Перевод А. А. Кублицкой-Пиоттух.
Верлен П. Три сборника стихов / Сост. Г. Косиков. М.: ОАО Издательство "Радуга", 2005. С. 33.
Верлен, 2014. 2, 17-18.

Заветный сон

Я часто вижу сон, пленительный и странный:
Мне снится женщина. Ее не знаю я;
Но с ней мы связаны любовью постоянной,
И ей, лишь ей одной дано понять меня.

Увы, лишь для нее загадкой роковою
Душа прозрачная перестает служить,
И лишь одна она задумчивой слезою
Усталое чело умеет освежить.

Цвет локонов ее мне грезится не ясно,
Но имя нежное и звучно, и прекрасно,
Как имена родных утраченных друзей:

Нем, как у статуи, недвижный взор очей,
И в звуках голоса спокойно-отдаленных
Звучат мне голоса в могилу унесенных.

Перевод В. Я. Брюсова.
Верлен П. Три сборника стихов / Сост. Г. Косиков. М.: ОАО Издательство "Радуга", 2005. С. 257.
Верлен, 2014. 2, 19.

Привычная мечта

Мне часто грезится заветная мечта -
Безвестной женщины, которую люблю я.
Но каждый раз она совсем не та,
И не совсем одна, - и я томлюсь, тоскуя.

И ею я любим; та женщина одна
Умеет разгадать моей души загадки,
И моего чела холодный пот и складки
Умеет освежить слезами лишь она.

Она смугла, бледна иль рыжая? - Не знаю.
Как имя? - Ах, оно нежней, чем имена
Всех тех, кого я знал, когда был близок к раю!

В манящем голосе она таит одна
Все звуки голосов, отторгнутых утратой,
И тихий взор ее подобен взору статуй.

Перевод Г. Шенгели.
Верлен, 2014. 2, 19-20.

Мой задушевный сон

Я часто вижу сон пронзительный и странный
О некой женщине, кому я мил, и мной
Любимой, всякий раз и не совсем иной
И не совсем такой, и зоркой, и желанной.

Желанной, зоркой, - ах! Загадкою туманной
Мой дух не стал, увы! лишь для нее одной,
Лишь для нее одной прозрачен, и больной
Зной лба лишь ей одной смягчать слезой нежданной.

Блондинка, рыжая, брюнетка? Все равно!
А имя? Помнится, что нежное оно,
Как имена подруг, из жизни взятых Роком.

Как бы у статуй, взор застыл меж бледных век,
А в ровном голосе, и низком, и далеком,
Есть милый выговор тех, кто умолк навек!

Перевод М. Миримской.
Верлен, 2014. 2, 20-21.

Мой  привычный сон

Я часто вижу сон о женщине желанной,
Покрытой таинством, которой я любим,
Поверившей в меня всем существом своим,
Всегда изменчивой и все же постоянной.

Лишь ей одной дано постичь мой ум туманный
И сердце разгадать, закрытое другим.
Лишь ей дано согреть дыханьем дорогим
И жар мой остудить лавиной слез нежданной.

Блондинка ль, темная? Не помню я, а имя
Слилось в единое с далекими, родными,
Запечатленными на памятной плите.

Во взоре статуи застыла тень печали,
А голос так глубок и сладостен, как те,
Которые давно навеки отзвучали.

Перевод А. Гелескула.
Верлен, 2014. 1, 14.

Мой давний сон

Я свыкся с этим сном, волнующим и странным,
В котором я люблю и знаю, что любим,
Но облик женщины порой неуловим -
И тот же и не тот, он тает за туманом.

И сердце смутное и чуткое к обманам
Во сне становится прозрачным и простым -
Но для неё одной! - и стелется, как дым,
Прохлада слёз её над тягостным дурманом.

Темноволоса ли, светла она? Бог весть.
Не помню имени - но отзвуки в нём есть
Оплаканных имён на памятных могилах,

И взглядом статуи глядят её глаза,
А в тихом голосе, в его оттенках милых,
Грустят умолкшие, родные голоса.

Перевод А. Ревича.
"Страницы сайта поэта Александра Ревича", http://www.insocinf.com/3rv.htm не действует
Верлен, 2014. 2, 21-22.

Мой неизменный сон

Как часто странный сон проходит предо мной:
Мне незнакомая является подруга,
Мы с нею так близки, так влюблены друг в друга,
Хоть лик ее во мгле и всякий раз иной.

