Сокращения

Создание: 20.04.2006

Обновление: 27.09.2024

Разбор стихотворного перевода
лирических стихотворений Горация. П. Ф. Порфирова.
Сделанный И. Ф. Анненским

фрагменты     краткий отзыв

Источник текста и примечаний:
Созвучия. Стихи зарубежных поэтов в переводе Иннокентия Анненского и Федора Сологуба. М., "Прогресс", 1979. С. 153-155.
Нумерация и редактирование примечаний выполнено мной в соответствии с размещением. Также добавлены вставки из первопубликации и комментирование по источнику, автор которого отказался быть названным. Я выделил эти места цветом. Моя сверка с первоисточником привела к добавлениям и исправлениям, отмеченным знаками //. Добавлена также разрядка для некоторых имён как в первоисточнике.

10 августа 2018 г. я приобрёл в магазине "Сибирская горница" 78 том СОРЯС ИАН "Пятнадцатое присуждение премий имени А. С. Пушкина 1903 года", в котором содержится эта обширная рецензия. Там же - краткое резюме Анненского внутри Отчёта академика А. Н. Веселовского о присуждении премии. Этот труд в 50 с лишним страниц никогда с тех пор полностью не публиковался; только фрагментами, да и этих случаев не много. Нет также пока научного анализа.

Это странно. Ведь в этом разборе ИФА, помимо принципиальных рассуждений о поэтическом переводе, опубликовал четыре из пяти своих стихотворных перевода Горация. Часть из них он включил в ТП. Кроме того, этот труд стал важной вехой в его жизни. Исполняя поручение академика А. Н. Веселовского, А. вступил в деловое сотрудничество с почитаемым им научным авторитетом, что отразилось в их переписке. Из неё ясно, что текст был написан к 25 февраля 1903 года. Анализ Анненского демонстрирует степень добросовестности, компетентности и даже дотошности, вскормленных многолетней педагогической деятельностью и участием в работе УК Министерства. 18 октября 1903 г., А. был награжден за этот труд Пушкинской золотой медалью (см. комментарий к письму Анненского к Веселовскому от 4 февраля 1904 г.).

Приобретённая мной книжка Сборника в отличном состоянии. Листы все чистые, целые и, похоже, даже не троганные. Но обложка аккуратно оторвана (если можно так выразиться). Почему? Думаю, чтобы уничтожить следы принадлежности и/или надписи, перед сдачей на продажу. Выручено за книгу, кстати, по нынешним реалиям немного, рублей 500. Титульный лист тоже совершенно чистый. Но на 17-й странице, как положено, печать Восточного отделения АН СССР. Было такое в Новосибирске. Значит, книга попала в частные руки ещё до 1960-х годов (или вначале), когда создавалась ГПНТБ. Может быть, в ходе утилизации части фондов при реорганизации кто-то захотел уберечь "незначимую" книгу от угрожавшей ей макулатурной участи. Подобная история у моих нескольких томов Энциклопедии С. Н. Южакова (корешок 1-го тома можно увидеть на одной из страниц Собрания). Теперь получилось, что ни в Областной научной библиотеке, ни в ГПНТБ этого тома СОРЯС нет.

Не знаю, надо ли переплетать. Хороший переплёт стоит дороже самой книги. Кроме того, не хочется на неё воздействовать механически. По этой же причине не хочется пока делать и полный скан. Оставляю пока страницу с фрагментами. Если кому-то понадобится какая-то часть текста, сделаю по запросу.

PS: Я подарил книгу к юбилейной дате 8 сентября 2020 г. Музею Николаевской гимназии. Конечно, себе оставил копию.

К 115-летию "Разбора стихотворного перевода лирических стихотворений Горация. П. Ф. Порфирова", 9 октября 2018
19 октября 2023 (120-летие награждения Анненского за разбор)

О Петре Фёдоровиче Порфирове см. прим. 1 к письму А. Н. Веселовскому от 25 февраля 1903 г.

