Начало \ Чтения 2005 \ Программа 1-го дня \ Доклад Г. В. Петровой

О собрании

Обновление: 05.08.2019

Г. В. Петрова
И. Ф. Анненский в полемике с русскими символистами
(по материалам неопубликованных докладов
"Поэтические формы современной чувствительности" и "Об эстетическом критерии")


 

Галина Валентиновна Петрова -
кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого (Великий Новгород).

Доклад воспроизводит вступительную статью автора к публикации черновых текстов Анненского "Об эстетическом критерии" и "Поэтические формы современной чувствительности": "Неизвестный Анненский (по материалам архива И. Ф. Анненского в РГАЛИ)", которая была размещена на www.auditorium.ru/ и откуда взята мной с разрешения автора (ресурс не существует). Статья состояла из двух частей, между которыми располагались черновые тексты Анненского. Позднее появилась публикация: Из неопубликованных материалов архива И. Ф. Анненского (предсмертные публичные выступления) / Подг. текста, вст. ст. и примеч. Г. В. Петровой. // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 68. 2009. ? 4. Июль - Август. С. 50-58.

В сборник, выпущенный по материалам конференции, вместо текста доклада включена статья автора "И. Ф. Анненский: 'Проблема Ницше'".

И. Ф. Анненский - поэт, переводчик, критик, филолог-классик, педагог. Наиболее плодотворными в творческом отношении для Анненского стали годы утверждения символизма на русской почве: в 1901 и 1902 годах вышли в свет две его лирические трагедии "Меланиппа-философ" и "Царь Иксион", в 1904 году - книга стихов "Тихие песни". В конце 1906 года он опубликовал первый том своих переводов трагедий Еврипида ("Театр Еврипида". Т.1. СПб., 1906), а в 1906 и 1909 годах - собрание критических очерков ("Книги отражений"). Все это неизбежно предполагает рассмотрение его творческого наследия в контексте развития русского символизма. Однако и критики, и исследователи творчества Анненского всегда отмечали специфичность его художественного сознания, которое не укладывалось в символистские мировоззренческие установки и эстетические поиски. В отличие от символистов главным для Анненского было не постижение онтологических универсалий мира и природы человека, не выражение мистико-религиозного опыта в слове, а закрепление в "поэзии недосказов, намеков, символов" "психологической правды".

В эпохе, когда поэзия при всем утверждении символистами ее высшего предназначения оказывалась подчиненной разного рода философским и религиозным системам, Анненский отстаивал принцип самодостаточности искусства и поэзии, раскрывающих эмоционально-чувственную и интеллектуальную природу человека. Он не раз настаивал на том, что творческая красота должна рождаться от "соприкосновения мысли с чувствительностью", от просветления мыслью "долин чувственных", и предупреждал об опасности растворения в "безликом хаосе" метафизических бездн и человеческого подсознания.

Чуждость Анненского символизму осознавали уже его современники. Так, Вяч. Иванов, очень точно определяя художественный метод поэта как "ассоциативный символизм", отмечал, что он резко разнится с символизмом истинным (Иванов Вячеслав. Родное и вселенское. М., 1994. С.171).

Отношения Анненского с литературной эпохой начала XX века в целом складывались достаточно драматично. На протяжении почти всей своей жизни он был вне поля зрения литературных кругов. Публикация лирических трагедий прошла абсолютно незамеченной, вышла только одна восторженно-одобрительная рецензия П. Соколова, ученика Ф. Ф. Зелинского, но явилась она не столько откликом благодарного читателя, или литературного критика, сколько фактом внутренней жизни узкого круга ученых-эллинистов. Снисходительное одобрение к "молодому" автору сквозило в рецензиях на "Тихие песни" В. Брюсова и А. Блока. (Аврелий <В. Брюсов>. Ник. Т-о. Тихие песни. С приложением сборника стихотворных переводов "Парнасцы и проклятые" Спб.,1904 // Весы. 1904. ? 4, с. 62-63; Блок А. Ник. Т-о. Тихие песни // Блок А. Собр. соч. в 8-ми тт. Т.5. М.-Л.,1962, с. 620).