Мы с нею так близки, что только ей одной
Открою сердце я, и в том ее заслуга,
Что лишь она меня излечит от недуга,
И лишь ее слеза лоб охлаждает мой.

Я вспомнить не могу ни цвет волос любимой,
Ни имя нежное, хотя неуловимый
В нем отзвук тех имен, что в мир иной ушли,
Неразличимый взор подобен взорам статуй,
А в хоре умерших, стихающем вдали,
Мне голос чудится, чуть слышный, глуховатый.

Перевод В. Портнова.
Верлен, 2014. 2, 22.

Привычный сон

Мне часто снится сон, тревожный и больной:
Люблю я женщину, совсем ее не зная,
Она всегда одна и всякий раз иная,
Но поняла меня и хочет быть со мной.

И сердце темное открыто ей одной,
Лишь ей одной, увы, близка душа чужая,
И, мой горящий лоб слезами освежая,
Истает, как дымок, она порой ночной.

Черноволоса ли, рыжа? Припомнить силюсь...
Не помню имени, но в нем соединялись
Былые имена былых моих подруг.

Спокойный взгляд ее похож на взоры статуй,
А голоса грудной, протяжный, строгий звук -
На голос дорогой, навек землею взятый.

3. Colloque sentimental*

Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мертвых губ, подъяв недвижный взор,
Они вели беззвучный разговор;
И в тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых:
"Ты помнишь, тень, наш молодой экстаз?"
- "Вам кажется, что он согрел бы нас?"
- "Не правда ли, что ты и там все та же,
Что снится, тень моя, тебе?" - "Миражи".
- "Нет, первого нам не дано забыть
Лобзанья жар... Не правда ль?" - "Может быть".
- "Тот синий блеск небес, ту веру в силы?"
- "Их черные оплаканы могилы".
Вся в инее косматилась трава,
И только ночь их слышала слова.

* Чувствительная беседа (фр.) - Ред.

Colloque sentimental

Dans le vieux parc solitaire et glacé
Deux formes ont tout à l'heure passé.

Leurs yeux sont morts et leurs lèvres sont molles,
Et l'on entend à peine leurs paroles.

Dans le vieux parc solitaire et glacé
Deux spectres ont évoqué le passé.

- Te souvient-il de notre extase ancienne?
- Pourquoi voulez-vous donc qu'il m'en souvienne?

- Ton coeur bat-il toujours à mon seul nom?
Toujours vois-tu mon âme en rêve?

- А ! les beaux jours de bonheur indicible
Oú nous joignions nos bouches!

- Qu'il était bleu, le ciel, et grand, l'espoir!
- L'espoir a fui, vaincu, vers le ciel noir.

Tels ils marchaient dans les avoines folles,
Et la nuit seule entendit leurs paroles.

Перевод В. Я. Брюсова.
Верлен, 2014. 2, 131-132.

Сентиментальный разговор

В старинном парке ветер выл осенний.
В старинном парке тихо шли две тени.

Их губы скорбны, мертвен блеск зрачков,
Чуть слышен лепет их печальных слов.

В старинном парке ветер выл осенний.
О прошлом в парке лепетали тени.

- Ты наше счастье помнишь ли, в былом?
- Зачем я буду вспоминать об нем?

- О, миг единственный был нами прожит,
Когда в лобзаньи мы слились. - Быть может.

- На голос мой дрожишь ли ты в ответ?
Всегда ль меня ты в грезах видишь? - Нет.

- Цвела надежда, было небо сине.
- Надежды нет, и мы вдвоем в пустыне.

Так шли они меж зыблемых овсов,
И только ночь внимала звукам слов.

Перевод М. Авиновой.
Верлен, 2014. 2, 132.

Сентиментальный разговор

В осенней мгле деревья чуть дрожат,
Две тени там прошли в пустынный сад.

Их взор угас и губы помертвели,
Доносятся слова их еле-еле.

В осенней мгле застыл старинный сад,
Два призрака о прошлом говорят.

- Восторг любви ты помнишь? как согрета
Им жизнь была! - Зачем мне помнить это?

- При имени моем, душа в ответ
Трепещет ли твоя как прежде? - Нет.

- Как билось сердце страстно и тревожно,
Как сладко поцелуй томил! - Возможно.

