Начало \ Именной указатель \ Анненский и Гумилёв \ Из критической прозы Н. С. Гумилева

Сокращения

Открытие: 1.09.2008

Обновление: 20.04.2023

Из критической прозы Н. С. Гумилёва

фрагменты статей и рецензий

страница "Анненский и Гумилёв"

 

Источник текста: Николай Гумилёв. Сочинения. В 3 т. Т. 3. Письма о русской поэзии / Подгот. текста, примеч. Р. Тименчика. М.: "Художественная литература", 1991.

Жизнь стиха

фрагмент

13

И. Анненский тоже могуч, но мощью не столько Мужской, сколько Человеческой. У него не чувство рождает мысль, как это вообще бывает у поэтов, а сама мысль крепнет настолько, что становится чувством, живым до боли даже. Он любит исключительно "сегодня" и исключительно "здесь", и эта любовь приводит его к преследованию не только декораций, но и декоративности. От этого его стихи мучат, они наносят душе неисчислимые раны, и против них надо бороться заклинанием времён и пространства.

Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

"О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно, ты та ли, та ли?"
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

14

"Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно..."
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.

С кем не случалось этого? Кому не приходилось склоняться над своей мечтой, чувствуя, что возможность осуществить её потеряна безвозвратно? И тот, кто, прочитав это стихотворение, забудет о вечной, девственной свежести мира, поверит, что есть только мука, пусть кажущаяся музыкой, тот погиб, тот отравлен. Но разве не чарует мысль о гибели от такой певучей стрелы?

Впервые - А, 1910, ? 7.

См. комментарий Р. Д. Тименчика в отношении этой статьи в прим. 125 к статье Анненского "О современном лиризме".

М.  Баскер в своей книге "Ранний Гумилев: путь к акмеизму" (СПб.: ИРХГИ, 2000) написал, приводя цитату, что эти "наблюдения Гумилева <...> - по поводу во много отличающейся от его собственного творчества поэзии Иннокентия Анненского" (с. 16). См. главу из этой книги "О  Царском Селе, Иннокентии Анненском и "царскосельском круге идей" Гумилева" PDF 1,3 MB.

Журнал "Весы". 1909 г. ? 9. Москва. Цена 1 руб.
Журнал "Остров". 1909 г. ? 2. Спб. Цена 25 к.

Вторая часть рецензии

50

Во втором номере 'Острова' стихи Анненского 'То было на Валлен-Коски' и 'Шарики'. Что же было на Валлен-Коски, что привлекло внимание поэта?

А ничего. 'Шел дождик из мокрых туч', после бессонной ночи зевали до слёз, а чухонец за полтинник бросал в водопад деревянную куклу. Но... 'бывает такое небо, такая игра лучей, что сердцу обида куклы обиды своей жалчей'. Слово найдено. Есть обиды, свои и чужие, чужие страшнее, жалчее. Творить для Анненского - это уходить к обидам других, плакать чужими слезами и кричать чужими устами, чтобы научить свои уста

51

молчанью и свою душу благородству. Но он жаден и лукав, у него пьяные глаза месяца, по выражению Ницше, и он всегда возвращается к своей ране, бередит её, потому что только благодаря ей он может творить. Так каждый странник должен иметь свою хижину с полустёртыми пятнами чьей-то крови в углу, куда он может приходить учиться ужасу и тоске.

'Шарики детски, деньги отецки, покупайте, сударики, шарики' - пусть громче звучит крик всех этих ярославцев, питерских мещан... или парижских камло на мокрых панелях, под дымным небом, и, уж конечно, не на празднестве весенних дионисий... Так больнее, так удивлённее будет взгляд у на минуту оставшегося одиноким.

Стих Анненского гибок, в нем все интонации разговорной речи, но нет пения. Синтаксис его так же нервен и богат, как его душа.

Впервые - А, 1909, ? 3.