Впрочем ситуация неожиданно изменилась почти сразу после трагической кончины Анненского, когда его творческое наследие, плод труда "тихого" и "систематического", оказалось востребованным целой плеядой поэтов и критиков. Выход в свет уже посмертно книги стихов "Кипарисовый ларец", вызвал такой литературный резонанс, который в середине 1910-х гг. перерос и оформился в своего рода культ Анненского среди молодого поколения поэтов. В 1916 году В. М. Жирмунский в рецензии на сборник стихов Георгия Адамовича "Облака" возвёл поэтический метод, как, впрочем, и всех гиперборейцев, "преодолевших символизм", к Анненскому, назвав последнего их учителем (Жирмунский В. Георгий Адамович. "Облака". Стихи. "Гиперборей", Петроград, 1916. // Биржевые ведомости. 1916, N15861. 14 октября. Утр. вып., с. 5). Известно, что учителем признавали Анненского и Н. Гумилев, и А. Ахматова, которая утверждала, что "дело Анненского ожило со страшной силой в следующем поколении", называя при этом Б. Пастернака, В. Хлебникова, В. Маяковского, О. Мандельштама (Ахматова А. Сочинения: В 2-х тт. Т. 2. М., 1986, с. 202). В рассуждениях Ахматовой далеко не случайно появлялись имена поэтов не только исторически связанных с акмеизмом, в разговоре о котором уже привычны упоминания имени Анненского, но и поэтов футуристического толка, поскольку некоторые из них и сами признавали особую роль, сыгранную Анненским в становлении их эстетики и поэтики. (См., напр.: Крючков Д. Критик-интуит (Иннокентий Анненский) // Очарованный странник. Альманах интуитивной критики и поэзии. 1914. Вып. III, с. 13).

Но поэтическое поколение 1910-х гг. апеллировало не только к художественным открытиям Анненского. Оно знало Анненского переводчика, педагога, поэта, критика, филолога-классика, и в каком-то смысле "теоретика", выступившего со своей эстетической программой. Именно эта часть его творческого наследия до сих пор мало известна широкому кругу читателей и исследователей.

Создание манифеста, выступление с декларацией или программой - особый дар и дается не многим. Долгое время считалось, что Анненский, этот царскосельский, "спесивый" и "важный" затворник, "учености <...> изумительной и <...> непостижимой" (ОР РГБ, ф. 336. Шемшурины. Картон 2. Ед. хр.13. Гофман Виктор Викторович. Письма к Шемшурину Андрею Акимовичу), не вписывается по настоящему в "декларативный" XX век, не является носителем его манифестирующего духа. Хотя если внимательно присмотреться, то и в его научных рецензиях, и в его критике можно обнаружить разного рода программные высказывания и декларативные обращения. Анненский, по собственным признаниям, не любил громкого ораторства и риторичности, избегал панегириков, но было в его существе заложено важное начало, на основе которого в конечном итоге сложились его "манифесты". Полемичность - неизменная составляющая всех его научных, критических, педагогических выступлений, пронизывает она даже лирику "Тихих песен" и "Кипарисового ларца".

Однако состоятельность декларативного выступления или манифеста определяется не только талантом его автора, но и многими внешними условиями и обстоятельствами. В первую очередь, для жизнеспособности декларации требуется заинтересованная и компетентная аудитория, объединенная творческими устремлениями и опытом. На протяжении же почти всей творческой биографии Анненского его аудиторию составляли или ученики-гимназисты, слушательницы-курсистки, или ученые-филологи - и среди тех и других ему редко удавалось найти полное понимание.

Теоретическая мысль Анненского первоначально формировалась в рамках научных рецензий, с которыми он регулярно с 1880-х гг. выступал на страницах журналов "Библиограф", "Филологическое обозрение", "Журнал министерства народного просвещения", "Гермес". Можно выделить также и целый ряд публичных выступлений Анненского 1900-х гг., в которых не только раскрывалась та или иная научная проблематика, но и обосновалась его собственная эстетическая позиция, его взгляд на развитие литературного процесса начала XX века.