- Надежд блаженство! о, небес лазурь!
- Навеки скрыл их прах осенних бурь.

Так шли они... Трава едва шуршала,
И только ночь их шепоту внимала.

Перевод Г. Шенгели.
Верлен. Избранное. М.: Московский рабочий, 1996. С. 53.
Верлен, 2014. 2, 134.

Чувствительное объяснение

В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Два призрака сейчас прошли вдвоём.

Их губы дряблы, взор померк, и плечи
Поникли, - и едва слышны их речи.

В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Две тени говорили о былом.

- Ты помнишь ли, как счастье к нам ласкалось?
- Вам нужно, чтоб оно мне вспоминалось?

- Всё ль бьётся сердце моему в ответ?
Всё ль я во сне тебе являюсь? - Нет.

- Ах, был же миг восторга небывалый,
Когда мы губы сблизили? - Пожалуй.

- О, блеск надежд! О, синева небес!
- Блеск в небе чёрном, побеждён, исчез.

Так в бурьяне они брели устало,
И только полночь их словам внимала.

Перевод И. Эренбурга.
Эренбург И. Стихи: 1938-1958. М.: Советский писатель, 1959 (Библиотека поэта, БС).
Верлен, 2014. 2, 133.

Сентиментальный разговор

В покинутом парке, печальном, пустом,
Две скорбные тени проходят вдвоём.

Глаза их погасли, уста побледнели,
Их тихие речи звучат еле-еле.

В покинутом парке, печальном, пустом,
Две тени, встречаясь, грустят о былом.

- Скажи мне, ты помнишь ли счастье былое?
- Зачем вы хотите, чтобы помнил его я?..

- Душа моя снится тебе, и тогда,
Скажи мне, ты плачешь во сне? - Никогда.

- О, прошлая радость тебя не тревожит
И первых признаний восторги? - Быть может...

- И синее небо и вера в сердцах?
- Но вера исчезла в ночных небесах...

Так тихо проходят две скорбные тени,
И ночь только слышит их речи сомнений.

Перевод М. Миримской.
Верлен, 2014. 2, 135.

Сентиментальная беседа

Холодный парк, унынье, запустенье.
Два существа бредут неясной тенью.

Глаза тусклы, походка их мертва,
И чуть слышны невнятные слова.

Холодный парк, унынье, запустенье.
Два призрака бормочут о цветенье.

'Ты помнишь радость тех далеких дней?' - 'Зачем вы, право, вспомнили о ней?' -

'Мысль обо мне в тебе рождает трепет,
Былой восторг?' - 'О нет', - неясный лепет.

'Дни счастья! Разве можно их забыть!
Ты помнишь губ слиянье?' - 'Может быть'.-

'Рвалась надежда к небесам просторным'. - 'Она исчезла в этом небе черном'.

Меж диких трав они тащились прочь,
И их слова слыхала только ночь.

Перевод Владимира Микушевича, https://www.stihi.ru/2013/11/09/10882
(взят А. Сухановым для песни)
Верлен, 2014. 2, 136.

Чувствительная беседа

В саду, где стужей веет от земли,
Два привиденья только что прошли,

Глаза мертвы, уста давно увяли.
Расслышать можно шёпот их едва ли.

Двум призракам напомнил старый сад
О том, что было много лет назад.

- Ты помнишь наши прежние свиданья?
- Помилуйте, к чему воспоминанья?

- Тебе я снюсь? Трепещешь ты в ответ,
Когда моё раздастся имя? - Нет.

- Блаженство наше было столь безмерно.
Мы целовались... Помнишь?.. - Да, наверно.

- Надежда, как лазурь, была светла.
- Надежда в чёрном небе умерла.

В полях туманных призраки пропали.
Их слышал только мрак... И то едва ли.

Перевод Александра Солина, https://www.stihi.ru/2008/01/22/43 (2008)

Сентиментальный разговор

В парке старинном, холодном, пустом
Двух силуэтов родился фантом.

Вялы их губы, мертвы их глаза
И еле слышно звучат голоса

В парке старинном, холодном, пустом
Два приведенья копались в былом.

- Помнишь - любовным пылали огнем?
- Что за нужда вспоминать мне о нем?

- Также твое бьется сердце в ответ,
Лишь мое имя услышишь ты? - Нет.

- Выразить дней чудных счастье так сложно
Где мы сливались устами! - Возможно.