Иннокентий Анненский. Кипарисовый ларец.
Вторая книга стихов (посмертная). К-во 'Гриф'. 1910 г. Ц. 30 к.
Александр Рославлев. Карусели. СПб. 1910 г. Ц. 1 р.
Е. Курлов. Стихи. Москва, 1910 г. Цена 60 к.
Александр Ротштейн. Сонеты. СПб. 1910 г. Цена 1 р. 50 к.
Василий Князев. Сатирические песни. СПб.
Саша Черный. Сатиры. СПб. 1910 г. Цена 1 р.

Первая часть рецензии

57

О недавно вышедшей книге И. Анненского уже появился ряд рецензий модернистов, представителей старой школы и даже нововременцев. И характерно, что все они сходятся, оценивая 'Кипарисовый ларец', как книгу бесспорно выдающуюся, создание большого и зрелого таланта. На это, может быть, повлиял тот факт, что Анненский, не примыкая идейно к кружку русских символистов, кстати сказать, не раз значительно уклонявшихся от поставленных себе целей, в то же время учился у тех же учителей - французских поэтов, работал над теми же проблемами, болел теми же сомнениями, хотя во имя иного. Русские символисты взялись за тяжелую, но

58

высокую задачу - вывести родную поэзию из вавилонского плена идейности и предвзятости, в котором она томилась почти полвека. Наряду с творчеством, они должны были насаждать культуру, говорить об азбучных истинах, с пеной у рта защищать мысли, которые на Западе стали уже общим местом. В этом отношении Брюсова можно сравнить с Петром Великим.

Анненский оставался чужд этой борьбе. Эстетизм ли тонкой, избалованной красотами Эллады души или набожное, хотя с виду и эгоистическое, стремление использовать свои силы наилучшим образом заставили его уединиться духовно, - кто знает?

Но только теперь, когда поэзия завоевала право быть живой и развиваться, искатели новых путей на своем знамени должны написать имя Анненского, как нашего 'Завтра'. Вот как он сам определяет свое отношение к русскому символизму в стихотворении, озаглавленном 'Другому':

Твои мечты - менады по ночам,
И лунный вихрь в сверкании размаха
Им волны кос взметает по плечам...
Мой лучший сон - за тканью Андромаха.
На голове ее эшафодаж,
И тот прикрыт кокетливо платочком,
Зато нигде мой строгий карандаш
Не уступал своих созвучий точкам.

Две последние строки особенно характерны для нашего поэта. В его стихах пленяет гармоническое равновесие между образом и формой - равновесие, которое освобождает оба эти элемента, позволяя им стремиться дружно, как двум братьям, к точному воплощению переживания. Круг его идей остро нов и блещет неожиданностями, иногда парадоксальностью. Для него в нашей эпохе характерна не наша вера, а наше безверье, и он борется за своё право не верить с ожесточенностью пророка. С горящим от любопытства взором он проникает в самые тёмные, самые глухие закоулки человеческой души; для него ненавистно только позерство, и вопрос, с которым он обращается к читателю: 'а если грязь и низость только мука по где-то там сияющей красе?' - для него уже не вопрос, а непреложная истина. 'Кипарисовый ларец' - это катехизис современной чувствительности.

Над техникой стиха и поэтическим синтаксисом И. Анненский работал долго и упорно и сделал в этой

59

области большие завоевания. Относя главное подлежащее на конец фразы, он придавал ему особенную значительность и силу, как, например, в стихах:

Я знал, что она вернется
И будет со мной - Тоска.

Причудливо перетасовывая придаточные предложения он достигал, подобно Малларме, иератической величественности и подсказывал интонации голоса, до него неизвестные в поэзии:

О нет, не стан, пусть он так нежно-зыбок,
Я из твоих соблазнов затаю,
Не влажный блеск малиновых улыбок,
Страдания холодную змею.

Его аллитерации не случайны, рифмы обладают могучей силой внушаемости.

Читателям 'Аполлона' известно, что И. Анненский скончался 30 ноября 1909 г. И теперь время сказать, что не только Россия, но и вся Европа потеряла одного из больших поэтов...

Впервые - А, 1910, ? 6.