В 1902 году в Кружке любителей художественного чтения и музыки Анненский прочел лекцию "Античная трагедия". Помимо изложения своего понимания античной трагедии, отличного от строго научных интерпретаций того времени (напр., от теорий Ф. Ф. Зелинского), помимо полемики с идеей религиозного значения античного театра Д. С. Мережковского и с концепцией античной трагедии Ф. Ницше, здесь Анненский завуалировано говорил о мифе как продуктивной форме современной творческой мысли. Только в мифе, в отличие от символистов, он искал не религиозной, а психологической сущности. Свою мифотворческую идею Анненский попытается сначала реализовать в лирических трагедиях, основанных на реконструировании античных сюжетов, а затем в лирике (не случайно книга стихов "Тихие песни" выйдет под псевдонимом "Ник. Т-о", ориентирующим читателя на мифологему Одиссея, ищущего свою Итаку).

Не менее важным этапом становления Анненского-теоретика оказалось его выступление в 1905 году в Неофилологическом обществе с докладом "Бальмонт-лирик", в котором академической аудитории он попытался объяснить "эстетический момент" новой русской поэзии. Анализируя лирику Бальмонта, Анненский в принципе говорил о новом отношении к художественному слову, о необходимости обращения к его ассоциативным возможностям, о слове как "внушительном символе", придающим поэзии имперсональный смысл, который когда-то имело античное искусство.

В разговоре о развитии теоретической мысли Анненского особое место должно быть уделено и научному реферату "Античный миф в современной французской поэзии", с которым он выступил в 1908 году в Обществе классической филологии и педагогики. Здесь Анненский не только говорил о преломлении античности во французской поэзии XIX - начала XX века и анализировал драму А. Сюареса "Ахилл-мститель", но и обращался к своим современникам уже с развенчанием и разоблачением мифотворческий устремлений символистов. В конечном итоге Анненский пришел к пониманию, что миф для современного искусства может дать только сюжет, схему. Он однозначно заявляет: "Стихийная или, может быть, сакральная сущность античных мифов, остается <...> в тени" (Анненский И. Ф. Античный миф в современной французской поэзии // Гермес. 1908. N7, с. 178). Не случайно еще в 1906 году он "бросил" псевдоним "Ник. Т-о", простившись, таким образом, и с собственными мифотворческими устремлениями. Надо отметить, что доклад "Античный миф в современной французской поэзии" непосредственно примыкает к череде ярких декларативных выступлений Анненского 1909 года.

Каких-либо свидетельств того, что основные положения названных выше докладов Анненского повлияли на развитие литературного процесса начала XX века, нет, хотя, например, его научный реферат, прочитанный в Обществе классической филологии и педагогики привлек особое внимание слушателей, и в хронике журнала "Гермес" подчеркивалось, что именно это собрание Общества отличалось особенной многочисленностью и многолюдностью. Выступления же Анненского 1909 года носили уже другой характер.

В 1909 году Анненский выходит к широкой творческой аудитории; обращает на себя внимание молодых поэтов - Н. Гумилева, М. Кузмина, О. Мандельштама; получает первый намек на признание и творческую поддержку. Можно сказать, что в свой последний год он по-настоящему вливается в литературную жизнь. В марте 1909 года происходит знакомство Анненского с М. Волошиным и С. Маковским, который привлекает его к участию в организации нового литературно-художественного и критического журнала "Аполлон". 1909 год в целом проходит под знаком воодушевленной работы Анненского по выработке эстетической программы этого журнала. Кроме того, в 1909 году он принимает участие в заседаниях Поэтической Академии. Запомнились современникам также речь Анненского на тему "Литература и театр" на литературной "среде" у барона Н. В. Дризена 25 ноября 1909 и его яркое выступление о "новой интеллигенции", на торжественном обеде, организованном 25 октября 1909 года в честь С. Маковского и выхода в свет первого номера журнала "Аполлон".