- Ах, небо синее светлых надежд!
- Ныне стал черным покров их одежд.

Так они шли среди буйства овса,
Ночи доверив свои голоса.

Перевод: Екатерина, http://mustran.ru/2011/work/177 (2011)

В пустынном парке в морозной тиши
Печальные мимо прошли две души.

Глаза пусты их, из мертвенных ртов
Доносятся тени несказанных слов.

В пустынном парке в морозной тиши
Беседу о прошлом вели две души.

- Ты помнишь, как счастливы были с тобой?
- Обязан я помнить о жизни былой?

- Все ль сердце твое вторит сердцу в ответ?
Всегда ли являюсь во снах тебе? - Нет.

- Ах! Дни несказанного счастья делить,
Когда поцелуи цвели! - Может быть.

- О, синь небосвода, о, чаяний свет!
- Затянуто небо, и чаяний нет.

Так в диком бурьяне две тени прошли,
Их мертвые речи лишь ночи слышны.

Перевод: Марина Влада-Верасень,
https://stihi.ru/2011/02/11/9701 (опубл. 2011)

Сентиментальный коллоквиум

В заброшенном старинном парке насквозь промерзшем и пустом
Два призрака за руки взявшись сейчас прошли к плечу плечом.

Их губы вялы и бескровны, глаза - угасшие огни,
Едва различно, полусонно свой диалог ведут они.

В заброшенном старинном парке насквозь промерзшем и пустом
Две тени вспомнили о прошлом, заговорили о былом.

- Ты помнишь, как нам здесь гулялось, как наше счастье окрылялось?
- Вам нужно, чтоб мне вспоминалось, чтоб никогда не забывалось?

- А твое сердце бьется слаще при имени моем в ответ,
Душа во сне приходит чаще к тебе моя, скажи мне? - Нет.

- Ах, были ж дни восторга, трепета полны и миг удачи небывалый
Когда уста наши сливались! Скажи мне, помнишь? - Да, пожалуй,

Что небо было голубое и изумрудная трава, надежда сердце вдохновляла...
- Надежда в неба чернь сбежала и там осталась навсегда!

Так шли они, брели устало в бурьяне трав все дальше - прочь.
Их небо сполохом венчало, словам внимала только ночь.

Перевод И. Булатовского.
Верлен, 2014. 1, 80-81.

Сентиментальный разговор

В парке пустынном, в морозной пыли,
Две тени вечерним часом прошли.

Глаза мертвы, губ соцветья увяли,
И слов их шелест слышен был едва ли.

В парке пустынном, в морозной пыли
Виденья взывали к дням, что прошли.

- Еще ты помнишь прежнее желанье?
- Зачем тревожить мне воспоминанье?

- Подумав обо мне, горишь в ответ?
- Меня во сне еще ты видишь? - Нет.

- Ах, эти дни счастья, радости шалой,
Когда сливались наши губы! - Да, бывало...

- Надежда наша так была сильна!
- Там, в черных небесах, скрылась она.

По вздыбленной траве они ступали,
И даже ночь слыхала их едва ли.

Перевод В. Я. Брюсова.
Верлен, 2014. 2, 187-188.

Il pleut doucement sur la ville.
Arthur Rimbaud

Небо над городом плачет,
Плачет и сердце мое.
Что оно, что оно значит,
Это унынье мое?

И по земле и по крышам
Ласковый лепет дождя.
Сердцу печальному слышен Ласковый лепет дождя.

Что ты лепечешь, ненастье?
Сердца печаль без причин...
Да! ни измены, ни счастья, - Сердца печаль без причин.

Как-то особенно больно
Плакать в тиши ни о чем.
Плачу, но плачу невольно,
Плачу, не зная о чем.

Перевод Б. Пастернака.
Верлен, 2014. 2, 188-189.

Над городом тихо накрапывает дождь.
Артюр Рембо

И в сердце растрава,
И дождик с утра,
Откуда бы, право,
Такая хандра?

О дождик желанный,
Твой шорох - предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина
И сердца вдовство?
Хандра без причины
И ни от чего.

Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.

Перевод И. Эренбурга.
Верлен, 2014. 2, 189-190.

Сердце тихо плачет,
Точно дождик мелкий,
Что же это значит,
Если сердце плачет?

Падая на крыши,
Плачет мелкий дождик,
Плачет тише, тише,
Падая на крыши.

