. А. Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6, Оп. 2. ? 5. Л. 32-33 об.). 114 1 Очевидно, 20 или 21 января у Мухиной был день рождения. По крайней мере, 21 января 1901 г. датирована дарственная надпись Анненского 'A m-me С. М.' на подарке - 'Собрании сочинений' Расина ('Eeuvres de jean Racine'), - которая известна по сделанной Кривичем копии (тетрадный листок: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 6. Л. 8):
Maint rêves le liaient au
grand Athénien. I. A.
<Многие
мечты связывали его с великим афинянином. И. А. (фр.)>.
2
Речь, вероятно, идет о мероприятиях, приуроченных к 25-летию Женской
профессиональной школы А. И. Мессинг,
формально существовавшей с 8 ноября 1881 г. и располагавшейся по адресу:
Калашниковский пр. (ныне пр. Бакунина), 9-2 (см.: Весь Петербург на 1907
год: Адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. [СПб.]: Издание А. С.
Суворина, [1907]. Паг. 2. Стлб. 633-634). 'Поздней осенью 1899 г., вернувшись с последнего магистерского экзамена, я читал его перевод "Ифигении в Авлиде", а за несколько дней до этого мой приятель Ю. Э. Озаровский слезно умолял меня подыскать ему какую-нибудь пьесу пооригинальнее для спектакля с участием В. Ф. Коммиссаржевской. Она пригласила его режиссировать, но ни она сама, ни он ни на какой определенной пьесе не остановились. Чем дальше читал я "Ифигению", тем больше ка- 115
залась мне подходящей эта
роль для В. Ф., и,
едва дочитав пьесу до конца, поспешил с книжкой журнала к Озаровскому.
Он, перед этим с учениками казенных курсов ставивший в переводе
Мережковского "Антигону" Софокла, пришел в
восторг от перевода Анненского. Не меньше понравилась и пьеса и роль
Коммиссаржевской, и вот в ближайшее воскресенье я отправился в Царское к
Анненскому с просьбой разрешить постановку
пьесы. Тот согласился с живейшей радостью, и так завязалось наше
знакомство.
Последняя, вероятно, по
времени встреча Анненского с Озаровским состоялась 25 ноября 1909 г. на
'среде' у Дризена, посвященной теме 'Литература и театр' (см. вводное
прим. к тексту 202). Источник текста: Письма II. ? 147. С. 120-126. 120
Le 22 Fevrier 1907 Je viens de recevoir votre lettre, ma douce amie, la veille de mon départ (possible!). C'était un alinéa charmant - tout poésie 121 et violette - à mon épopée d'Устюг le fastidieux, où, du reste, je crois avoir mis le point résolu. Vous me parlez de Lohengrin. Savez-vous que j'ai pensé à ce personnage mystique (plutôt que mystérioux), et peut-étre au moment même que Vous l'applaudissiez. Pour toute ressource j'ai emporté avec moi de Царское un volume de Зелинский "Troisième livre des idées". La partie concluante en est consacrée à Merlin l'enchanteur d'lmmermann. Зелинский me donne l'impression d'en raffoler. D'après son analyse - et par esprit de contradiction peut-être - je ne le goûte que médiocrement, ce monde de cygnes et de blondes charnues aux yeux couleur de mousse de bière. Pour Wagnérien, je le suis, je l'étais toujours, et je me réjouis d'avance de la perspective de contempler le Ring en entier, d'autant plus que je puis compter sur votre commentaire... une parcelle de vous: vous qui l'aimez bien, n'est-ce pas, ce monde d'Allemagne légendaire? Vous ne me dites rien, si Vous allez toujours bien et si Vous avez de bonnes nouvelles de ce pauvre Max. Que Dieu vous le garde, chérie! Vous qui êtes la bonté et la compassion même, Vous le soleil de tous ceux qui Vous entourent et qui vous adorent même pour la faible lueur qui leur parvient de vous. La plume me glisse de la main. Au revoir, fée! Il est nuit, il fait noir!... Ah...
A vous de cœur
22/II
1907 Я получил Ваше письмо1, мой милый друг, накануне моего отъезда (возможного!). Это было прелестным введением - сплошная поэзия и фиалки - к моей эпопее Устюга Усыпительного2, где, кстати, я полагаю, поставил решительную точку. Вы говорите мне о Лоэнгрине3. Знаете ли Вы, что я думал об этом персонаже (мистическом, в большей мере, чем таинственном) и, может быть, в тот самый момент, когда Вы ему аплодировали4. В подспорье я захватил с собой из Царского том Зелинского - "Третья книга идей"5. Заключительная часть ее посвящена Мерлину-волшебнику Иммермана6. У меня впечатление, что Зелинский от него в безумном 122 восторге7. Судя по его анализу (и, быть может, из духа противоречия), мне не слишком нравится этот мир лебедей и упитанных блондинок с глазами цвета пивной пены8. Вагнерианцем же я остаюсь, я им был всегда, и я заранее радуюсь перспективе увидеть "Кольцо" полностью9. Тем более, что я могу рассчитывать на Ваши пояснения... частицу Вас, Вас, которая так любит, не правда ли, этот мир Германии легенд? Вы ничего мне не говорите о том, хорошо ли Вы себя чувствуете и имеете ли Вы добрые вести о бедном Максе10? Пусть бог сохранит Вам его, дорогая!? Вы, воплощенная доброта и сострадание, Вы, солнце всех, кто Вас окружает и обожает Вас даже за слабый свет, который Вы на них изливаете. Перо выскальзывает из моих рук... До свидания, фея! Наступила ночь... Темно... Ах...
Всем сердцем Ваш
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
34-35). Перевод с французского
Л. Я. Гинзбург.
1 Письмо
Мухиной в архиве Анненского не сохранилось. 'Мариинский театр. - "Лоэнгрин", оп. в 3 д. Р. Вагнера. Участвующие: г-жи Больска, Славина; г. Ершов, Карелин, Иванов, Смирнов, Лосев, Маркевич, Касторский и Климов. Начало в 8 час. вечера' (Справочный отдел: Зрелища и театры // Санкт-Петербургские ведомости. 1907. ? 36. 15 (28) февр. С. 6. Без подписи). 5 Речь идет о книге: Соперники христианства: Статьи по истории античных религий / Проф. С.-Петербургского университета Ф. Зелинского. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1907. VII, 406 с. (Из жизни идей: Научно-популярные статьи / Проф. С.-Петербургского университета Ф. Зелинского. Т. 3). 123
В состав тома вошли следующие работы: 'Рим и его религия' (С. 1-87), 'Гермес
Трижды Величайший' (С. 88-152), 'Елена Прекрасная' (С. 153-185), 'Древнее
христианство и римская философия' (С. 186-200), 'Античная гуманность'
(С. 201-240), 'Умершая наука' (С. 240-340) и 'Трагедия веры' (С.
341-406).
'Есть книги идей и книги-и д е и. Том, недавно изданный профессором
Зелинским, является и тем и другим. С одной стороны "Соперники
христианства" поражают нас богатством идейного содержания, а с другой -
книга проникнута одной идеей. Это одновременно и интереснейший музей, и
келья анахорета. Музей мы видим, музею не удивляемся, а келью только
воображаем себе, но именно келья-то и влечет к себе вдумчивого читателя
книги. Суть книги Ф. Фр. Зелинского, ее идея, это -
необходимость искать
веру. Девиз Мерлина "воля Бога есть осуществление жизни" кажется мне
символом не самой веры, а именно ее искания, т. е. мысли о том, что без
веры нет и не может быть сознательной жизни. <...>
6 Иммерман (Immermann) Карл Леберехт (1796-1840) - немецкий писатель,
поэт, драматург, театральный деятель, мемуарист. Врагам в укор, скорбящим в утешенье' (С. 351). В трактовке Зелинского иммермановский Лоэнгрин предстает именно в качестве исповедника 'религии Грааля', избранника 'все- 124
могущей и самодовлеющей благодати'. Суть этого учения, сопоставляемого
автором 'Соперников христианства' с идеями Августина, Лютера и Бернарда
Клервоского, по Зелинскому, сводится к следующему: '...человек должен
отказаться от всякой мысли о том, будто он своими делами может снискать
расположение своего Творца; его единственное дело, это - "сознать себя
носителем избранья"; его оправдывает только вера - и более ничего' (С.