153

<...> Переводить лирика - труд тяжелый и чаще всего неблагодарный. Переводчику приходится, помимо лавирования между требованиями двух языков, еще балансировать между вербальностью и музыкой, понимая под этим словом всю совокупность эстетических элементов поэзии, которых нельзя искать в словаре. Лексическая точность часто дает переводу лишь обманчивую близость к подлиннику, - перевод является сухим, вымученным, и за деталями теряется передача концепции пьесы. С другой стороны, увлечение музыкой грозит переводу фантастичностью. Соблюсти меру в субъективизме - вот задача /(μέγιστος άγών)/ для переводчика лирического стихотворения.

Кажется, только Гейне до сих пор мы и переводили сносно, и то всего ли? Эмоциональность последнего романтика, пожалуй, еще его юмор, да, - но /эстетизм/ Гейне до сих пор для нас lettre close*.

* Нечто непонятное, 'книга за семью печатями' (франц.). Не о переводах ли Петра Исаевича Вейнберга, "Гейне из Тамбова", говорит Анненский?

Древний лирик вообще мало поддается переводам: от добросовестного перевода чаще всего пахнет пылью (и не олимпийской, увы!*). Но при этом эллины все же нам ближе римлян.

* Возможно, намек на первую оду 1 книги од Горация: Есть [те], которым приятно взметнуть колесницей олимпийскую пыль...

Куда же легче передавать Вакхилида, чем Тибулла¹! Не знаю только, связана ли наша бóльшая чуткость к эллинизму с 'психологией народов', или тут сказывается отдаленное культурное преемство. Но из римских лириков менее всего поддается переводу на русский язык, несомненно, Гораций, и особенно его оды. На это есть несколько причин.

154

1) Оды Горация - произведения зрелые и в своем роде совершенные.

2) Гораций сам был не только поэтом, но и переводчиком; он перелицовывал и стилизировал и ямбы Архилоха², и гимны Алкея³, являясь поэтом, так сказать, вторичной формации, стилистом par excellence.* <Надо ли говорить, что мы, русские, в строгом смысле слова, /не имеем поэтического стиля/. Своеобразная история нашей умственной жизни не дала русской поэзии выработаться в искусство. Стиль классический дал на нашей почве одно крупное произведение - "Илиаду" в переводе Гнедича. Что-нибудь вроде верленовского "Art poétique" по-русски трудно себе даже представить.>

3) В довольно сложной поэтической индивидуальности Горация очень мало черт, которые бы не шли вразрез с основными свойствами русской поэзии, поскольку она до сих пор определилась. Гораций, может быть, самый блестящий представитель поэтического terre-à-terre**, тогда как у нас дидактизм почти всегда отличался прозаичностью, а эпикурейство - или мертвенной театральностью, или наивным сластолюбием. Наша лирика чаще всего или эмоциональна, или метафизична (cum grano salis!)***. Юмор Горация не имеет себе подобного между русскими формами юмора, хотя мы ими и богаты: в нем больше интеллектуальности и ясности, чем задушевности. Я уже не говорю о pointe**** Горация. Многие ли ее чувствуют и кто сумеет ее передать?

4) Текст Горация далеко не везде ясен. Над ним трудился Бентли⁴, но трудился и Пеерлькамп⁵. Сопоставьте наудачу десять более или менее загадочных мест у Кисслинга и у Шютца⁶, и в девяти они, наверное, дадут диаметрально противоположное толкование.

* По преимуществу (франц.).
** Будничности (франц.).
*** Говоря осторожно! (лат.).
**** Остроумии (франц.).

Позволю себе остановиться теперь на несколько минут над тем, как, по-моему, /надо переводить древнего лирика/ </, так как взгляды мои на нормальные условия перевода лежат и в основе нижеследующего разбора/>.

1) По окончании работы чисто филологической стихотворение должно быть /понято в целом/, если в нем отразился известный /лирический момент/ (настроение), или /в гармонии элементов/, если пьеса представляет из себя нечто /планомерное/ (напр., Donec gratus eram tibi*). Без этого пьесы не стоит и переводить.