И дождю внимая,
Сердце тихо плачет.
Отчего - не зная,

Лишь дождю внимая.
И ни зла, ни боли!
Все же плачет сердце,
Плачет оттого ли,
Что ни зла ни боли?

Перевод М. Талова.
Верлен, 2014. 2, 190-191.

Дождь тихо над городом льется.
Артюр Рембо

Слезы - в сердце моем,
Как над городом дождик.
Почему и по ком
Горе - в сердце моем?

О, дождя шорох нежный
На земле и вдоль крыш!
Для души ли мятежной
Дождь поет этот нежный?

Безотчетна печаль
В сердце столь опостылом.
Что? Измена ль? Беда ль? Беспричинна печаль.

Нет ужасней кручины,
Чем гадать - почему
Без любви, без причины
В сердце столько кручины!

Перевод Г. Шенгели.
Верлен, 2014. 2, 191-192.

Весь день льет слезы сердце,
Как дождь на город льет.
Куда от горя деться,
Что мне проникло в сердце?

О, нежный шум дождя
По камням и по крышам!
И, в сердце боль будя,
О, песенка дождя!

И слезы беспричинно
В истомном сердце том.
Измена? Нет помина!
Томленье беспричинно.

Но хуже нету мук,
Раз нет любви и злобы,
Не знать: откуда вдруг
Так много в сердце мук.

Перевод С. Петрова.
Верлен, 2014. 2, 192.

Моросящим дождем
что-то плачется в сердце.
Уж не скука ли в нем
пробирает дождем?

О капель дождевая!
И с такою тоской,
сердцу дрожь навевая,
льется песнь дождевая!

Дождь зачем-то бог весть,
и до слез сердцу тошно.
Хоть бы страсть или месть!
Грусть зачем-то бог весть.

Не пойму этой муки -
ни с того ни с сего,
без любви, без разлуки
сердце плачет от муки.

Перевод В. Портнова.
Верлен, 2014. 2, 193.

В сердце - слезы одни,
Словно дождь над кварталом,
И откуда они
В эти мирные дни?

То поет, то бормочет
Средь панелей и крыш,
Сердце выплакать хочет
То, что дождик бормочет.

Не понять, отчего
Сердце так изнывает,
Кто обидел его?
Не понять ничего!

Нет несноснее муки,
Чем не знать, почему
Без любви, без разлуки
Сердце рвется от муки.

Перевод М. Миримской.
Верлен, 2014. 2, 194.

Тихонько дождь идет на город.
Рембо

И сердце всё в слезах,
И в городе дождливо.
Сомнение и страх,
И сердце всё в слезах.

Холодных капель пенье
На крыше, на земле!
Душа моя в смятенье.
О, сладостное пенье!

Для слез причины нет,
Но сердцу все постыло.
Что было - ложь, навет?
Для слез причины нет.

Так почему, не зная
Ни злобы, ни любви,
В тревоге изнывая,
Грущу, забот не зная?

Перевод А. Гелескула.
Верлен, 2014. 2, 195.

Сердцу плачется всласть,
Как дождю за стеной.
Что за темная власть
У печали ночной?

Мой напев дождевой
На пустых мостовых,
Неразлучен с тоской
Твой мотив городской!

Сердце плачет тайком -
О какой из утрат?
Это плач ни о ком,
Это дождь виноват.

И за что, не пойму,
Эта мука из мук -
Тосковать одному
И не знать почему?

Перевод А. Ревича.
Верлен, 2014. 2, 195-196.

Слезы в сердце моем,
Как над городом дождик;
Что за грусть под дождем
Ноет в сердце моем?

О, как сладко по крышам
И по плитам звенит!
С замиранием слышим
Дождь, поющий по крышам.

Нет особых причин
Сердцу глупому плакать.
Ни измен, ни кручин...
Нет для грусти причин.

Ах, какая досада:
Не понять, почему
Без любви, без разлада
В сердце грусть и досада.

Перевод М. Квятковской.
Верлен, 2014. 2, 196-197.

Пасмурно в сердце моем, Пасмурный день за окном. Что за печаль и о чем В сумрачном сердце моем?
Капли дождя нараспев Мерно по крышам стучат, Сердцем моим овладев, - О, этот дождь нараспев!
Сам не пойму, отчего Тяжесть на сердце легла -
Что омрачило его?
Странная боль: ни с чего.
В том-то и корень беды - Тошно ему ни с чего.
В нем - ни любви, ни вражды: Имени нет у беды.