366). При этом образ иммермановского Лоэнгрина рисуется Зелинским
неоднолинейным; это фигура, не чуждая противоречий: ощущение избранности
сменяется безутешностью при виде страданий и несовершенств земной жизни,
сомнения в праве вступить на порог Монсальвата - религиозным
одушевлением и экзальтацией, которые после долгих скитаний по земле
оборачиваются утратой веры в благую весть о Граале, которую он должен
принести людям.
'Отдельно от прочих этюдов стоит последний: он
написан с особой любовью, и в нем автор является одним из немногих
поклонников Иммермана.
9 Речь идет о тетралогии Вагнера 'Der Ring des Nibelungen'
('Кольцо нибелунга'). 125
? 15.15 апр. Стлб. 443-445. Без подписи; Мариинский театр: XCVI. Еще о 'Кольце
Нибелунга' // Русская музыкальная газета. 1907. ? 16-17. 22-29 апр. Стлб. 468-470. Без подписи).
К числу главных организационных 'курьезов и нелепостей' он отнес 'порционность'
постановки: в рамках одной недели три раза представлялся один и тот же
спектакль. Главной же ошибкой исполнения и постановки тетралогии
рецензент считал то, что 'каждую драму ее давали как самостоятельную,
отдельную оперу, а не как часть, неразрывно связанную с целым
произведением Вагнера' (Там же. Стлб. 468). Двадцать третьего Мая тысяча восемьсот семьдесят четвертого года <...> в девять часов утра в браке родился и восьмого <...> Октября крестился Максимилиан, Георгий.
Родители: купец Максимилиан Федор Иоганн (Иван) Клеменц (Clementz) и
супруга его Екатерина Федоровна, урожд. Фридлэндер. По окончании в 1893 г. (с золотой медалью) Царскосельской Николаевской мужской гимназии М. М. Клеменц 8 августа 1893 г. обратился с прошением на имя ректора С.-Петербургского университета о зачислении в число студентов юридического факультета. С сентября 1893 г. он приступил к университетским штудиям; в пе- 126 риод обучения из-за материальных затруднений он не однажды был вынужден обращаться к ректору с прошениями об освобождении от внесения платы за обучение, причем к одному из них прилагалось следующее характерное 'Свидетельство', подписанное царскосельским полицмейстером и датированное 14 мая 1895 г. (Л. 18): Дано сие из Полиции г. Царского Села студенту ИМПЕРАТОРСКОГО С.-Петербургского Университета Максиму Максимовичу Клеменц, согласно его прошения, для представления в Канцелярию означенного Университета, в том, что он, Клеменц, проживает при матери своей вдове Потомственного Почетного Гражданина Екатерине Федоровне Клеменц, имеющей от роду 57 лет и при которой находятся, кроме Максима Максимовича Клеменц, дети: Лев 18 лет, Екатерина 24 лет, Ольга 22 лет и Мария 14 лет, состояния недостаточного, поддерживают они свое существование тем, что занимаются преподаванием в частных домах уроков, имущества у них никакого нет, кроме необходимой квартирной обстановки и необходимого носимого платья.
18 марта 1897 г. датировано его 'Свидетельство' за ? 593 о прослушании
полного курса наук юридического факультета С.-Петербургского
университета. Источник текста: Письма II. ? 148. С. 126-135. 126
8 марта 1907 Дорогая Екатерина Максимовна, Не откажите, пожалуйста, написать хоть несколько слов о Вашем здоровье, но только дайте точные сведения по следующим пунктам: 127
1. Как Ваше самочувствие? Я пишу обо всем этом, п<отому> ч<то> меня очень беспокоит Ваше недомогание, а приехать узнать некогда. За мою поездку в Вел<икий> Уст<юг> накопилось так бесконечно много дел по Уч<еному> Ком<итету>1 и Окр<угу>2, "что я начинаю немножко тяготиться процессом, который, по какому-то недоразумению, принято называть жизнью, хотя, чем он отличается от простого и даже темного сгорания, я совершенно не знаю. Прочитал на днях (в конце праздников) "Иосифа"4 и написал Павлу Павловичу на трех листах разбор этой очень замечательной книги5. Третьего дня наткнулся на "Шиповник"6 и занозил мозг "Жизнью человека"7. Вещь неумная, а главное, вымученная. Совершенно не понимаю, для чего было ее писать, а еще менее, зачем было тратить тысячи на ее постановку8? Если так нужен был этот лубочный дидактизм - то не проще ли было взять любую притчу или пролог9. Разве не дадут они гораздо более глубоких контрастов (напр<имер>, богач и Лазарь10), - я уже не говорю о более трогательной поучительности и более чуткой морали. Вместо всех бесцветных старух, людей в сером и т<ак> д<алее> насколько символичнее было бы гноище Иова и сиреневые крылья серафима с глубокими черными глазами и нежным овалом лица11... Зачем я пишу Вам все это? Все эти эстетические вопросы затушевались для Вас моралью12. Мне жалко Вашей души. Нет, не думайте, что жалко из ревности, потому что она уходит от моей, - от нашей голубой шири. Мне грустно, потому что она обрывает свои крылья. А впрочем, м<ожет> б<ыть>, Вы правей меня и лучше видите, куда идти. Не слушайте меня, милая... Идите, куда ведет Вас Ваша мысль. Право, иной раз мне страшно: уж не являюсь ли я, в сущности, истинным деспотом со всей моей хваленой эстетической свободой. Да еще если бы я сам точно в чем-нибудь был уверен. И. А.
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
36-37 об.).
1 За время командировки в Великий Устюг Анненский пропустил лишь одно
заседание ООУК 26 февраля. В журнале заседаний ООУК отмечено, что в
последующих заседаниях (5, 12, 19, 26 марта, 2 и 16 апреля) он
присутствовал, но выступал с докладами не часто (см.:
УКР IV. С.
379-380). Но именно на это время выпал завершающий этап его
председательства в особых комиссиях УК по присуждению премий императора
Петра Великого и по пересмотру программ по русской словесности для
мужских гимназий.
П<етер>б<ур>г Сочинения под девизом тонцы завел у меня нет и не было<.> Анненский
2 Точный перечень служебных поручений Анненского по учебному округу
выяснить не удалось. 129
ность Иосифа II, ее сторонники и ее враги: (1780-1790). СПб.: Тип. И. Н.
Скороходова, 1907. [2], VI, [2], 784 с. (Записки
Историко-филологического факультета С.-Петербургского ун-та; Ч. 83). В
этой работе впервые в России на широкой документальной основе
исследовалась история самостоятельного правления императора Священной
римской империи германского народа Иосифа II (с 1765 по 1780 г. он был
соправителем своей матери, императрицы Марии Терезии), в том числе его
внешняя политика, проведенные им реформы (административная, военная,
судебная, сословная и др.), также и противодействие ему оппозиционных
сил. 130
ка: 1905-1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания / АН СССР;
ИМЛИ им. А. М. Горького; Отв. ред. Б. А. Бялш. М: Наука, 1984. С. 257-294).
Издательство
Милостивый Государь
Из прилагаемого проспекта Вы сможете ознакомиться, в общих чертах, с
задачами и программой 'Пантеона'.
С совершенным уважением Михаил Семенович Фарбман 'Шиповник' 131 Предлагаемая Фарбманом встреча, очевидно, вскоре состоялась, и в проспекте издательства, опубликованном весной 1908 г. (см. отзыв: В мире литературы и искусства // Современное слово. 1908. ? 187. 18 апр. (1 мая). С. 3. Без подписи), была анонсирована (очевидно, в значительной мере в рекламных целях) весьма широкая программа сотрудничества с Анненским:
'В настоящее время выйдут в свет те произведения, которые уже имеются в
распоряжении Книгоиздательства <...>: Рекламный характер этого анонса подтверждается содержанием письма, направленного Анненскому Фарбманом через год, в начале 1909 г. (печатается по тексту автографа, сохранившегося в архиве: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 374. Л. 1; элементы бланка выделены в тексте курсивом):
Книгоиздательство Многоуважаемый Иннокентий Федорович.
Не знаю<,> приходилось ли Вам
кое-что слышать о судьбе 'Пантеона', зарождение которого Вы в свое время
приветствовали. Во всяком случае Вы, несомненно, недоумеваете
относительно того, что мы в течении целого года ни разу не обратились к
Вам по поводу работ, которые Вы любезно обещали представить нам. 132
будем Вам очень благодарны, если известите<,> в каком положении они
сейчас у Вас.