Декларации Анненского не стали самоочевидной основой каких-либо самостоятельных литературных течений, не заложили фундамента литературной школы, да и прямых последователей у него не было; и все же они оказались весьма продуктивны. Пафос докладов Анненского повлиял на формирование отдельных художественных систем, правда, скорее скрыто, опосредованно, изнутри определяя логику их развития.

Публикация докладов Анненского "Поэтические формы современной чувствительности", который был прочитан 13 октября 1909 года в Обществе ревнителей художественного слова, и "Об эстетическом критерии", подготовленном к заседанию Санкт-Петербургского Литературного Общества 11 декабря 1909 года, позволит расширить наше представление об объеме его творческого наследия, о его позиции, отмеченной большой оригинальностью и одиночеством в эпохе, и о роли, сыгранной им в поэзии "серебряного века", особенно постсимволистского периода. Ни при жизни, ни после смерти поэта этим докладам не суждено было увидеть свет в печатном варианте, и все же основные положения, обозначенные в них, были известны широкой аудитории и оказались востребованы эпохой 1910-х гг.

*     *     *

Доклад "Поэтические формы современной чувствительности", прочитанный 13 октября 1909 года в Обществе ревнителей художественного слова, скорее всего, представляет собой вступительную лекцию к курсу, который, как следует из воспоминаний современников, Анненский должен был прочесть в 1909 году на заседаниях Общества. В автографе есть непосредственное обращение к аудитории, не включенное здесь в публикуемый текст: "Я не хочу заранее предвосхищать наших лекций <...>" (РГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л.10).

В свою очередь доклад "Об эстетическом критерии", работе над которым Анненский посвятил последние месяцы жизни, должен был состоятся 11 декабря 1909 года в Санкт-Петербургском Литературном обществе, членом которого он стал 30 октября того же года. Только внезапная кончина поэта 30 ноября 1909 года не позволила осуществиться этому плану. Доклад "Об эстетическом критерии" не стал фактом литературного процесса начала XX века, но поскольку он значительно углубляет и развивает положения, обозначенные Анненским в докладе "Поэтически формы современной чувствительности" необходимость его публикации не вызывает сомнений.

У каждого выступления Анненского есть свой внутренний сюжет и своя история, при этом, они могут восприниматься и как единый текст, где отдельные высказывания взаимодополняют друг друга. Доклады Анненского связаны системой проникающих лейтмотивов, единой проблематикой и пафосом.

Декларации Анненского возникли как результат осмысления некоторых итогов развития русской литературы начала XX века и закрепили процесс эволюции его собственных взглядов на поэзию. В них Анненский, пожалуй, впервые открыто выступил с развенчанием современных, в том числе, символистских призывов и утверждений. Его оппоненты или прямо названы, как, например, В. Я. Брюсов, Вяч. Иванов, И. А. Бунин, или достаточно легко угадываются. Тексты Анненского непосредственно отсылают нас к критике Д. С. Мережковского, с его концепцией Толстого - "тайновидца плоти" и Достоевского - "тайновидца духа", к лирике К. Д. Бальмонта, к драматургии A. M. Горького, к теории символизма Андрея Белого.

Отношение Анненского к современной литературе, и в первую очередь, к символистской поэзии, было двойственное. С одной стороны, он ценил многие художественные открытия сделанные его современниками, признавал, что новая поэзия значительно расширила область прекрасного, научила "смотреть без страха и даже с восхищением на все, что поэт сумел подчинить ритму и мысли" (Анненский И. Античный миф в современной французской поэзии // Гермес. 1908. ?8. С.211), стала полнее отображать "наше я" "притом не только в его логически оправданном <...> моменте, но и в стихийно-бессознательном" (Анненский И. Книги отражений. М., 1979, с. 592. Далее по тексту - КО с указанием страницы). Но в то же время к 1909 году все яснее становилось, что символистские проповеди, воплощаясь в творчестве, превращаются в угрожающую силу, заводят развитие русской поэзии в тупик, лишают его перспективы.