Федор Сологуб. Собрание сочинений. Т. I, V. СПб. Изд. 'Шиповник'. Цена 1 р. 50 к.
Сергей Соловьев. Апрель. Вторая книга стихов. Москва. К-во 'Мусагет'. 1910 г. Цена 2 р.
Николай Морозов. Звездные песни. Москва. К-во 'Скорпион', 1910 г. Цена 1 р. 50 к.
Н. Брандт. Нет мира миру моему. Стихи. Киев. 1910 г.
Сергей Гедройц. Стихи и сказки. СПб. 1910 г. Ц. 2 р.

фрагмент рецензии

62

Словарь благородный, но зато какой невыразительный*; сравните его хотя бы со словарем Брюсова или Бальмонта; я не говорю об Иванове или Анненском, у которых прилагательное своей глубиной и красочностью совершенно подавляет существительное.

* Речь идёт о Ф. К. Сологубе.

Впервые - А, 1910, ? 9.  Июль - август.

Поэзия в "Весах"

фрагмент

69

Нельзя сказать, что в стихотворном отделе "Весов" не было серьёзных упущений; таково, например, замалчивание И. Ф. Анненского (за всё время о нём было, кажется, всего три заметки и ни одного его стихотворения); непривлечение к сотрудничеству П. Потёмкина, одного из самых своеобразных молодых поэтов современности <...>

Впервые - А, 1910, ? 9.  Июль - август. Паг. 1. С. 44.

И. Ф. Анненский. Вторая книга отражений.
П., 1909. Ц. 80 к.

172

Автор прав, говоря, что его книга "одно в себе". Это настоящий роман, но без фабулы, без картин. Пусть в нём появляются то Пушкин, то Гейне, то Ибсен, то Достоевский, мы чувствуем, что это только личины, которые автор по странному, а может быть и глубоко обоснованному капризу не пожелал претворить в собственные образцы, и что единство времени и места соблюдено с точностью почти педантической. Но что в наше время пленительнее педантизма?

Время Экклезиаста прошло безвозвратно. "Суета сует и всяческая суета" для нас только "медь звенящая, кимвал бряцающий". Мир стал больше человека, и теперь только гимназисты (о, эти вечные гимназисты мысли!), затосковав, шалят с пессимизмом. Взрослый человек (много ли их?) рад борьбе. Он гибок, он силен, он верит в своё право найти землю, где можно было бы жить. Мне представляется, что автор "Книги отражений", почуяв первое веянье древней тоски, не улыбнулся и не нахмурился, а вздохнул облегчённо, как человек наконец нашедший свое дело. Колдовством своей бессонной мысли, как Аэндорская волшебница, стал вызывать он тени былых пророков и царей, чтобы говорить с ними о деле жизни. И они открыли свои тайные лица, такие нежданные и странно-знакомые. Вот Гейне, замученный жизнью, как конквистадор ацтеками, плачет и смеется в одно и то

173

же время. Гамлет открывает наконец свою роковую тайну - вечное сомнение в своем происхождении. И Достоевский, алмазное солнце мысли, говорит, что нет ни счастья, ни печали, один холод созерцания. Но зорко смотрит вызывающий тени, ничего не принимает на веру, ничему не говорит ни своего "да", ни своего "нет".

Книга Анненского сама нуждается в отражении, чтобы быть понятой.

Помимо многого, о чём не место говорить в коротенькой рецензии, в книгах Анненского особенно радует редкая, чисто европейская дисциплина ума. Он любит мелочи, детали нашей культуры и умеет связывать их с целым. Нам кажется неважным, кем рождён Гамлет, убитым ли королём, или его убийцей. Анненский подробно разбирает вопрос и находит нити, связывающие судьбу датского принца с нашей.


На основании одной только "Тамани" он открывает нам всего Лермонтова и может быть не столько Лермонтова, сколько "Того" тайного, весёлого охотника за солнцами, будущего человека.

Как систематик, разбирает он сцепление идей в "Преступлении и наказании", снабжает свою статью чертежом. Но он всегда поэт, и каждая страница его книги обжигает душу подлинным огнём.

Впервые - 'Речь'. 11 мая 1909 г.

"Суета сует..." - из библейской книги Екклесиаста, или Проповедника.
..."Медь звенящая..."
- из Первого послания св. апостола Павла к Коринфянам.
Аэндорская волшебница
- персонаж библейской Первой Книги Царств.