С истинным
уважением 30.1.09
Прерывая экскурс в историю взаимодействия Анненского с кругом людей,
близких к 'Шиповнику', следует констатировать, что здесь речь идет,
очевидно, о первом выпуске литературно-художественного альманаха
издательства 'Шиповник', который увидел свет в феврале 1907 г.
Многоуважаемый По мысли моей, редакция 'Свободных Мыслей' поручила мне предложить Вам сотрудничество в нашей газете. Всякая статья Ваша была бы желательна, - пусть только она не превышает 250-300 строк. Вы пишете обыкновенно, или, по крайней мере, преимущественно на литературные темы; и если будете и у нас писать, главным образом, критические статьи, то очень прошу: небольшие и не 133
больше двух раз в месяц. Остальные два раза - на философские,
эстетические, общие или религиозные. Искренно Петр Пильский Ответное письмо Анненского разыскать не удалось, но из содержания следующего письма Пильского ясно, что он откликнулся на его предложение вполне благожелательно и предложил весьма широкую программу публикаций:
Многоуважаемый Иннокентий Феодорович!
Жму Вашу руку. Искренно P. S. Б<ыть> м<ожет>, Вы наслышаны о том, что скоро у меня выходит журнал (2-х недельный) 'Полдень'. Позвольте иметь на Вас виды и там. - В журнале, естественно, Вы будете еще свободней, - Ответьте. Ваш П. П.
О характере дальнейших контактов Анненского с Пильским см. прим. 1 к
тексту 203 (К.
И. Чуковскому, кон. августа 1909 г.). 134
альманахи издательства 'Шиповник'. СПб.: Шиповник, 1907. Кн. 1. С.
197-290. 135
ном так называемой 'Группы 32 священников', которая публично выступила в
1905 г. с инициативой реформирования Православной Церкви; поддерживал
деятельность Христианского братства борьбы, активно сотрудничал в
журнале 'Век'. Источник текста: Письма II. ? 149, с. 135-140. 135
18/III 1907 Вчера, дорогая Екатерина Максимовна, привозил в заседание Совета1 Вам письмо, но Арк<адия> Андр<еевича> не было, и сегодня письмо уже анахронизм. Простите меня великодушно и нежно. Вы, добрая и милая, за то, что я не приехал по Вашему всегда для меня - Вы знаете - приятному зову2. И на наступающей неделе - это последняя перед Петровским конкурсом3 - я не свободен ни 136 одного дня. Постараюсь урваться в субботу - между завтраком и обедом. Вы меня напоите чаем, не правда ли? Впечатление от музыки "Золота Рейна"4 у меня большое, чудное, но от игры - расхолаживающее. Текст немецкий я изучил. Меня пленили символические аллитерации5 и это первое возникновение страстей - вначале столь же смешанных и хаотических, как и стихии. Лучше всего по музыке, несомненно, водная картина6. Жалко только, что эти дуры с хвостами мешали работе фантазии, к<ото>рую разбудила музыка, и у меня по крайней мере повела по совсем другому пути. Хороша характеристика стелющегося пламени (Логе - Ершов7) и чудный голос, меня завороживший, у Земли - Збруевой8. Я слушал с таким вниманием, что у меня даже голова заболела. Понимаете Вы художественную концепцию Вотана9? Я никак не мог решить: кто он именно: Король пива Гамбринус10 или бухгалтер? Фрика-Славина11 - sa bourgeoise12 - этим все сказано. Ершов пел чудесно, но по временам забывал, что он не Мефистофель13. Но Збруева... Збруева... Вы знаете новость? Я написал третье Отражение - Бранда14, вещь, к<ото>рую, кажется, никто от меня не услышит. Ваш И. Анненский Печатается по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 38-39 об.). Впервые опубликовано: КО. С. 475-476.
1 Речь идет о заседании
Попечительского совета С.-Петербургского учебного округа в субботу, 17
марта 1907 г., в котором по должности должны были принимать участие и
Анненский, и Мухин. 137
(см.: ЖМНП. 1905. Ч. CCCLIX.
Июль. Паг. 1. С.
37-40; РШ. 1905. ? 7-8. Паг. 1. C. XX-XXVI;
УКР III. С. 253-254).
'Что касается слова, то оно стремилось у Вагнера к
чистой
музыкальности, пользуясь при этом, однако, свойствами эпической речи, т.
е. ономатопеей и символическими аллитерациями (особенно в звуках в,
з,
ш). Подобное смещение акцентов было, очевидно, одним из аргументов, позволивших - пожалуй, несколько поспешно - констатировать, что 'после того, как Анненский переживет страстное увлечение творчеством Вагнера, он будет разоблачать "вагнерианство"' (Петрова Г. В. Творчество Иннокентия Анненского: Учебное пособие / Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2002. С. 35). 138
6 Речь идет, вероятно, о первой сцене оперы
'Золото Рейна', в которой действующими лицами являются русалки Воглинде,
Вельгунде и Флосхильде, а также уродливый нибелунг Альберих, сначала
исполненный 'жадных желаний' и изнемогающий от любовной страсти, а после
их 'игривого' отказа испытавший 'безмолвную ярость', сменившуюся
преклонением перед властью золота и проклятиями в адрес любовного
чувства. 139
В 'Золоте Рейна' Вотан долго колеблется,
размышляя, какой выкуп будет достаточен великанам Фазольту и Фафнеру за
обещанную им в качестве 'оплаты' за строительство замка богиню Фрейю и
нет ли возможности сохранить за собой залог могущества - кольцо
Нибелунга.
Ах, дрожа за верность твою, (Вагнер Рихард. Золото Рейна / Перевод Виктора Коломийцова // Вагнер Рихард. Кольцо Нибелунга: Избранные работы / Сост., под- 140
гот. текста и коммент. Кирилла Королева. М.:
Издательство ЭКСМО-Пресс; СПб.: Terra Fantastica, 2001. С. 39. (Серия
'Антология мысли')). Источник текста: Письма II. ? 154, с. 155. 155
31/VII 1907 Дорогая Екатерина Максимовна, Мы просим Вас и многоуважаемого Аркадия Андреевича придти к нам завтра1. Кроме желания вас обоих видеть, мною руководит при этом вот какое соображение. Нести с собой все свои 711 листков2 - ведь это же целый пуд литературы3, а, сидя около своего стола, я могу прочитать вам на выбор, что пожелаете Вы или Арк<адий> Андр<еевич>. Надеясь, что оба вы не откажетесь подарить нам завтрашний вечер, прошу вас верить лучшим чувствам Вашего И. Ан<ненского> P. S. Чем раньше приедете, тем лучше. Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 40-40 об.).
1 1 августа в 1907 г. выпало на
среду. Источник текста: Письма II. ? 158, с. 162-163. 162
10 сент. 1907 Дорогая Екатерина Максимовна, В Вашем очаровательном уюте, которому Вы умеете придать столько грации, - примите, дорогая моя выздоравливающая (да? не правда ли?) и немножко, чуть-чуть... капризная, - примите и мои далекие и далеким звучащие слова любви и сочувствия. Сердце у меня сжалось, когда я услыхал про Вашу болезнь. Но узнал я об ней уже только накануне моего отъезда, оттого и не приехал сейчас же за новостями о Вашем здоровьи... Нина передавала мне, что Вы (и она склоняется к Вашему мнению) увидели из моего письма1 какую-то обиду... Но я даже не заверяю Вас, что Вы ошиблись, а только молча пожимаю плечами. Скажите, да чем же, наконец, мог я обидеться? Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 41-41 об.). Сохранился только первый лист письма, второй лист оторван. 163 1 Речь, очевидно, идет об одном из писем Анненского, которое не попало в его архив. Источник текста: Письма II. ? 160, с. 165-166. 165
17 сент. 1907 Дорогая Екатерина Максимовна! Я упрекаю себя за недостаток сдержанности, который, вероятно, я проявил у Вас в субботу. Вы правы в разъяснении факта, но мне так особенно хотелось говорить с Вами в этот вечер, и мысли сложились в такие назойливые цветы, что я не мог не выдать своего огорчения, когда я их уже держал в руках и вдруг оказалось, что это только дым. Моя деценция может быть понятна только людям, живущим минутами бледных безумий. Вы зовете меня скорее приехать опять. На некоторое время это невозможно, п<отому> ч<то> от нас только что увезли моего крестника1 в больницу: у него оказалась форма подозрительного по дифтериту заболевания, и хотя я с ним не общался, но до полной формалиновой дезинфекции я никуда не буду показываться в гости и к себе никого принимать тоже. Ваш И. Аннен<ский> Мир2
У раздумий беззвучны слова: И. А. P. S. От этого листка оторвано письмо... Лучше, что оно оторвано. Когда в сумерки Вы останетесь одна, закройте глаза, и Вы прочитаете его в золотых зигзагах, которые напишет Вам ушедший день. Ваш И. А.