2) Из целостного понимания пьесы определяются те ее детали (слова или выражения, звуковые символы или синтаксические сочетания), от которых особенно зависит красота, колоритность или pointe пьесы, - для них должны быть подысканы более или менее

155

естественные соответствия /из области языка наших чувств/ (т. е. естественной речи).

3) Выбор размера не должен быть случайным. Против переводов размером подлинника говорили многие и многое**. Особенно суров был Виламовиц⁷, сам даровитый и смелый переводчик греческих трагедий. Во всяком случае, размер не должен оскорблять нашего уха и ритмического чувства - это главное. Не надо, однако, отчаиваться в том, что между нашими ритмическими волнами и метрами античных поэтов может быть установлено большее соответствие***. Слух можно ведь и воспитывать, а наши дактили в конце строки еще мало разработаны.

Звуковая символика и рифма очень ценны в переводах, но они должны быть /искусны/ и /интересны/.

4) /Достоинством и красотой русской речи, в стихотворном языке особенно, нельзя жертвовать ничему/.

* Мил доколе я был тебе (лат.).
** Например, Фет: "Оды Горация, как и вообще произведения античной лиры -- песни, музыка с определенным, часто весьма причудливым метром, которому подражать на новейших языках невозможно, а песнь, как стрела, требует быть оперенной. В наших условиях это достижимо только при помощи рифмы. При сложности задачи переводчику не поможет ни труд, ни знакомство с оригиналом; ему нужна удача, которую называют вдохновением". (Квинт Гораций Флакк в переводах и с объяснениями А.Фета. Изд. 2-е.Спб., б.г., с.4).
*** Ввести некий аналог античной строфики с рифмами в русскую поэзию пробовал еще Тредиаковский. Он приводит примеры строф - сапфической:

Совесть кто в себе непорочну весть,
Нравов чистота завсегда в ком есть,
Не боится тот осужден пропасти,
Бодр и в напасти.

и Горацианской (Гораций и в самом деле ее очень любил, но в современной терминологии ее правильнее было бы назвать алкеевой):

Кедры не всегда вихрем ломаются,
Листа не весь год рощи лишаются,
И ведро после туч бывает,
В весну и дерево процветает.

Характерно, что обе строфы - вариации на тему Горациевых од (III, 3, 1-4 и II, 9, 1-8 соответственно). Прекрасный образец русской рифмованной сапфической строфы дала Каролина Павлова в стихотворении "Пловец" (Полное собрание стихотворений. М.-Л., 1964. С. 186):

Колыхается океан ненастный,
Высь небесную кроет сумрак серый,
Удалой пловец держит путь опасный
     С твердою верой.

Примечания:

Участвуя в XV присуждении премии ИАН имени А. С. Пушкина в 1903 г., Анненский написал рецензию по поручению А. Н. Веселовского, см. СОРЯС ИАН, 1904, т. LXXVIII, ? 1, с. 127-180. В состав этой пространной рецензии вошли и опыты перевода произведений Горация, принадлежащие Анненскому ("Не кручинься, светик, даром...", "Давно ль бойца ценили жёны...", "И дважды, то Монэс, то Тахор подъятые...", "А что как былая любовь наяву..." (с. 145, 147, 168, 169), некоторые из которых, а также перевод оды "К Барине" ("Когда б измена красу губила...") были в том же году включены Анненским в сборник ТП и впоследствии многократно перепечатывались (см. Иннокентий Фёдорович Анненский: Произведения И. Ф. Анненского на русском языке. Библиографический указатель. Сост. А. И. Червяков. Иваново, 1989). Об "одомашненном" Анненским Горации см.:

Варнеке Б. В. Анненский (некролог). ЖМНП, новая серия, 1910. Ч. XXVI, март, с. 42-43.
Гутнер М. Рец. на кн.: Лившиц Бенедикт. От романтиков до сюрреалистов. Антология французской поэзии. Л., Время, 1934.
Setchkarev Vsevolod. Studies in the Life and Work of Innokentij Annenskij. The Hague: Mouton & Co, 1963. (Slavistic Printings and Reprintings / Ed. by C.H. Van Schooneveld; v. XXXVI).
Busch W. Horaz in Russland: Studien und Matirialen. Munchen, 1964, s. 209-211. (Forum Slavicum. Bd. 2).
Ошеров С. Комментарии в кн.: Парнас: Антология античной лирики. М., 1980, с. 481.