Особую опасность Анненский видел в культе творческого я, подпитанном в начале XX века ницшеанской идеей сверхчеловека, и лежащем в основании эстетики символизма. Тем более, что он и сам глубоко пережил крушение "идеала свободного проявления человеческой личности". Еще в 1905 году в письме к Е. М. Мухиной Анненский признавался, что критически переоценил свои прежние творческие установки, которые нашли свое воплощение в лирических трагедиях и "Тихих песнях": "В болезни я перечитал, знаете кого? Морис Барреса... И сделалось даже страшно за себя... Давно ли я его читал, а ведь это были уже не те слова, которые я читал еще пять лет тому назад. Что сталось с эготизмом, который меня еще так недавно увлекал? Такой блеклый и тусклый стал этот идеал свободного проявления человеческой личности!.. Как будто все дело в том, что захотел, как Бальмонт, сделаться альбатросом и делайся им... <...> Самый стиль Барреса стал мне тяжел, как напоминание о прошлых ошибках..." (КО, 459).

Именно культ творческого я, по мнению Анненского, порождает уродливые поэтические формы, искажает духовную природу человека. Еще в докладе "Античный миф в современной французской поэзии" он утверждал: "В наши дни <...> поэзия под флагом индивидуальности <...> часто таит лишь умственное убожество, вся в похотях и вся в прихотях людей, называемых поэтами" (Гермес, 1908, ? 10, с. 288). Анненский считал, что лирическое высказывание, питающееся из этого культа, либо превращается в мертвую философему, начинает "лгать и лицемерить", становится "игрушкой", "суррогатом веры" (Гермес, 1908, N8, с. 212), возрождая тем самым принцип "бесцветно-служилого слова" (КО, 93), либо сосредотачивается на чувственных глубинах человеческой природы. Вот откуда в его выступлениях возникает мысль об истерии, цинизме, эротомании как особых чертах "эстетической личины" настоящего. Поэзия индивидуалистическая, по его мнению, вырождается "в страстишку поражать и слепить несбыточностью, дерзостью, пороком и даже безобразием" (Анненский И. Античный миф в современной французской поэзии // Гермес, 1908,  ? 10, с. 288); она стремится "напугать, потрясти, поразить" "придуманными новыми ощущениями и шутовскими эффектами, притязательными позами, тайнописью" (РГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 186, л. 1).

За подобными рассуждениями Анненского вставал образ современного поэта-символиста, мифотворца и теурга, навязывающего поэзии разного рода философемы.

В декларациях Анненского далеко не случайно возникает и фигура Ницше. Признавая огромную роль учения немецкого мыслителя в развитии современной ему литературы, Анненский писал: "Нельзя понимать современную литературу без Ницше <...> Ницше создал ту атмосферу, в которой живет современная литературная мысль. Его нельзя назвать властителем дум, как Байрона. Это скорее укладчик, объединитель дум своего века - дум страстно <...> цинически антиномичного кануна, тщетно маскируемых иронией Дионисовой мечты" (КО, 589). Но Анненского волновала "судьба посмертного Ницше", феномен ницшеанства как религии, "одолевающий самого Ницше" (Фрагмент из доклада "Об эстетическом критерии", не воспроизведенный в настоящей публикации. РГАЛИ, Ф.6, оп. 1, ед. хр.160, л. 24). Анненского пугал всеобщий интерес к Ницше в России начала XX века, "серьезное" признание его учения как путеводителя для преодоления общественного пессимизма и развития художественной мысли.

Взгляд Анненского отличался глубиной проникновения в саму психологию Ницше и его русских последователей. Поэт, остро переживающий духовно-религиозный кризис своего времени, трезвый мыслитель, признающий неоспоримую продуктивную "власть вещей", понимал, что ницшеанство -наивная, но и опасная попытка выйти из кризиса, изменив действительность силой романтического пафоса. Опасная - поскольку претендует быть "религией", во главу угла ставящий принцип "пересоздания" "самого себя", переделки личности, расширения и трансформации сознания, оборачивающейся его разрушением - потерей чувства меры и, как это ни парадоксально, "трусостью", "боязнью думать и сомневаться" (фрагмент из доклада "Об эстетическом критерии", не воспроизведенный в настоящей публикации. РГАЛИ, Ф.6, оп. 1, ед. хр. 160, л. 24). Здесь Анненский прямо выступает против ключевой в "теории символизма" Андрея Белого мысли о "пересоздании" человека и человечества.