Печатается впервые в полном объеме по тексту
автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2.
? 5. Л. 42-44 об.).
1 См. прим. 1 к тексту 159.
(один из сыновей А. Ф. Гламазды -- Иннокентий Арефьевич Гламазда) Источник текста: Письма II. ? 167, с. 194-199. 194
Царское Село, Дорогая, Вы хотите, чтобы я Вам писал о творчестве. Как мало, по-моему, отъемлются от чуда его заповедные уголки, куда является со своими измерительными приборами физик или психолог, так и в вопросе о вдохновении и особой творческой деятельности поэта давно уже гнездится сомнение в полноценности заслуг того человека, который закрепляет своим именем невидную работу поколений и масс. Поэтика начала с сюжетов, позже возник вопрос о заимствованиях и реминисценциях. Определительная роль поэтической речи и власть слов только что начинают выясняться1. Фантом творческой индивидуальности почти исчерпан2. Но люди упорно, в виде дорогого им пережитка и в, может быть, законных целях самоуслаждения - толпе так же, как и отдельному человеку, нужен жир, а значит, и сахар, - люди упорно, говорю я, чествуют "гениев" не только монументами - куда ни шло - монументы для неоживших Елеазаров3, - но речами и даже обедами. Это не столько смешно по отношению к чествующим, которые забавляются, как умеют, как <к> тем, которых чествуют... Но я боюсь пускать в ход все те группы слов, которые уже поблескивают мне из моей чернильницы, - мне трудно бы было прервать их и - вместо письма - получилась бы целая статья, пожалуй... Нет, статьи бы не получилось, но её проект, который, по теперешним моим планам, не должен появляться ранее, чем в августе. И потому позвольте мне не развивать мыслей о том, как центр чудесного должен быть перемещён из разорённых палат индивидуальной интуиции в чашу коллективного мыслестрадания, в коллизию слов с её трагическими эпизодами и тайной. Когда-нибудь я покажу это на примере4. Теперь боюсь и начинать. Вы спрашивали меня о романе Свенцицкого5. Он помечен 1908 годом6 - это очень интересно. Но ведь здесь он говорит совсем не то, что теперь, хотя и называет себя оставленным при университете и "писателем-проповедником"7. Роман шаблонен и даже не вполне грамотен, но дело не в этом. 195 Он неискусно претенциозен. А надпись "Антихрист" прямо-таки вызывающая, рекламная, рассчитанная на витрину и психопатию читателей. Я удивляюсь, как люди, которым Свенцицкий нужен для легенды, не отговорили его от этой публичной эротомании. Лично мне после ста страниц "Антихриста", которые я прочитал, Свенцицкий может быть интересен только отрицательно - как одна из жертв времени, а не как религиозный мыслитель и даже не как проповедник. Легенда его творится не для меня, и мне только грустно, что его соблазняют души, которые я полюбил свободными. Ваш И. Аннен<ский>
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
45-48 об.).
1 Здесь, на мой взгляд, Анненский
тезисно излагает свой взгляд на развитие исторической поэтики,
разрабатывавшейся А. Н. Веселовским. См., в частности, работы
последнего, собранные в хрестоматийном издании (Веселовский А. Н.
Историческая поэтика / Ред., вступ. статья и прим. В. М. Жирмунского.
Л.: Художественная литература, 1940), где напрямую затронута эта
проблематика: 'О методе и задачах истории литературы как науки' (1870),
'Лекции по теории эпоса' (1884). 'Из введения в историческую поэтику'
(1893), 'Из истории эпитета' (1895) 'Три главы из исторической поэтики'
(1899), 'Поэтика сюжетов' (незаконченный труд рубежа XX в.). 196
Петрова Г. В.
Творчество
Иннокентия Анненского: Учебное пособие / Новгородский
государственный университет им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород,
2002. С. 79-80). 197
В поле зрения Свенцицкого попадала и
художественная литература, но он обычно рассматривал ее через призму
религиозной проблематики (см., в частности, его труд, который Анненским
был, несомненно, прочитан: Свенцицкий В. П. Религиозный смысл 'Бранда'
Ибсена. [СПб.: Тип. 'Отто Унфуг', 1907]. 24 с. (Б-ка 'Век'; Вып. 8;
Бесплатное приложение к журналу 'Век')). Вне всякого сомнения, поводом к
пристрастному знакомству Анненского с деятельностью и трудами
Свенцицкого послужило увлечение ими Е. М. Мухиной (см. прим. 12 к
тексту 148). 198
туры метящий в Антихристы, повествует о
своих эротических похождениях, которые чередуются с приступами
самообожания в стиле провинциального ницшеанства и подпольной
революционной деятельностью. Среди прочих действующих лиц легко узнаются
С. Булгаков и В. Эрн, которых главный герой цинично дурачит, притворяясь
пророком "нового, социального христианства"' (Кейдан В. И.
[Примечания] // Взыскующие града. С. 155-156). Ср. с другой
уничижительной оценкой романа: Гиппиус 3. Из дневника журналиста:
III. Острая точка // Русская мысль. 1908. Кн. 2. Паг 2. С. 159-160. 199 повторяю, что о духовном мире Валентина Павловича сужу по слухам и с чужих слов' (Там же. С. 159). Источник текста: Письма II. ? 170, с. 203-206. 203
20/VI
1908 Дорогая Екатерина Максимовна, Я до того засыпан делами и вместе с тем захвачен мыслями об Еврипиде, к которому я испытываю теперь приступ какого-то острого и болезненного влечения, что насилу выбрал этот час - уже почти ночной, напомнить Вам о себе. Впрочем, я не хочу писать о себе, так как это значило бы напрасно разжалобить Вас моей грустной повестью. Я хочу через этот дождь - холодный и через ночь еще почти белую, но так и не потеплевшую, - видеть Вас, моя дорогая, в серебряном тумане утра, сквозь который золотится чешуйками гольф1. Я хочу глядеть, заслонив рукою глаза от слишком яркого солнца, как Вы теперь смотрите далеко... далеко... на запад в сторону Сицилийского берега, где и я недавно провел несколько чудных часов со Стесихором2, которому Елена только что вернула зрение после его палинодии (покаянной песни)... Вы глядите на волны с балкона. Вам лень идти... да и жарко... по дороге к городу между низкими белыми стенами и глядеть на едва завязавшиеся сладкие лимоны... Книга - английская, небольшая, квадратная, мелко напечатанная, - скользит у Вас на колени, а Вы не хотите этого заметить... 'Волны, несите мои думы' - поет у Вас в душе. Волны готовы, но уже Вам жаль дум... и волны золотятся, и волны шумят, но ничего не унесут волны... и ровно, в ритм этим волнам, дышит грудь за розовым корсажем... А у нас-то теперь - вот уже более недели мы не видим ни луча солнца... днем, в полдень 6°3, и только ночью, несмотря на тучи, нет, не тучи, а туман, - сквозь него что-то Желто-бурое захватывает небо и точно говорит... 'Это - я, это - Солнце, и Я живу еще... задавленное, обессиленное, но живу... Смешивая день и ночь, но живу... Гвоздичек? вы жалеете гвоздичек, что не дышат? пионов, что не выйдут из почки? Глупые, слепые, ничтожные!.. А я ведь живу, и для вас спящих, живу, для вас мертвых живу, Я - Ночное Солнце, так странно желтое над вашим равнодушием'. В самом деле, и что это делается! Но как миражно красив был вчера ночью этот 204 ночной солнечно желтый и высокий туман... Милая, у вас есть в Вашей casa4 качалка? есть... в комнате - там возле столовой. Сядьте в качалку, не качаясь, но закрыв глаза. Я хочу посмотреть на Вас вечером в комнате и когда Вы никого и ничего там не видите. Ваш И. А.