Червяков А. И. Коммент. в УКР I. С. 150-151.

1 Тибулл (ок. 54-19 до н. э.) - римский поэт-элегик.

2 Архилох (VII в. до н. э.) - древнегреческий поэт, лирик и сатирик.

3 Алкей (VI в. до н. э.) - древнегреческий лирик.

4 Бентли Ричард (1662-1742) - английский филолог-классик.

5 Пеерлькамп Гофман Питер (1786-1865) - голландский филолог-классик, комментатор Горация.

6 Шютц Кристиан Готлиб (1742-1832) - немецкий филолог-классик.

7 Виламовиц Мёллендорф Ульрих (1848-1931) - немецкий филолог-классик, переводчик древнегреческих трагедий, теоретик перевода, считавший необходимым передавать стихотворные размеры оригинала соответствующими им не формально, а эмоционально размерами немецкого стиха и сам делавший опыты такого рода.

Источник текста: Пятнадцатое присуждение премий имени А. С. Пушкина 1903 года. Отчет и рецензии I-IX. СОРЯС ИАН, 1904, т. LXXVIII, ? 1. СПб., 1904. с. 127-180.
Оригинальные тексты од Горация даны по изданию: Q. Horati Flacci opera. Ed. St. Borzsac. Leipzig, 1984.

С.135-136. И.Ф. Анненский анализирует следующее стихотворение Горация:

Гораций ревнует, и потому puer gracilis едва ли должно звучать как похвала: скорее тут изображается что-то детски-неопытное и в то же время наивно-праздничное </endimaché:/> соперник Горация слишком надушился, венок его чересчур густ (так понимает у Горация multa in rosa Кисслинг). /<...>/ слово /grato/ - у Горация полно значения: с укромным уголком Пирры соединяется для Горация сладкое воспоминание; /им, может быть, вызвано и самое стихотворение/. Притом /пещера/ звучит как-то странно, здесь это скорее /сень/. Antrum - условный архаизм. /<...>/ Во всяком случае, здесь речь идет об интимном воспоминании Горация и о /кокетливо-небрежной/ прическе Пирры, для которой она должна была распустить и снова поднять волосы (religare comam) /simplex munditiis/, по-моему, значит - пренебрегая украшениями <...>, блеск которых доступен всякому. /<...>/

Стихотворение проникнуто не завистью, а милым юмором: в свое время Гораций был таким же /воробышком/ (puer gracilis) и таким же /nescius aurae fallacis/. Особая прелесть оде придается тем, что Гораций жалеет, отчего он и теперь не этот птенчик. Его /ex voto/ - плохое утешение, il fait bonne mine à mauvais jeux^*; как и в тех случаях, когда он объявляет, что не завидует владельцам штучных потолков. <...>

В виде опыта, соблюдая размер перевода Г. Порфирова, я позволю себе привести собственный перевод, чтобы показать, что мои замечания не являются беспочвенными. Не придавая означенной передаче особого значения, я помещаю ее здесь, лишь в подкрепление собственному пониманию пьесы, как иллюстрацию.

* Он делает хорошую мину при плохой игре (фр.).

Какой воробышек душистый и цветистый
К тебе ласкается, в черед любуясь свой
Небрежно свитою волною золотистой
В той сени сладостной, где был я, Пирра, твой...
Сняла уборы ты... А все ж судьбы измены
Не раз оплачет он и вероломство жен,
Дивясь, как гибнет синь под чешуею пены
Иль вихря черного дыханьем поражен.
Наивный думает, что если ты ласкаешь (amabilem)
Его, готовая всечасно для утех, (semper vacuam)
Ты будешь, золотце, с ним и всегда такая ж. (semper amabilem) (aurea!)
Нет, бедный, буря спит... Но горе в ней для тех,
Кто верит блеску волн... А я уже буруну
Внемлю бестрепетно: на храмовой стене
Одежды влажные повесил я Нептуну,
И доску пригвоздил: ты не опасна мне*.