Перевод И. Булатовского.
Верлен, 2014. 1, 104.

Над городом тихо идет дождь.
Артюр Рембо

Дождь нá сердце моем,
Как над городом, плачет.
Отчего и о чем
Слезы в сердце моем?

Дождевое шуршанье
По крышам, по земле,
Сердцу сплошь наказанье
Этой песни шуршанье.

Что плачет, не пойму,
В этом сердце так смутно?
Эй, траур по кому?
В чем дело, не пойму.

Нет беспощадней муки,
Чем не ведать, как же так:
Ни любви, ни разлуки,
А в сердце столько муки.

Перевод Ф. К. Сологуба (не вошел в книгу 1908 г.):
Верлен П. Стихотворения избранные и переведенные Фёдором Сологубом. Томск: "Водолей", 1992. С. 79.
Верлен, 2014. 2, 203-204.

O TRISTE, TRISTE ÉTAIT MON ÂME

Душе какие муки, муки
Быть с нею, с нею быть в разлуке!

Покоя нет в разлуке с ней,
В разлуке с ней души моей.

Далеко сердце от нее,
О, сердце нежное мое!

Покоя нет в разлуке с ней,
В разлуке с ней души моей!

И сердце, сердце, что болит,
Душе - возможно ль? - говорит,

Возможно ль в муке без нее
Изгнанье гордое мое?

Душа в ответ: как знать! как знать!
Что может это означать -

В изгнании, но подле жить,
Расставшись с ней, все подле жить.

Перевод А. Гелескула.
Верлен, 2014. 2, 205.

Душа грустна и всё грустней -
Моя душа грустит о ней.

И мне повсюду тяжело,
Куда бы сердце ни брело.

Оно ушло с моей душой
От этой женщины чужой.

Но мне повсюду тяжело,
Куда бы сердце ни брело.

И, обреченное любить,
Спросило сердце: - Мог ли быть

И вел ли он куда-нибудь,
Наш горький, напрасный путь?

Душа вздохнула: - Знает Бог,
Как размотать такой клубок!

И гонят нас, и нет пути -
И ни вернуться, ни уйти...

Перевод В. Васильева.
Верлен, 2014. 2, 206.

Не жду, не жду себе покою,
И женщина тому виною.

Мне всё грустней, мне всё грустней, Хоть сердце и рассталось с ней,

Хоть сердце и душа в печали
От этой женщины бежали.

Мне всё грустней, мне всё грустней, Хоть сердце и рассталось с ней.

И сердце у души спросило:
'Нас развела какая сила?

И неужели справедлив
Наш гордый, горький с ней разрыв?'

Душа вздохнула: 'Мне бы тоже Узнать хотелось: что же, что же,

Держа на расстоянье нас,
Не разлучает и на час?'

Перевод И. Булатовского.
Верлен, 2014. 1, 108.

Душа в тоске, в тоске глубокой
Из-за нее, из-за далекой.

Пусть в сердце нет ее давно,
Не унимается оно.

Хоть сердце и душа в печали
От этой женщины бежали.

Пусть в сердце нет ее давно,
Не унимается оно.

И сказало сердце от боли
Моей душе: навеки что ли,

Навеки что ли, - говорит, -
Печаль изгнанья, боль обид?

Душа ответила: сама я
Здесь мучаюсь, не понимая,

Как, уходя, остаться с ней,
Чем безвозвратней, тем тесней.

Перевод Ф. К. Сологуба.
Верлен, 2014. 2, 259-260.

Меня в тиши Беда, злой рыцарь в маске, встретил
И в сердце старое копье свое уметил.

Кровь сердца старого багряный мечет взмах
И стынет, дымная, под солнцем на цветах.

Глаза мне гасит мрак, упал я с громким криком,
И сердце старое мертво в дрожаньи диком.

Тогда приблизился и спешился с коня
Беда, мой рыцарь злой, и тронул он меня.

Железом скованный, влагая перст глубоко
Мне в язву, свой закон вещает он жестоко,

И от касания холодного перста
И сердце ожило, и честь, и чистота,

И, к дивной истине так пламенно-ревниво,
Вновь сердце молодо в груди моей и живо.

Дрожу под тяжестью сомнений и тревог,
Но упоен, как тот, кому явился Бог.

