![]() |
|
Начало \ Написано \ Г. И. Чулков |
Обновление: 05.11.2021 |
|||
Г. И. Чулков
Траурный
эстетизм. И. Ф. Анненский - критик
|
|||
Траурный
эстетизм.
Источник
текста: А, 1910,
? 4. Паг. 2. С. 9-10. 9 "Чтение поэта есть уже творчество". Этот афоризм в устах И. Ф. Анненского приобретал, особенное значение и как бы оправдывал принцип, положенный в основу его критических работ, принцип крайнего субъективизма. Читая "Книги Отражений", прежде всего видишь лицо их автора, его взгляд, улыбку, слышишь его голос, и та внутренняя творческая работа, которую совершал критик-читатель, является как что-то зримое и эстетически воплощенное. Нет, это не аналитическое исследование "Гамлета", "Трех сестер", "Клары Милич" или "Романцеро"*: это тени, видения, вызванные к новой таинственной жизни читателем-чародеем... Да, это - Принц Датский, но я вижу новый жест его, которого я не видел, когда смотрел глазами Шекспира; да, это - Маша, Чеховская Маша, но что-то еще открылось в её сердце... "Маша любит, чтобы ей говорили тихим голосом немножко туманные фразы, но чистые, великодушные и возвышенные фразы, когда самовар потух, и в столовой темнеет, а по небу бегут не то облака, не то тени"... И эта Клара Милич, конечно, та самая Клара, которую так предсмертно воспел Тургенев, но у неё было и другое имя... Евлалия... "Она сначала пела, потом перешла на драматическое амплуа, и в тоске любовного разочарования еще молодой приняла фосфор в Харьковском театре после первого акта Василисы Мелентьевой"... А портрет её такой: "Брови черные и почти сросшиеся прямой линией... И глаза черные - не желтые, как на испанских портретах, а именно черные, - это глаза-зрачки, трагические и самоосужденные"... А вот эти Гейневские призраки "Романцеро"... Да, они, все так же плывут по таинственным волнам: So traurig schwimmen die Todten... Но почему же они по иному теперь ужасны и по иному трагичны? Какие странные "Отражения" рассматриваем мы в этих книгах! И если в самом деле зеркальны эти книги, то не магическое ли стекло поставил перед нами мастер? Смерть сомкнула его уста, и мы не услышим больше его признаний, а в его книгах так мало разъясняющих слов, и самое сокровенное всегда маскируется улыбкой скептика и эстета... Но как далёк этот эстетизм от благодушия художественного гурманства: воистину это - траурный эстетизм... Анненский ничего не хочет знать до конца, потому что знать до конца значит верить во что-то, быть уверенным в чем-то. Но никакой веры Анненский не может принять в силу какой-то странной своей "гордости". Всегда он созерцает, эстетически созерцает - и только. И в траурной печали скользят перед ним видения. Это мстит за себя тайна искусства. "Мне отмщение и Аз воздам". За траурной завесой скрылось реальное. "Остались только вороны, туман и никем не оплаканные трупы, - да с ними одинокая, безысходно-пустынная душа поэта"... So traurig schwimmen die Todten... Иногда поэт-критик даже не видит всего лица, пригрезившегося кому-то в его глухой 10
ночи: лишь блеснёт единая черта, и вот уже спешит поэт к новому образу. Так гейневский Карл I из "Романцеро" торопливо проходит мимо созерцателя, но, однако, успевает ранить сердце, потому что при мгновенной вспышке магния было видно, как дрогнули "локоны на осужденной голове Стюарта"... Георгий Чулков * Имеются в виду статьи Анненского "Клара Милич", "Три сестры", "Гейне и его "Романцеро"", "Белый экстаз", "Гамлет" в "Книгах отражений". Из воспоминаний
Источник:
Чулков Г. И. Годы странствий / Вступит. ст., сост., коммент. М.
В. Михайловой. М.: Эллис Лак, 1999. О воспоминаниях Чулкова, связанных с И. Анненским, - в письме к нему Э. Ф. Голлербаха от 14 апреля 1930 г., см. фрагмент в статье к публикации А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика.
ИСТОЧНИКИ 1. Владислав Ходасевич.
Колеблемый
треножник. М., "Советский писатель",
1991.
|
Начало \ Написано \ Г. И. Чулков | |
|