|
 |
1. Богема. Сонет
Последний мой приют
-
сей пошлый макадам,
Где столько лет влачу я старые мозоли
В безумных поисках моей пропавшей доли,
А голод, как клеврет, за мною по пятам.
Твоих, о Вавилон,
вертепов блеск и гам
Коробку старую мою не дразнят боле!
Душа там скорчилась от голода и боли,
И черви бледные гнездятся, верно, там.
Я призрак, зябнущий в
зловонии отребий,
С которыми сравнял меня завидный жребий,
И даже псов бежит передо мной орда;
Я струпьями покрыт, я
стар, я гнил, я - парий.
Но ухмыляюсь я презрительно, когда
Помыслю, что ни с кем не хаживал я в паре.
С. 274.
ТП. Три автографа в ЦГАЛИ, один из них, самый ранний, под фр. загл. и рус. 'Представитель богемы', другой
- без загл., с вар., третий - под фр. загл., с вар.; там же два списка, оба под фр. загл., один с вар.
Варианты ст. 9-10 и 12-14:
Я призрак, но дрожу в
зловонии отребий,
Обноском ветоши меня соделал жребий
Покрытый струпьями гнилой и
старый парий...
Но как уж мне не хохотать, когда
С одною вечностью моя гордыня в паре...
В списке из переплетенной тетради (ед. хр. 27)
на л. 18 об. приводится оригинал стихотворения, на л. 19 под ? 13
- перевод с авторской правкой (скорее всего). В нем:
- в 9-й строке "но дрожу" исправлено на "зябнущий";
- 10-я строка: "Обноском ветоши меня соделал жребий";
-
11-я строка поправлена
несколько раз: "Но как уж мне не хохотать,
разве я могу ухмыл разве я могу не хохотать, когда";
- 12-я строка
"С одною Я вижу с вечностью моя гордыня
свою гордыню в паре?"
Перевод ст-ния 'Un bohême' из книги 'Les Nevroses' ('Неврозы').
Макадам - вид мостовой, по имени
изобретателя английского инженера
Макадама.
Речь идёт о щебёночных дорогах, до сих пор широко
распространённых у нас, и об их созидателе
- шотландце Дж. Л.
МакАдаме (1756-1836). В оригинале такого слова нет.
Но его распространение в России показывают стихотворения П. А.
Вяземского "Станция" (1825) и "Русские просёлки" (1841).
Цитируется в статье "Леконт
де Лиль и его "Эринии"".
2. Библиотека
Я приходил туда, как в
заповедный лес:
Тринадцать старых ламп, железных и
овальных,
Там проливали блеск мерцаний
погребальных
На вековую пыль забвенья и чудес.
Тревоги тайные мой
бедный ум гвоздили,
Казалось, целый мир заснул иль опустел;
Там стали креслами тринадцать мертвых
тел.
Тринадцать желтых лиц со стен за мной
следили.
Оттуда, помню, раз в
оконный переплет
Я видел лешего причудливый полет,
Он извивался весь в усильях бесполезных:
И содрогнулась
мысль, почуяв тяжкий плен, -
И пробили часы тринадцать раз железных
Средь запустения проклятых этих стен.
С. 275.
ТП. Два автографа в ЦГАЛИ, один под фр. и рус. загл., и список с вар.
Перевод ст-ния 'La bibliotheque' из той же книги.
Перевод В. М. Кормана (г.
Владимир):
Там вспоминался мне глухой трухлявый бор.
Тринадцать длинных ламп, откованных из стали,
как призраки, свой свет бросали в этом зале
на полки блеклых книг, таивших древний вздор.
Войдя туда, я вмиг утрачивал задор.
Казалось, там одни лишь страхи и печали.
Тринадцать кресел в ряд меня в объятья звали.
Со стен тринадцать лиц буравили в упор.
Однажды в полночь, там, в оконные
проёмы
я видел антраша танцующего гнома,
мелькавшего вдали на страшной высоте.
Мой разум трепетал, от страха
сжались веки:
часы тринадцать раз пробили в темноте --
в ужасной тишине глухой библиотеки.
2011 г,
https://stihi.ru/2011/01/25/7300
Здесь сказано, что стихотворение посвящено
Жозе-Мариа де Эредиа. |
Перевод П. П.
Кашина:
Мне мнилось, что вхожу я в древний
лес.
Как призраки, тринадцать ламп овальных
Там день и ночь бросали блеск печальный
На лица бледных книг и их чудес.
Я дрог
всем телом, проходя один
В тумане, пригвождённый к хрипам чресел
Тринадцати мертвенно бледных кресел,
И взглядами с тринадцати картин.
И вдруг
упала ночь, и я вперился
В окно, где вдруг летел и испарился
Домашний дух, он всем собою тряс.
И
задрожал мой ум, внезапно остановлен,
И пробили часы двенадцать раз
В ужасной тишине проклятых комнат.
Альбом
'Ampersand' (2018).
http://www.kashin.ru/discs/amp
|
25
апреля 2020
3. Безмолвие.
(Тринадцать строк)
Безмолвие - это душа вещей,
Которым тайна их исконная священна,
Оно бежит от золота лучей,
Но розы вечера зовут его из плена;
С ним злоба и тоска безумная забвенна,
Оно бальзам моих мучительных ночей,
Безмолвие - это душа вещей,
Которым тайна их исконная священна.
Пускай роз вечера живые горячей, -
Ему милей приют дубравы сокровенной,
Где спутница печальная ночей
Подолгу сторожит природы сон священный.
Безмолвие - это душа вещей.
Лето 1898 Каменец
С. 275.
ТП. Четыре автографа в ЦГАЛИ, один под фр. и рус. загл., с датой и пометой рукою Анненского вверху листа: 'Лето 1898 г Каменец', другой
- с датой: 1901. Так как текст ТП совпадает с автографом 1898 г., принимается его дата.
Перевод ст-ния 'Le silence' из той же книги.
Каменец - село с усадьбой в Смоленской губ.
О селе Каменец
см. прим. 11 к
письму А. В. Бородиной в августе 1900 г. и
страницу О. П. Хмара-Барщевской.
4. Приятель
Одетый в черное, он
бледен был лицом,
И речи, как дрова, меж губ его трещали,
В его глазах холодный отблеск стали
Сменялся иногда зловещим багрецом.
Мы драмы мрачные с ним
под вечер читали,
Склонялись вместе мы над желтым
мертвецом,
Высокомерие улыбки и печали
Сковали вместе нас таинственным кольцом.
Но это черное и гибкое
созданье
В конце концов меня приводит в
содроганье.
"Ты - дьявол", - у меня сложилось на
губах.
Он мигом угадал: "Вам
боженька милее,
Так до свидания, живите веселее!
А дьявол вам дарит Неисцелимый Страх".
С. 276.
ПС. Автограф и список в ЦГАЛИ. Перевод ст-ния 'L'ami' из той же книги.
|