А добрый рыцарь мой на скакуна садится,
Кивает головой пред тем, как удалиться,

И мне кричит (еще я слышу голос тот):
- Довольно в первый раз. Но берегись вперед!

Перевод В. Я. Брюсова.
Верлен, 2014. 2, 260-262.

Мне встретился рыцарь Несчастье, что скачет и ночью, и днем,
В молчанье, под тяжким забралом: он сердце пронзил мне копьем.

Мгновенно из ветхого сердца кровь брызнула алой струей,
Цветы оросила и с солнцем потом испарилась росой.

Но мрак отуманил мне очи, но стон мой до уст не достиг,
И умерло ветхое сердце во мне, в тот мучительный миг.

Таинственный рыцарь Несчастье спрыгнул с вороного коня,
Рукою в железной перчатке он властно коснулся меня.

Я чувствовал твердые пальцы, проникшие в рану мою,
А голос, суровый и строгий, меня призывал к бытию.

И вот, под холодным давленьем руки, облеченной в металл,
В груди моей сердце воскресло, и трепет по мне пробежал.

Да! Юное, чистое сердце, блестя неземной белизной,
Забилось свободно и гордо для жизни безвестной, иной.

Еще я дрожал, опьяненный, еще я поверить не мог,
Как всякий, кто видит виденье, с кем явно беседует Бог.

А рыцарь с закрытым забралом, поспешно вспрыгнул на коня,
И сделал мне знак, удаляясь, мгновенье глядел
на меня.

И крикнул мне голосом страшным (я слышу еще этот гром:
'Мой первый завет: повинуйся! Что дальше,узнаешь потом!'

Перевод Г. Шенгели.
Верлен, 2014. 2, 262-263.

Безмолвным рыцарем скача, спустив забрало,
Несчастье в сердце мне копья вонзило жало.

Кровь сердца старого плеснула, как родник,
Все обагрив цветы, и высохла чрез миг.

Мрак заволок мне взор, не мог сдержать я крика,
И сердце старое скончалось в дрожи дикой.

И грозный рыцарь тот, Несчастье, вдруг с коня
Сошел и подошел, и шевельнул меня,

И палец в наперстне железном ввел глубоко
Мне в рану, приговор мне возвестив жестоко.

И тот железный перст, обжегши сердце льдом,
Вмиг возродил его в кипенье молодом,

И сердце старое, невинностью небесной
Все обновленное, в груди забилось тесной.

Я, опьянев, дрожал; едва я верить мог,
Как человек, кому предстал внезапно Бог.

А рыцарь, на коня вскочив опять, рысцою
Путь продолжал, успев кивнуть мне головою

И крикнуть (голос тот я слышу и сейчас):
'Отныне - берегись! Так можно только раз!'

Перевод В. Микушевича.
Верлен, 2014. 2, 263-264.

Безмолвный витязь Рок с опущенным забралом, Приблизившись верхом, пронзил мне грудь металлом.

Кровь сердца старого струей хлестнула в прах
И сразу высохла под солнцем на цветах.

Крик вырвался из уст, и содрогнулось тело,
И сердце старое в груди оцепенело.

И витязь Рок сошел со своего коня,
Рукой тяжелою коснулся он меня.

Он, раненую грудь перстом железным тронув,
Сурово возвестил мне свод своих законов.

С прикосновением железного перста
Вернулись к сердце вновь и жизнь и чистота.

И сердце, вверившись божественной надежде,
Забилось, юное и гордое, как прежде.

Дрожал я и не мог смятенья побороть,
Как тот, кому пошлет видение Господь.

А витязь на коня вскочил в мгновенье ока,
Чтоб головой потом кивнуть мне издалека

И крикнуть (до сих пор я слышу этот глас): -
Впредь берегись! Ты цел, но лишь на этот раз!

Перевод А. Ревича.
Верлен, 2014. 1, 130.

Рыщет рыцарь Несчастье на горе мое.
Подскакал он и в сердце всадил мне копье.

Заструился из сердца кровавый ручей,
Высыхая на травах от жарких лучей.

Крик предсмертный мои исторгают уста,
Сердце, вздрогнув, угасло, в глазах темнота.

Грозный рыцарь Несчастье навис надо мной,
Наклонился, коснулся перчаткой стальной.

Перст проник в мою рану - холодный металл,
Властный голос в тиши надо мной прозвучал.