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося и архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
49-50 об.). В архиве сохранился конверт (Л. 56), в который было вложено
публикуемое письмо. Рукой Анненского на конверте отмечен следующий
адрес: 'Италия<,>
Сорренто<,>
Italia<,>
Sorrento<,> Hôtel
Cocumella<.> Signora
С. Muchina'. Почтовый штемпель свидетельствует, что письмо было
отправлено из Царского Села 21 июня 1908 г.
1 Речь идет о Неаполитанском заливе.
'Стесихор гимереец был известен далеко за
пределами Сицилии и Южной Италии <...> И на трагиков влияние Стесихора
было огромное. Поэзия Эсхила, не чуждого Сицилии, обнаруживает в
"Оресте" безусловно стесихоровские мотивы, а Еврипид, хотя и никогда не
бывший в Сицилии, обязан гимерейцу своей Еленой. <...> 205 шей и сохранившей яйцо, снесенное Немесидой от Зевса) двумужницами. Стесихор даже развил это положение: он придумал, будто Киприда, оскорбленная тем, что Тиндарей обошел ее жертвой, осудила его дочерей быть двумужницами и тремужницами и предрекла, что они будут бросать мужей. За это Елена, - еще, согласно Гомеру, столь чуткая к своей посмертной славе, - поразила Стесихора слепотой, а он написал поэтическое раскаяние с такими стихами: "Нет, не верно предание, не ездила ты на быстровесельных кораблях и не достигала твердынь Трои". После этого к Стесихору вернулось зрение" (Анненский Иннокентий. Елена и ее маски // Театр Еврипида. Драмы / Перевод со введениями и послесловиями И. Ф. Анненского; Под ред. и с коммент. Ф. Ф. Зелинского. М.: Изд. М.и С. Сабашниковых, 1917. Т. 2. С. 225-226).
Ср. с замечанием о Стесихоре из 'Лекций по
античной литературе': 'Он имел большое значение для трагедии и в том
отношении, что вносил существенные изменения в миф, причем иногда
следовал Гесиоду в морализации. Так, например, Елене, богине его
сородичей, он восстановляет ее репутацию, которую сам же не пощадил в
первую пору своего творчества. Его именем называется "Палинодия" (т. е.
перепев, исправление песни, подр<азумевается -> в хорошую сторону для
репутации воспеваемого лица). Здесь Стесихор заставляет Геру сделать
подобие Елены, которое и достается Парису, чтобы потом служить поводом
Троянской войны. Настоящая Елена, хотя и похищена, но подменяется по
пути и остается добродетельной для законного мужа. Еврипид
воспользовался "Палинодией" Стесихора для своей трагедии "Елена"' (Анненский
Иннокентий. История античной драмы:
Курс лекций. С. 135). 206
3 Температура измерена по шкале
Реомюра; по шкале Цельсия это 7,5°. Источник текста: Письма II. ? 171, с. 206-208. 206
Царское Село, Дорогая моя Екатерина Максимовна, как мне радостно получать Ваши солнечные открытки1. Одно я прочёл покуда Ваше закрытое письмо - с Босфора2, но такое торопливое. Впрочем, при том усиленном притоке впечатлений, который теперь идет с Вами и за Вами, мне поспешность эта понятна и даже в ней есть для меня особенная тонкая красота. Я почти не отхожу от письменного стола, но рву больше, чем пишу, и бумаги, во всяком случае, извёл много. Только с одним еще отчетом служебным покуда справился, зато написал огромную статью для Еврипида - "Маски Елены"4 и один тоже большой этюд о Достоевском5, который меня уже давно мучил. Давно уже Пав<ел> Павл<ович>6 допытывался у меня, что за причина того особого, болезненного предпочтения, которое я отдаю "Преступлению и наказанию", и ревновал меня к этому роману, - зачем я изменил "Бесам". Я даю теперь объяснение этой причины. Оригинальность моей статьи заключается в том, что к ней приложен чертёж7, к которому иногда и следует прибегать, чтобы разобраться в ходе мыслей. Покуда я еще этого очерка не возненавидел, но уже запрятал его подальше. Чувствую себя неспособным сегодня писать, как я пишу в другие дни и как хотел бы Вам, дорогая, написать, так как, вероятно, переутомился. Весь жар мысли ушел на Достоевского... Но писать о нем теперь было бы прямо-таки неподсильным мне делом. Вы знаете, как тяжело мне повторяться. Зачем Вы не здесь и я не могу читать Вам того, что написал, и в нашей духовной общности, в нашем гармоническом содумании, так часто меня живившем, искать проверки моих 207 сомнений? У нас, наконец, знойные дни, хотя колорит уже июльский, с этой особой - дрожаще-пыльной и уже забывшей весну дымкой... Хороший, тихий июль - с вечерами, которым уже мечтаются, однако, осенние облака и звёзды... Пионы развернулись пышно, но как-то не по-прошлогоднему, они точно разворочены... Кто-то будто рылся в их розовой тайне, только вчера бывшей бутоном, и грубо искал в ней наслаждения и разгадки этого наслаждения. Посылаю Вам книжку и дайте мне руку, дорогая. Ваш И. Аннен<ский>
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
52-53 об.).
1 В архиве Анненского открыток
Мухиной не сохранилось. 208
7 См.:
КО. С. 197. Источник текста: Письма II. ? 173, с. 211-213. 211
23 июля 1908 Вы угадали, конечно, дорогая1. Мысль моя, как "бес" у Пушкина... Вон уж он далече скачет...2 О, как я ушёл от Достоевского и сколько пережил с тех пор3... Говорят все, что я очень похудел. Да и немудрено. Меня жгут, меня разрывают мысли. Я не чувствую жизни... Хорошо... Временами внешнее почти не существует для меня. Когда есть возможность забыть о работе, т<о> е<сть> Округе, а он даёт-таки себя знать, - бегу к своим книгам, и листочки так и мелькают, чтобы лететь под стол и заменяться новыми и лететь под стол опять. Я не хочу говорить, над какой вещью Еврипида4 я работаю и в каком именно смысле - из моего суеверия, которое Вы хорошо знаете. Но если я напишу мою вещь так, как теперь она мне представляется, это будет лучшее, что только когда-нибудь я мог от себя ожидать... А впрочем... может быть, выйдет и никуда не годная дрянь... А в каких условиях я должен жить, если бы Вы знали. У нас переделки... Стук везде, целые дни, извёстка, жара... Я переведён в гостиную... бумаги меня облепили... Галерея заполнена платьем, пахнущим камфарой, пылью, разворошенными книгами... Приводится в порядок моя библиотека. Недавно происходило auto-da-fe*. Жглись старые стихотворения, неосуществившиеся планы работ, брошенные материалы статей, какие-то выписки, о которых я сам забыл... мои давние... мои честолюбивые... нет... только музолюбивые лета... мои ночи... мои глаза... За тридцать лет тут порвал я и пожег бумаги... * Сожжение (исп.). Простите, дорогая, что наполнил письмо собою... Так как-то подвернулся этот предметик. Тристан и Изольда6... Вы их нынче не услышите7... Там есть чудное полустишие Ich höre das Licht...8 Sei tu?9 Это уж не из Вагнера. Ваш И. Ан<ненский>
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
54-55 об.).
1 Писем Мухиной из Сорренто и из
Швейцарии, где она предполагала быть с 10 по 20 июля 1908 г., в архиве
Анненского не сохранилось.
Поэма твоего пера, Имеет смысл отметить, что конечным пунктом заграничной поездки Мухиной летом 1908 г. был неразрывно связанный с именем Вагнера Байройт; в цитировавшейся уже 'Записной книжке' Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 28. Л. 47 об.) зафиксирован и нижеследующий ее адрес: 'Bayreuth postlagernd<.> 29-го и 30-го июля'. 213
7 В рамках Байройтского фестиваля
1908 г. опера 'Тристан и Изольда' не ставилась.
Тристан
Как! я слышу свет?!