Вполне закономерно в декларациях Анненского возникает и апелляция к творчеству Тургенева, как образцу искусства вне религиозно-философских построений, искусства, самоценного и самодостаточного, основанного на чувстве изящного и уважении к человеку, искусства нравственно чуткого.

В первую очередь отметим, что лирика, как и искусство в целом, никогда не мыслились Анненским вне движений человеческой души, движений определяющихся столкновением чувства и мысли. В. В. Мусатов, разбирая спор Вяч. Иванова и Анненского, очень точно заметил: "<...> принципу "иератической" поэзии, обращенной к посвященным <...>, Анненский противопоставил эстетику, основанную прежде всего на реальном чувственном опыте" (Мусатов В. В. К истории одного спора (Вячеслав Иванов и Иннокентий Анненский) // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1991, с. 30). Еще в статье "Художественный идеализм Гоголя" (1902) Анненский писал: "У поэзии свои законы и своя правда, и из всех гуманитарных целей она знает только две: сближение людей и их оправдание; все остальное -скучные подмеси, житейский шлак искусства" (КО, 220). Для достижения этих "гуманитарных" целей требовалось, чтобы поэзия не расширяла, а "повышала и усовершенствовала тип человека", возвышала даже самые низменные его инстинкты, его "болезненную чувствительность", оформляя "электричеством мысли" "безумие и хаос души" (КО, 164). Именно этим пафосом пронизаны оба доклада Анненского.

При этом, по мнению Анненского, ни художественная мысль, ни поэтический язык не принадлежат творцу, который, как и его читатель, только носитель общего языка, воплощающего многовековую "безличную Мысль" (ОР РГБ, ф. 109. Иванов В. И., картон 11, ед. хр. 43, л. 1). Анненский призывал вернуть поэзию к живому нравственно-психологическому и интеллектуальному опыту человека, воплощающемуся в "будничном" слове. В этом он видел выход из тупика индивидуализма и новые перспективы литературного развития. Источником поэзии, по Анненскому, должна стать "чаша коллективного мыслестрадания" (КО, 477). Культу творческого я он противопоставил идею поэта, закрепляющего "своим именем невидную работу поколений и масс" (КО, 477).

Сама идея поэзии, оформляющей и просветляющей чувственный опыт "смертных", не нова и вполне традиционна. Она была воспринята символистами как устаревшая проповедь, что в конечном итоге и оттолкнуло их от Анненского. Но именно от этой идеи Анненского протягиваются тонкие смысловые нити и к "прекрасной ясности" Кузмина, и к "жизни стиха" Гумилева.

Для настоящей публикации тексты докладов "Поэтические формы современной чувствительности" и "Об эстетическом критерии" реконструированы по черновым автографам, представляющим собою подчас разрозненные листы, содержащие отдельные, иногда не связанные между собой высказывания. Разобрать черновые автографы удалось лишь частично, поэтому тексты, предложенные к публикации, скорее необходимо квалифицировать как тезисы или фрагменты докладов Анненского.

Ни одна из известных прижизненных и опубликованных статей Анненского не звучит так декларативно как представленные здесь его выступления, ни одна из их не может сравниться с их пафосом и ни в одной из них теоретическая позиция Анненского не выявлена так рельефно и целостно. Доклады "Поэтические формы современной чувствительности" и "Об эстетическом критерии" стали настоящим творческим завещанием Анненского молодому поэтическому поколению 1910-х годов и по-своему отозвались на его художественных поисках.

"Поэтические формы современной чувствительности"

"Об эстетическом критерии"

 

Начало \ Чтения 2005 \ Программа 1-го дня \ Доклад Г. В. Петровой

О собрании


При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2019
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com

Рейтинг@Mail.ru     Яндекс цитирования