Ощутив этот холод стального перста,
Сердце бьется. Я молод. И совесть чиста.

Вновь исполнено сердце любви и огня,
Бьется новое сердце в груди у меня.

Трепещу, опьяненный, плыву, как во сне,
Словно Божье явленье привиделось мне.

Взгромоздился опять на коня верховой,
Крикнул мне на прощанье, кивнул головой

(Этот голос я слышу опять и опять):
'Впредь наука! Пора бы разумнее стать!'

Перевод В. Я. Брюсова.
Верлен, 2014. 2, 392.

Истома

Я - одряхлевший Рим, на рубеже паденья.
Смотрю, как варваров стремится рать вперед,
А сам беспечные пишу стихотворенья,
Где в стиле золотом истома солнца жжет.

Но одинокий дух сгорает от томленья...
Там где-то, говорят, кровавый бой идет...
О, ничего не мочь, в ответ на все моленья!
О, ничего не ждать, что скрасит этот гнет!

Увы! не мочь! не ждать! быть умереть не в силах!
Все выпито! Бафил, не смейся надо мной!
Все выпито. И что сказать в стихах унылых?

Ах, лишь последний раб, всегда насмешник, злой,
Ах, лишь наивный гимн, что надо бросить в пламя,
Да грусть, что над душой свое воздвигло знамя!

Перевод Г. Шенгели.
Верлен, 2014. 2, 393.

Томление

Я - Рим, империя на рубеже паденья,
Что, видя варваров громадных у ворот,
Небрежный акростих рассеянно плетет,
И в стилос золотой - закат струит томленье.

В душе, пустой насквозь, тоска до отвращенья.
Там, где-то, говорят, кровавый бой идет.
О! Нету сил пойти на зов столь слабый тот,
Нет воли жизнь зажечь хотя бы на мгновенье!

О! Нету воли жить, и умереть нет сил!
Да, все уж допито... Брось хохотать, Вафилл!..
Все допил, все доел. Но продолжать не стоит...

Есть: глуповатый гимн, что надо сжечь тотчас,
Есть: нерадивый раб, что презирает нас,
Есть: боль невесть о чем, что вечно в сердце ноет!

Перевод Э. Линецкой.
Верлен, 2014. 2, 393-394.

Томление

Я - Рим, державный Рим в часы перед развязкой.
Гляжу на варваров, плечистых, молодых,
Потом, не торопясь, слагаю акростих,
Любуясь блеском слов, их выверенной пляской.

Пустынная душа томится скукой вязкой.
А где-то там бои. Но мне-то что до них?
Ни воли нет, ни сил. Ток жизни вял и тих.
И нет желаний. Пруд, заросший нежной ряской.

Сил и желаний нет. О, смерть, и ты не тронь.
Все выпито. Батилл, а помолчать нельзя ли?
Все съедено. И мы как будто всё сказали.

Лишь глуповатый стих - пора ему в огонь;
Лишь непутевый раб - он нас шутя обманет;
Лишь скука вязкая тихонько душу тянет.

Перевод М. Яснова.
Верлен, 2014. 2, 394-395.

Изнеможение

Я чувствую себя Империей на грани
Упадка, в ожиданье варварской орды,
Когда акростихи, как дряблые плоды
Изнеможения, слагаются в дурмане.

Душа в разладе с сердцем, о кровавой брани,
Уже начавшейся, твердят на все лады.
Но я-то что могу? Волненья мне чужды.
Но я-то что хочу? Все прожито заране.

Не мочь и не хотеть - ни жить, ни умереть!
Все выпито. Батилл, ну что ты зубы скалишь?
Все съедено. Молчи! Останется тоска лишь

Да этот бедный стих - в огне ему гореть!
Да этот подлый раб - поди, добейся толку!
Да эта скука, что сожрет вас втихомолку.

Перевод Б. Пастернака.
Верлен, 2014. 1, 224.

Томление

Жоржу Куртелену

Я - римский мир периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.

Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои,
О, не уметь сломить лета свои!
О, не хотеть прожечь их без остатка!

О, не хотеть, о, не уметь уйти!
Все выпито! Что тут, Батилл, смешного?
Все выпито, все съедено! Ни слова!

Лишь стих смешной, уже в огне почти,
Лишь раб дрянной, уже почти без дела,
Лишь грусть без объясненья и предела.