(Изольда вбегает, задыхаясь. 9 Не ты ли это? (ит.). Источник текста: Письма II. ? 175, с. 221-222. 221
11 сент. 1908 Дорогая Екатерина Максимов<на>! Простите, что только сегодня откликаюсь на Ваше милое сочувствие1. Вчера я просто бредил невозможностью Вам написать, был болен ею. Дело в том, что еще во вторник, когда мы виделись с Аркадием Андреевичем в Канцелярии2, я невыносимо страдал. Накануне я сломал зуб - в результате воспаление десны и вообще ряд злоключений. После бессонной ночи должен был разыскивать вчера своего дантиста3 (через 10 лет) и пройти через жестокую операцию вырывания зуба в два приема. Я потерял столько крови, что пришлось целый день пролежать, и только сегодня я чувствую себя лучше. Дина встала и бродит, но еще слаба. Наша большая новость - Вы ее уже знаете от Арк<адия> Андр<еевича>4. А жаль Эбермановского сада: поэзия уходит из моей жизни и обстановки медленно, но верно, и, главное, без возврата. Надеюсь, что, когда Вы получите это письмо, Ваше здоровье и нервы - нервы, особенно - милые и мучительные нервы 20-го века - нити страха и нежности - станут опять более нитями нежности, чем нитями страха. Когда я приеду к Вам, спрашиваете Вы. Я рассчитываю в пятницу, 19-го, после трех, тихонько поговорить, выпить 222 чашку чаю, что-нибудь рассказать и послушать, главное, посмотреть также. Ваш И. Аннен<ский> Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 57-58 об.).
1 Письмо Мухиной в архиве Анненского
не сохранилось. Источник текста: Письма II. ? 176, с. 222-226. 222
17 окт. 1908 Грустно мне за Вас, дорогая, и вместе с тем я чувствую, каким нестерпимым лицемерием было бы с моей стороны 223 говорить Вам, что ниспосылаемое Вам судьбою есть лишь украшение для Вашей благородной души2. Тяжело казаться педантом, когда сердце, наоборот, полно самого искреннего сочувствия, но что же скажу я Вам, дорогая, господи, что я вложу, какую мысль, какой луч в Ваши открывшиеся мне навстречу, в Ваши ждущие глаза?.. Бог? Труд? Французский je m'en fich'изм3? Красота? Нет, нет и нет! Любовь? Еще раз нет... Мысль? Отчасти, мысль - да... Может быть. Люди, переставшие верить в бога, но продолжающие трепетать чёрта... Это они создали на языке тысячелетней иронии этот отзывающийся каламбуром ужас перед запахом серной смолы - Le grand Peut-Être4. Для меня peut-être - не только бог, но это всё, хотя это и не ответ, и не успокоение... Сомнение... Бога ради, не бойтесь сомнения... Останавливайтесь где хотите, приковывайтесь мыслью, желанием к какой хотите низине, творите богов и горе и долу - везде, но помните, что вздымающая нас сила не терпит иного девиза, кроме Excelsior5, и что наша божественность - единственное, в чем мы, владеющие словом, ее символом, - единственное, в чём мы не можем усомниться. Сомнение и есть превращение вещи в слово, - и в этом предел, но далеко не достигнутый ещё нами, - желание стать выше самой цепкой реальности... И знаете, это самое дорогое, последнее - я готов отдать на жертву всякому новому дуновению, которое войдёт в мою свободную душу, чтобы сказать: "Знаешь? А ведь, может быть, это я? Не гляди, что я такая шальная, и безобразная, и униженная". Я на распутии, я на самом юру, но я не уйду отсюда в самый тёплый угол. Будем свободны, будем всегда не то, чтó хотим... Милая, бедная... и бесконечно счастливая, тем, что осязательно-грустная. Ваш И. А.
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
59-60 об.). 1 Самое раннее документальное свидетельство о новом царскосельском адресе Анненского: он снял квартиру в доме ? 14 по Захаржевской улице, принадлежавшем вдове отставного генерал- 224
майора Василия Артемьевича Панпушко
(1814-1893) Марии Семеновне. 225
2 Не ясно, о каких событиях в жизни
Мухиной идет речь.
На высях Альп горит закат; 226 Это стихотворение 1881 г. (к его заглавию в первопубликации (Огонек. 1881. ? 16. С. 306) Майков сделал следующее примечание: 'От exelsus, высокий, возвышенный, благородный, совершенный'), включенное автором в одноименный раздел своего 'Полного собрания сочинений', упоминалось Анненским в статье 'А. Н. Майков и педагогическое значение его поэзии' в числе тех произведений поэта, основными поэтическими мотивами которых является 'власть мечты над душой человека' и 'эмоция беспредельности' (КО. С. 288). Источник текста: Письма II. ? 177, с. 226-227. 226 21 ноября Дорогая Екатерина Максимовна. Вчера вечером доктор определил у Дины глубокий и рассеянный бронхит. Он боится дальнейших мероприятий инфлуэнцы в организме, так как непомерная слабость и лихорадка не поддаются покуда лечению. 24-го я постараюсь, конечно, приехать к Вам из Уч<еного> Комит<ета>1 но хотел заранее предуведомить Вас и Арк<адия> Андр<еевича>, что наше 26-ое2, к сожалению, как уже не первое удовольствие, к<ото>рое я себе обещал заранее, отменяется. Не знаю уж, когда и придет, наконец, к какой-нибудь норме наша жизнь.
Падает снег... Падает снег, а чтó воды-то утекло, подумаешь... Весь Ваш И. Ан<ненский> Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 61-61 об.). Рукой адресата на письме указана дата: 1908. Написано на почтовой бумаге:
Иннокентий Феодорович Анненский. 1 Не установлено, побывал ли Анненский 24 ноября 1908 г. у Мухиных (в день Св. Екатерины у Е. М. Мухиной были именины; ср. ее 227
письмо к Анненскому от 21 ноября 1909 г.,
приведенное в прим. 1 к тексту 215), но тому, что в этот день Анненский
присутствовал в заседании ООУК МНП, есть документальное подтверждение
(см. его автограф в журнале заседаний: РГИА. Ф. 734. Оп. 3. ? 119. Л.
1604). Источник текста: Письма II. ? 179, с. 230-236. 230 Струя резеды в темном вагоне1 Dors, dors, mon enfant!2
Не
буди его в тусклую рань, 231
Пока
свечи плывут И. А.
12 дек. 1908 Дорогая Екатерина Максимовна. Посылаю Вам новое и последнее мое стихотворение. Падает снег...3 На будущей неделе заеду в конце, м<ожет> б<ыть,> в пятницу4, напр<имер,> dans l'après-midi5. Читаете ли Вы 'Ессе homo' Ницше6... Да, этого человека можно и справедливо судить только в категориях воли... Страшно нам с ним - à des intellectuels dépourvus de la puissance de Volonté, et substituant le rêve à l'obstination du désir7. I. A. Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 62-63 об.). 232 Фрагмент письма впервые опубликован: УКР III. С. 96.
1 Стихотворение впервые опубликовано
с некоторыми разночтениями в составе 'Кипарисового ларца' (М.: Гриф,
1910. С. 78-79) в качестве второй части складня
'Добродетель'.
Иванов Вячеслав. О поэзии И. Ф.
Анненского // Аполлон. 1910. ? 4. Паг. 2. С. 20; 233
налистика начала XX века: 1905-1917:
Буржуазно-либеральные и модернистские издания / АН СССР; ИМЛИ; Отв.