* Я восстановил курсив и латинские добавки Анненского. Привёл к исходному и знаки препинания, например, в четвёртой строке заменил вопрос многоточием. Смысл меняется.

С.138-141. И. Ф. Анненский анализирует следующее стихотворение Горация:

Между двумя пышными политическими одами первой книги Гораций не без расчета поместил прелестное стихотворение, такое живое, что его нельзя было выдумать. Гебхарди^* называет его "Ревность" <...> здесь она льется свободно, что не мешает Горацию искусно разрешить диссонанс страдания. Он, конечно, несчастлив, п.<отому> ч.<то> ему предпочтен другой, и на этот раз уже не тщеславный воробышек, а драчливый и грубый мальчишка; но и соперник Горация тоже несчастлив, п.<отому> ч.<то> он не умеет ценить лучшего, что дает любовь и красота, да и успех его не прочен по своей природе. <...>

* Aesth. Komm, S. 85. Прим. И. Ф. Анненского.

Гораций говорит в первой строфе не столько о нравственном, сколько о физическом моменте муки. <...> настроение требует хотя бы бледного отзвука Горацианской музыки, /сродной формы падения лирических волн/.

Если | Лидия Тéлефа
Шею свежую ты |, полные Тéлефа
Руки | славишь, - во мне, увы!
С болью желчи волна | , печень раздув, кипит.
Кружат | мысли - то бледен я,
То горю я, и слез | капли бегут, о стыд!*
Слезы | льются уликою,
Как глубоко огни | , как они тихо жгут...
Жарче | мука, сверкание-ль
Белых плеч осквернит | пьяный раздор тебе,
Или | юноши пылкого
Алый след от зубов | губы хранят твои.
Нет, не | будет, о, Лидия,
Долго деву любить | , кто не жалеет губ
Девы | нежных - не варварам
Квинтэссенцию пить | меда Киприды с них...
Вы за | то триблаженны, вы,
Вы, чьи узы хранит | ласка, кому она,
Жалоб горьких не ведая,
Раньше смерти узла | их не распутает.

* Так думает Кисслинг о значении furtim. Прим. И. Ф. Анненского.

С. 142, 145. И. Ф. Анненский комментирует следующее стихотворение Горация:

/<...>/ у Горация candidi /Favonii/, п.<отому> ч.<то> они доставят Астерии Гига. /<...>/

Стихотворение это вызывает мысль о levius plectrum: хотелось бы размера полегче шестистопного ямба. Вот опыт перевода хореями.

Не кручинься, светик, даром:*
Лишь немного потеплеет,
Из Вифинии с товаром
Гига море прилелеет.
Амалфеи жертва бурной,
В Орик Нотом уловленный,
Ночи он проводит дурно,
И озябший, и влюбленный.
Пламя страсти - пламя злое,
А хозяйский раб испытан:
Как горит по госте Хлоя,
Искушая, все твердит он.
Мол, коварных мало ль жен-то,
Вроде той, что без запрета
Погубить Беллерофонта
Подучила мужа Прета, -
Той ли, чьи презревши ласки,
Был Пелей на шаг от смерти, -
Верьте им или не верьте,
Все ж на грех наводят сказки,
Но не Гига... Гиг крепится,*
Скал Икара он тупее...
Лишь тебе бы не влюбиться
По соседству... в Энипея.
Кто коня на луговине
Так уздою покоряет?
В желтом Тибре кто картинней
И живей его ныряет?
Но от плачущей свирели
Все ж замкнись, чуть ночь настанет...
Только б очи не смотрели,
Побранит... да не достанет.

* Намеренное затруднение в произношении. Прим. И. Анненского.

* В "Тихих песнях": Астерия плачет даром.

С. 147. И. Ф. Анненский комментирует следующее стихотворение Горация:

Puellis idoneus не значит /угождая девам/, - а /умея быть угодным/; /меня ценят, я на счету/; marinae Veneris /- морской/ Венеры. Не лучше ли бы было подновить значение /marinae/ в связи с мифом о рождении богини?

/<...>/ <о барбитоне> В /военной службе/ Горация это было не последнее, а самое /заслуженное/ оружие.

/<...>/ <о концовке стихотворения> Укол стрекала похож на укус осы или рану от стрелы Купидона.

Давно ль бойца ценили* жены*
И славил девы нежный стон, -
И вот уж он, - мой заслуженный
С любовной снастью - барбитон.
О левый бок Рожденной в пене,
Сюда его, - сюда** скорей**
И факел мой, губивший тени,
И лом, и лук, грозу дверей!
А ты, отрада Кипра, ты,
В бесснежном славима Мемфисе,
Хоть раз стрекалом с высоты
До Хлои дерзостной коснися!

* puellis здесь безразлично. Прим. И. Анненского.
** hic hic. Прим. И. Анненского.

* В "Тихих песнях": страшились
** В "Тихих песнях": Сложите, отроки, скорей

Читая "Разбор...", я увидел помимо 4-х полных переводов ещё 9 стихотворных фрагментов, выполненных Анненским. Это строфы, 2-строчники и отдельные строки. Вообще говоря, удивительно само явление авторского перевода рецензентом в служебной работе. И, видимо, понимая это, Анненский сопровождает их "извинительными" фразами и обоснованиями, переводы приводятся более мелким шрифтом (кроме последнего, почему-то). Открываю их в сопровождении объясняющих текстов, что на мой взгляд составляет некое единство.

С. 154:

I, 16

Recantatis opprobriis это point saillant оды; надо бы было прибрать соответствующую метафору.

Я бранный звон перековал

или

укоры в славу перелил

или

что-нибудь подобное.

С. 154:

I, 17, 8

Olentis uxores mariti

И - самки (?) грязного (?) козла.

Эта грубость совершенно не оправдывается ни текстом, ни тоном оды. Картина очень поэтична. Козы мирно и доверчиво разбрелись по скату горы в поисках за тмином или земляникой.

Можно было бы сказать

И жены пахнущего мужа

или лучше,

так как olens maritus и значит только козёл, то:

Подруги мирные козла.

С. 156:

I, 25

В конце скучное общее место вместо:

sed ltvius fit patientia
quidquid corrigere est nefas

т. е.

Терпенье облегчает то,
Что исправлять и не годится.

А у г. Порфирова

Но всегда смягчается терпеньем,
Чего исправить здесь не в силах человек.

С. 159-160:

II, 1

Плохо переведена последняя строфа.

Но муза резвая! - где твой напев шутливый?
Элегий жалобных торжественно не пой,
А лучше в сумерках пещеры Дионейской,
Мне лиру нежную настрой!

В подлиннике:

sed ne relictis, Musa procfx, iocis
Ceae retractes munera Neniae
mecum Dionaeo sub antro
quaere modos leviore plectro.

1) С точки зрения синтаксиса фраза в переводе потеряла стройность, расплылась, благодаря тому, что переводчик не обратил внимания на ne в первой строфе и quaere в последней;
2) munera Neniae значит дары Нении (богини плачей, патронессы Симонида Кеосского);
3) ioci - παίγνια вовсе не напев шутливый, напеванье, мурлыканье (fredonnement), а целый музыкальный мирок, который Гораций не думает унижать;
4) levius plectrum, как превосходно заметил Кисслинг и Ф. Е. Корш, есть особый плектр, более легкий, в данном случае более подходящий для того перебора струн, который любит дочь Киприды.

Я попробую передать эту, действительно, несколько затруднительную строку.

Только я не признаю нерифмованных александрийских стихов.