ред. Б. А. Бялик. М.: Наука. 1984. С. 215; Подобного рода интеллектуальная позиция Анненского не означала приятия им этического пафоса учения Ницше и ницшеанства в целом, которые Анненским строго разграничивались: '...Следует совершенно отделять это сложное культурное явление, которое лучше всего привилось на нашей и отчасти на французской почве, от творений базельского философа, которым ницшеанство нередко даже противоречит. В ницшеанство <...> русские беллетристы <вносят> - обоготворение сильного человека и протест против жалости и труда, как одной из форм рабства' (КО. С. 101). См. также: Анненский И. [Рец.] // Гермес. 1908. Т. II. ? 10 (16). 15 мая. С. 258. Рец. на кн.: Издание философского общества при Императорском С.-Петербургском университете. Этика Аристотеля. Перевод с греч. 234
с приложением 'Очерка истории греческой
этики до Аристотеля' Э. Радлова, СПб., 1908. 'Кто умеет дышать воздухом моих сочинений, знает, что это - воздух высот, здоровый воздух. Надо быть созданным для него; иначе не мала опасность - в нем простудиться. Лед близок, одиночество безмерно, - но как мирно все покоится в ярком свете! как легко дышится! как много чувствуешь ниже себя! - Философия, как я до сих пор понимал и переживал ее, это - добровольная жизнь среди льдов, на высотах, - искание всего, что есть в бытии странного и сомнительного, всего, что до сих пор изгонялось из жизни Моралью. Долгий опыт, почерпнутый мной из такого странствия по запретному, научил меня смотреть с совсем иной точки зрения, нежели то считалось желательным, на причины, побуждавшие до сих пор морализировать и идеализировать. Мне стала ясна тайная история философов, психология их великих имен. - Столько истины может вынести дух, на сколько истины может отважиться он, - вот что было для меня всегда истинным мерилом ценности. Заблуждение ( - вера в Идеал - ) не есть слепота, заблуждение всегда - трусость... Каждое завоевание, каждый шаг вперед в познании вытекает из мужества, из жестокости к самому себе, из чистоплотности по отношению к себе... Я не оспариваю Идеала, я только надеваю перед ним перчатки... Nitimur in vetitum, - устремляемся к запретному, - сим знаком победит некогда моя философия, ибо доныне запрещали, по убеждению, лишь истину' (С. 46). В значительной степени именно это сочинение Ницше послужило материалом для размышлений Анненского, которые нашли отражение в тексте под заглавием 'Эстетический критерий' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 160. Л. 24-25 об.). Этот текст был подготовлен к печати его сыном (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 202. Л. 1-2 об.), который дал следующее пояснение: 'По-видимому, не законченный набросок программного характера, с позднейшими, видимо, многочисленными добавлениями пером и карандашом' (Там же. Л. 1). Позволю себе воспроизвести здесь самый ранний слой этого наброска, опустив упомянутые Кривичем вставки: 235 <далее -- текст наброска> 'Ессе homo' анализируется Анненским также в 'Черновых заметках о Ницше', впервые процитированных в КО. С. 589 <прим. 1 к статье "Власть тьмы"> и в более полном виде опубликованных А. В. Лавровым и Р. Д. Тименчиком (см.: ПК. С. 146 <прим. 111 к воспоминаниям В. Кривича>); кроме того, см. прим. 3 к тексту 216. См. также автограф Анненского, сохраненный Е. М. Мухиной и датированный ее рукой 1908 г.: 'С большим наслаждением прочитал я Also sprach Zarathustra и сделал ряд выписок. Должно быть есть что-то родственное между Ницше и Бёклином, в них обоих что-то захватывающее дух, как восхождение на гору или смена высей и 236 пропастей. Вероятно, недаром Базель был ареной деятельности Ницше и родиной Бёклина' (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 66). 7 Интеллектуалам, обделённым силой воли и заменяющим мечту упорством желания (фр.). Источник текста: Письма II. ? 182, с. 244-245. 244 Пишу Вам, дорогая, в последние сумерки умирающего года. Да принесёт Вам его ещё полный легкомысленных надежд наследник... принесёт что? новые импульсы, новый вкус к жизни. У меня нет желания для Вас заветнее - как чтобы расцветилась ещё ярче Ваша иллюзия1. В сущности, не единственное ли, чтó истинно - и только-наше, это сознательность нашего самообмана? Искренне жалею, что досадная случайность, в виде приезда одного делового посетителя вместо вторника в понедельник2, лишила меня радости быть у Вас и полюбоваться на Вас - мою иллюзию - когда я это себе обещал. Но Вы, вероятно, знаете, что я классически несчастлив и прямо-таки не смею обещать себе ни одной радости. Так как Вы не включены в заколдованный круг моего злополучия, то надеюсь - нет, мягче, позволяю себе - уж так и быть - надеяться, что 2-го я Вас увижу. Ваш И. Аннен<ский> Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 64-65 об.). 245
Впервые опубликовано:
Из неопубликованных писем И. Ф. Анненского / Публ. и
прим. А.
И. Червякова // Звезда. 2005.
? 9. С. 176. <Под рубрикой "К 150-летию
И. Ф. Анненского">
Иннокентий Феодорович 1 Ср.: 'Эстетика была для него спасительным щитом от мыслей отчаяния. Мало того: на эстетике строил он хрупкую свою теорию мирооправдания <...> Художник, поэт, творя слово и все, что оно вызывает в душе, творит единственную ценность смертного - красоту иллюзии... Потому и прекрасно, что - невозможно:
Если слово за словом, что
цвет,
В разговорах Анненский часто
возвращался к этой философии эстетического идеализма. "Мое я
-
только иллюзия, как все остальное, отражение химер в зеркалах..."
говорил он, и ему казалось, что он примирял этим апофеозом
метафоры-символа антиномию двух недружных миров'
(Маковский Сергей. Иннокентий
Анненский (по личным воспоминаниям) // Веретено:
Литературно-художественный альманах. Берлин: Книгоизд-во Отто Кирхнер и
К°, 1922. Кн. 1. С.
244-245). Источник текста: Письма II, ? 188, с. 295-297. 295
Дорогая Екатерина Максимовна, Во вторник пусть Марта Макс<имовна>1 меня не приглашает. Вообще всю эту неделю я - негр, негр на плантации, на самой омерзительной работе в мире. Вторник особенно, когда мне придется писать протокол Попечительского Совета2 - бесконечный, как хвост ведьмы в пляске на Брокене... Приглашения я сегодня не имел, и Ваша ель, моя дорогая пальма, вся под снегом3 - будет думать о Вас на Захаржевской... как думает всегда, везде... и если бы ее распилили да и на тонкие доски, и сделали из нее мебель для кукол, доски бы и тут жаловались на то, что Вы - не кукла, и что далека и так недостижима для них лиственная Ваша корона. Ваш И. Ан<ненский>
Печатается впервые по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И. Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
67-67 об.). 296
1 Неустановленное лицо. Учебное заведение (первоначально без прав, в течение последнего года с правами для учащихся) существует с 31 авг. 1906 года и помещается в Гатчине на Люцевской улице, д. 32, занимая достаточно обширный дом на хорошем месте города и являясь единственным средним женским учебным заведением Гатчины, состоящим в Ведомстве М<инистерства> Н<ародного> Пр<освещения>. В настоящее время в училище 6 нормальных классов и 7-й приготовительный. При этом 96 учениц распределяются по классам так: в приготовительном кл<ассе -> 22, в 1-м - 17, во 2-м - 17, в 3-м - 8, в 4-м - 8, в 5-м - 12 и в 6-м - 12. Ученицы производят хорошее впечатление внешним видом и дисциплиной; лучше всего - младшие классы, так как они, по заявлению заведующей, состоят из учениц более коренных, идущих с начала. Учащие имеют надлежащий учеб- 297
ный ценз.
Особенно хорошо поставлен русский язык в V кл<ассе>, арифметика в
младших и естествоведение.
3 Аллюзия на стихотворение Гейне 'Ein
Fichtenbaum steht einsam...'; слово die Fichte, der Fichtenbaum
используется в немецком языке для обозначения разных хвойных пород
деревьев (ель, сосна, пихта, даже кедр), почему в хрестоматийно
известном лермонтовском переводе 'На севере диком стоит одиноко...' и
появляется сосна, а не ель. Ср.: КО.
С. 154. Источник текста: Письма II, ? 190, с. 299-302. 299 16/IV 1909 Дорогая Екатерина Максимовна, я не отвечал Вам на Ваше милое и Вы знаете - всегда мне особенно приятное Ваше приглашение, потому что хотел знать, свободен ли буду в этот вечер 21-го апр<еля>. 300 Вчера я узнал, что изменить ничего нельзя, и что мне придется заменить А. Дм. Мохначева1 на письменном экзамене экстернов по русскому языку2, т<о> е<сть> просидеть в этом аду, где происходит мучительное созревание 250 по преимуществу экзотических фруктов, часов до 12; конечно, после этой радостной симфонии испарений, где я буду вспоминать серный дождь из 16-й песни 'Ада'3 - Шумана4 слушать было бы оскорбительным. А потом я буду жить тонким и - хоть тем прекрасным, что оно не всякому доступно, ощущением 'музыки в мыслях и красоты в душе'. Не сердитесь, дорогая. И даже не жалейте меня. Изящество моих настроений и переживаний вовсе не обусловливается тем, где витает моя бренная оболочка, и Вы знаете, какую роль в этом изяществе играют раз навсегда полученные мною впечатления прошлого. Ваш И. Ан<ненский>
Печатается по тексту автографа, сохранившемуся в
архиве И.Ф. Анненского (РГАЛИ.
ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 68-68 об).
Иннокентий Феодорович
1 Мохначев Александр Дмитриевич
(1840-1912) - педагог-филолог. Его служебный путь в кратком изложении
(согласно одному из формулярных списков, сохранившихся в архиве: ЦГИА.
Ф. 139. Оп. 1. ? 16936. Л. 60-77) выглядит так. Сын канцеляриста,
окончил в 1864 г. историко-филологический факультет С.-Петербургского
университета, в том же году определен на службу младшим учителем русской
словесности в Архангельскую губернскую гимназию. С февраля 1870 г.
перемещен преподавателем в 3-ю С.-Петербургскую гимназию, 7 марта 1886
г. назначен инспектором С.-Петербургского учебного округа, служил в этой
должности более 25 лет. 301
2 Речь идет о проводившихся в учебном округе испытаниях на
аттестат зрелости у получавших среднее образование экстерном.
А над пустыней медленно спадал
Как Александр, под знойными лучами
И приказал, чтобы его стрелки
Так опускалась вьюга огневая;
И я смотрел, как вечный пляс ведут
Следующий за напечатанными строками фрагмент
(стихи 43-60) был Анненским переведен и включен им в качестве одного из
приложений к лекции, посвященной эсхиловской трагедии 'Семеро против
Фив', причем в тексте лекции была сделана ошибочная ссылка на 16-ю песнь
'Ада'. См.: Гитин Владимир. Из неопубликованного наследия
Анненского // Europa Orientalis. Roma. 1989. Vol. VIII. С. 564-565; Иннокентий Анненский.
История античной
драмы. Курс лекций. Составление, подготовка
текста, вступительная статья В.Е. Гитина
при участии В.В. Зельченко. Примечания В.В. Зельченко.
СПб.: Санкт-Петербургская
государственная театральная библиотека, издательство "Гиперион", 2003.
С. 208.
Уже вблизи я слышал гул тяжелый
Когда три тени отделились вдруг, <...> 302
О, сколько язв, изглоданных огнем,
4 Шуман (Schumann) Роберт
(1810-1856) - немецкий композитор, крупнейший представитель
романтизма.
'Под этим названием г-жа Левенец устраивает
полезные для малых детей развлечения, утра, преследуя все ту же идею
пробудить в детях любовь к музыке и сознательное отношение. <...> 5 Ср., например, с датированным 20 июня 1909 г. текстом Анненского, в котором, по мысли Р. Д. Тименчика (Тименчик Р. Д. Из истории русской поэзии: И. Ф. Анненский // Родник. Рига. 1988. ? 2. С. 15), могло отразиться посещение им Домского собора в Риге в 1890 г. (печатается по тексту автографа, сохранившегося в фонде Анненского: ОР ГЛМ. Ф. 33. Оп. 1. ? 2. Л. 1-2):
Никакая музыка не может для
меня сравниться с органной. Не то, чтобы она больше ласкала мой слух,
чем переливчатость арфы и сладкая комариность скрипки; или так же
интимно ко мне приближалась, как человеческое пение; не то, чтобы орган
мог, и действительно, разнообразием эффектов соперничать с оркестром. Но
есть сила, которая ставит этот странный лес деревянных трубок, этот дом,
который чаще всего строится под сводами храма<,> - над всем, что только
передает мир музыкальных волнений, помощью гармонизированных дыханий или
улаженного трепета лишенной жизни материи.
Источник текста: Письма II, ? 196, с. 329-332. 329 6 июля Дорогая Екатерина Максимовна, Я так безмерно виноват перед Вами, что простить меня - мало одного великодушия, а надо и хоть немножко любви. Если можно, простите. Несколько раз принимался Вам писать, но душа какая-то разорванная - и теперь еще все не соберу ее разлетающиеся клочки, смятые, исчерканные. Вы знаете, что письмо к Вам для меня поэма, а тут пришлось бы писать ее чуть что не стилем Сергея Городецкого1. Собираюсь к Вам в пятницу, 10-го, так - около 12-ти, не знаю хорошенько поездов. Хочется и даже надо, давно надо поговорить. Всегда Ваш И. Аннен<ский> 330 Печатается впервые по тексту автографа, сохранившегося в архиве И.Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л. 69-69 об.). Написано на почтовой бумаге:
Иннокентий Феодорович 1 Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967) - далее см. страницу. Источник текста: Письма II. ? 199, с. 343-347. 343
25 июля 1909 Дорогая Екатерина Максимовна, Время идёт так быстро, что иногда не видишь дней, теряешь дни. И не знаю просто, куда торопится эта телега жизни1. 344 Давно ли, кажется, я был у вас, в чудном вашем уголке, а с тех пор уже столько пришлось пережить, т<о> е<сть>, конечно, по-моему пережить - литературно, в мысли, в светлом достижении... Кончил, наконец, злополучную статью о "Троянках"2 и могу возвратить Вам, дорогая, так безбожно конфискованную у Вас книгу Виламовица3. Я думаю, что никогда еще так глубоко не переживал я Еврипида, как в авторе "Троянок", и так интимно, главное. Кончил статью - вышла очень большая. Тотчас думал приняться за "Умоляющих"4, которых начал уже три года тому назад (т<о> е<сть> статью), но тогда бросил. Но приехал Маковский - прискакал на моё письмо5, что кончена статья для "Аполлона", и пришлось опять обратиться к "Лиризму". После чтения вместе с ним и весьма правильных его замечаний как редактора я признал необходимым кое-что изменить в статье. Опять несколько незаметно канувших куда-то дней. Ну, слава Богу, вчера отдал, наконец, статью. Теперь завтра в связи с некоторыми литературными делами придется уехать в Финляндию на несколько дней6 и только через неделю водворюсь опять на место... Несколько раз, дорогая, принимался я думать - ночью особенно - о многом, что Вы говорили последний раз и вообще о чём мы говорили с Вами. Нет, тут тоже есть новое, а там уже что-то осталось невозвратное, по-новому лучисто-, но уже не трепетно-живущее. Как я навсегда запомнил нашу прогулку с Вами по мосточкам, среди дач. Я только в вагоне один осмыслил, куда мы ходили, что мы делали, говорили... Немец с пивной кружкой... О, я его не забуду никогда. - Он уже стал мною, прошлым, отошедшим... Вы говорили о своих воспоминаниях. Неужто Вы не видали, что заразили и меня обращением жизни в воспоминание? Итоги, итоги, везде итоги и какая-то новая неразграфлённая страница. Наша тоже, но что мы на ней напишем? Что напишем? Ваш И. Ан<ненский>
Печатается по тексту автографа,
сохранившегося в архиве И.Ф. Анненского (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 2. ? 5. Л.
70-71 об.). 1 О рецепции "гениальной (КО. С. 357) пушкинской "Телеги жизни" в поэтическом наследии Анненского см.: Григорьева А. Д. "Телега жизни" Пушкина и русская поэзия // Известия АН СССР: 345
Серия лит-ры и языка. 1969. Т. XXVIII.
Вып. 2. С. 264-265; Григорьева А. Д. Судьба поэтической
фразеологии в русской поэзии XIX - начала
XX в. // Очерки по стилистике в художественной
речи. М.: Наука, 1979. С. 176-177. 346
В архиве Анненского сохранились два письма, в которых так или иначе
затрагивалась 'куоккальская' проблематика. Дорогой Иннокентий Федорович. Доставьте нам всем огромную радость<,> приезжайте в воскресенье в Куоккала. В 5 часов мы все (с Репиным во главе) собираемся в гостинице Иванова (5 минут от станции). Там же мы все вместе пообедаем в 7 час<ов>; в 9 часов разойдемся, - напившись чаю. Программа: дальнейшая беседа о памятнике Трубецкого и мой реферат О Гаршине Милейший, дорогой, золотой, бриллиантовый И<ннокентий> Ф<едорович>. Приезжайте - нам так дороги Ваши слова - я за Ваш приезд научился многому, многому - приезжайте, захватите Гумилева, коего очень просим приехать. Ваш Чук<овский> Очевидно, в начале первой декады июля Анненский, плотно занятый работой над статьей "О современном лиризме", вынужден был отказаться от поездки, и через некоторое время уже двоюродная его племянница, приятельница Чуковского, позволила себе высказать дружеские упреки в адрес Анненского (письмо печатается по тексту автографа, сохранившегося в его архиве: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 300. Л. 6-7): см. текст письма на странице Т. А. Богданович.
|
|
Начало \ Письма \ Письма к Е. М. Мухиной 1907-1909 гг. |
При использовании материалов собрания просьба соблюдать
приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2023
Mail: vygranenko@mail.ru;
naumpri@gmail.com