Приходится, конечно, кое-чем и пожертвовать: я бы не стоял за Ceae, quaere modos и antro. Последнее слово было, кажется, у Горация, довольно бесцветно:

sub antro в роде sub umbra.

Кроме того, наша апперцепция слова пещера совсем не та, что у римлян в слове antrum. В результате вот опыт перевода:

Но, чтоб дары тебя, шалунью, не сманили
О муза, Нении, покинуть свой мирок
Шутливых песен, ты Дионину по силе
Поэту выбери смычок.

С. 161-162:

II, 3

Язык перевода 3-ей оды бесцветен и неточен.

Не забывай хранить в минуты жизни трудной (т. е. всегда?)
Спокойствие души, счастливой же порой
Воздержность в радости чрезмерно-безрассудной.
Равно ты смертен (?), Деллий мой,
Печально ли (?) влачить всей жизни станешь годы
Иль лежа на лужке, где тишь и благодать.

У Горация вовсе не то:

Aequam (поставлено не без умысла в начале) memento rebus in arduis (контраст с aequam)

servare mentem non secus in bonis (а не parare)

ab insolenti temperatam
laetitia, moreture Delli,
seu maestus omni tempore vixeris

т. е., как я понимаю 1-ю строфу (следую Пеерлькампу и Бентли, и не разделяя замечания Шютца),

Душою ровен будь, когда пришлося круто:
Не даром, Деллий мой, пока ты счастлив был,
Веселья дерзкого обуздывал ты пыл,
Все жребии одна сравняет нам минута,
Угрюмо ль дни твои текли, как на подбор.

С. 164-165:

II, 14

В последней строфе.

А ловкий наследник осушит цекубское
Что сотней замков охранял ты всегда,
И на пол прольет он вино драгоценное,
Какого и жрец не пивал никогда.

(У Фета - смышленый, но у Горация dignior: это слово нельзя изменять - в нем соль пьесы)

absument heres Caecuba dignior
servata centum clavibus et mero
tinguet pavimentum superbo
pontificum potiore cenis.

т. е., в размере г. Порфирова,

Струею Цекуба тобой затаенною
Окрасит наследник помосты дворца:
Достойней тебя он упиться надменною,
Какой баловал ты едва ль и жреца.

С. 167-168:

III, 6

Третья строфа:

Монэз и с ним Пакор два наших нападенья
Богам противные
(non auspicatos-sine auspiciis susceptos) с успехом отбивал (невозможно ед. ч.!)
И скудные свои мешая украшенья
С добычей пышною, в восторге ликовал...

В таком виде эта строфа во 1) непонятна; во 2) неправильно передана.

Монэз и Пакор, по-видимому, отличались в разных сражениях (Cf. Mommsen, Mon. Anc.125; ap. Kiessl. p. 245): Пакор в 714 г., а Монэз в 718, так что с ним - произвольно; во-вторых, torquibus exiquis вовсе не скудные украшения, это στρεπτοί - цепочки, игравшие роль орденов.

3) Богам противные тоже слишком сгущено - сраженья только были начаты без ауспиций.

Я бы перевел так:

И дважды, то Монэс, то Пáкор подъятые
Без бога Римские знамена осмеял:
Значками нашими отличьем добытые
Цепочки скромные украсив, враг сиял.

С. 168-169:

III, 9

Пятая строфа:

Что если былая вернется любовь,
Разбредшихся вечным союзом сближая,
И русую Хлою опять (?) покидая
Открою для Лидии (?) двери я вновь...

quid si prisca redit Venus
diductosque iugo cogit aeneo,
Si flava excutiturChloe,
reiectaeque patet ianua Lydiae.

Но во 1) "Разбредшихся" нельзя сказать про двоих; во 2) откуда же видно, что Гораций уже изменял Хлое? в 3) Lydiae едва ли Dativus. Действие должно происходить перед окном Лидии. Не Лидия же приходит петь к Горацию серенаду, а ученик Хлои приходит к Лидии от своей учительницы, которая

dulcis docta modos et citharae sciens.

Прощенья надо выпрашивать Горацию, а не Лидии, ей принадлежит и последнее слово.

Сохраняя ритм г. Порфирова, я сказал бы

А что как былая любовь наяву
Ярмом разлученных да медным поборет,
А что как я возжи у Хлои порву,
(вспомним выше me nunc
Thressa regit Chloe - непременно так (чтение Пеерлькампа): т. е. Хлоя водит меня на возжах)
Забытая ж Лидия двери отворит?..

С. 168-169:

III, 25 17 сл.

nil pavum aut humili modo
nil mortale loquar

Ни обыденного, иль низкими стихами (?),
Ни смертного я петь не буду.

И это Гораций!

Я понимаю место иначе:

Отныне ничего ничтожного, ни слова
Что в уровень с землей, ни замысла, чтоб был
Он всякому доступен.

Краткий отзыв в составе отчёта А. Н. Веселовского

Источник текста: Пятнадцатое присуждение премий имени А.С. Пушкина 1903 года: Отчет и рецензии I-IX. СОРЯС ИАН, 1904, т. LXXVIII, ? 1. СПб., 1904. С. 17-18. Без подписи. Рец. на кн.: Лирические стихотворения Квинта Горация Флакка. Перевод П. Ф. Порфирова. Изд. второе, исправленное. С.-Петербург. 1902.

См. об этом тексте письмо А. Н. Веселовскому от 30 сентября 1903 г. и примечания к нему.

17

VII

Лирические стихотворения Квинта Горация Флакка.
Перевод П. Ф. Порфирова.
Издание второе, исправленное.
(С.-Петербург, 1902 г.)

Рассмотрение труда г. Порфирова исполнено по просьбе Отделения И. Ф. Анненским. Вкратце его отзыв сводится к следующему:

Новый переводчик всех од Горация и "Векового гимна", ныне уже покойный, вложил в свой труд немало любви к делу и знаний, что заставляет нас с большим вниманием относиться к его книге. Г. Порфиров, конечно, уступает Фету в отношении поэтической интуиции, лирической выразительности речи и музыкальности стиха, но зато он зачастую стоит к тексту Горация ближе, чем его предшественник. Кроме того у г. Порфирова можно насчитать более десяти стихотворений, которые, независимо от сравнения их с переводами Фета, имеют несомненную художественную ценность (таковы в I книге ода 2-я, во II-й - 7-я, 9-я и в III-й - 17-я). Новый переводчик Горация обнаружил в своей трудной работе много сдержанности, т. е. он почти никогда не забывал, что он переводчик, и все время настойчиво держался текста (как понимал его Луциан Миллер), не увлекаясь ни фантазией, ни домыслами и, по-видимому, избегая реминисценций.

Язык "Лирических стихотворений" в общем проще Фетовского; это язык, так сказать, более стертый, обыден-

18

ный и прозаический, без блесток, но зато вы не встретите в нем неологизмов ad hoc* или провинциализмов. Неприятно действуют только амплификации, особенно когда они явно служат целям выполнения стихотворной строки или рифмовки, - да неблагозвучные скопления согласных. Кроме того в третьей и четвертой книгах несколько од представлено в переводах не вполне обработанных. Но эти недочеты, отнюдь не свидетельствуя о небрежном отношении покойного П. Ф. Порфирова к своему делу, напротив, как бы подчеркивают для нас тяжелую сторону его столь мало благодарного труда.

Принимая во внимание, что работа П. Ф. Порфирова составляет дальнейший шаг в приобщении Горацианской лирики к нашей словесности, было бы, я думаю, справедливым признать "Лирические стихотворения Горация" заслуживающими почетного отзыва Второго Отделения Императорской Академии Наук.

* Специально для этого случая (лат.)

Миллер Лукиан Адамович (Lucian Müller, 1836-1898) - немецкий филолог, долго преподававший в историко-филологическом институте Санкт-Петербурга на кафедре римской словесности. Л. А. Миллер издал научно подготовленные произведения Горация. Возможно, Анненский слушал в студенчестве его лекции. Подробнее страница Википедии.

Сокращения