"Письма о русской поэзии"

фрагменты

37 (XXIII)

133

Маленький городок, затерянный среди огромных парков с колоннами, арками, дворцами, павильонами и лебедями на светлых озерах, городок, освящённый памятью Пушкина, Жуковского и за последнее время Иннокентия Анненского, захватил поэта <В. А. Комаровского>, и он нам дал не только специально царскосельский пейзаж, но и царскосельский круг идей.

Где лики медные Тиверия и Суллы
Напоминают мне угрюмые разгулы,
С последним запахом последней резеды,
Осенний тяжкий дым вошёл во все сады,
Повсюду замутил золоченые блики.
И черных лебедей испуганные крики
У серых берегов открыли тонкий лёд,
Над дрожью нового тёмно-лиловых вод...

Из стихотворения "Над городом гранитным и старинным..."

Читая эти строки, вспоминаешь, и радостно вспоминаешь, Анри де Ренье и И. Анненского. Близость по духу ещё не есть ученичество. И самая мысль, столь блестяще осуществленная, - слить эстетическую наблюдательность французского поэта с нервным лиризмом русского - указывает на творческую самостоятельность гр. Комаровского.

134

Вышедшая в этом году в количестве ста нумерованных экземпляров вакхическая драма Иннокентия Анненского 'Фамира кифаред' - после 'Кипарисового Ларца' самая значительная книга покойного поэта. Она является продолжением и завершением его более ранних попыток возродить античность, вроде 'Иксиона', 'Меланиппы Философа', 'Лаодамии' и замечательного по глубине и новизне высказываемых там мыслей трактата 'Античный миф в современной французской поэзии'. Иннокентий Анненский, весь порыв, весь трепетание, был одинаково далёк как и от мысли Возрождения, что свет не впереди, а позади нас, т. е. у древних греков, так и от современного желания помародёрствовать в этом чужом и прекрасном мире, пользуясь готовыми идеями и звучными собственными именами. Он глубоко чувствует миф, как извечно существующее положение или, вернее, отношение между двумя непреходящими единицами, связанное с открывшей его эпохой только очень поверхностно. Лишь хороший вкус да стремление к прекрасной трудности (о ней, между прочим, он говорит в упомянутом выше трактате) помешали ему создавать на канве мифа символически-аллегорические драмы. Он ни за что не хотел покинуть существующего, с его ярким, образным языком и нюансами психологии, ради унылой отвлеченности, но для трактовки мифа ему был необходим налёт необычности, и он достигал его, причудливо соединяя античность с современностью. Его персонажи взяты из античного мира, они не делают ничего, что не было бы свойственно их эпохе, но их разговоры, за исключением общепоэтической повышенности (драма написана в 1906 году), остро современны. Конечно, мы не знаем,

135

как говорили древние греки, язык их поэтов - не разговорный язык, но всё же нельзя поверить, чтобы в их словах звучали отголоски Бальмонта и Верлена. Иннокентий Анненский делает это вполне сознательно, даже как будто с вызовом, что доказывается и его анахронизмами, вроде знаменитой скрипки Аполлона. В 'Фамире кифареде' - два музыкальные мотива, разделённые, но необходимые друг другу: история самого Фамиры и фон, на котором она разыгрывается, хоры то безумных мэнад, то весёлых сатиров. Остов истории таков: 'сын фракийского царя Филаммона и нимфы Аргиопы, Фамира, или Фамирид, - прославился своей игрой на кифаре: его надменность дошла до того, что он вызвал на состязание муз, но был побеждён и в наказание лишён поэтического дара'. И. Анненский осложняет эту схему внезапной любовью нимфы к своему сыну и рисует последнего мечтателем, чуждым любви и всё-таки погибающим в сетях влюблённой в него женщины. Рок является в образе блистательно равнодушной музы Эвтерпы, о которой одно из действующих лиц говорит:

Надменная - когда меж нас проходит,
Рукою подбирает платье. Пальцы
И кольца хороши на розовых у ней
И тонких пальцах - только, верно, руки
Холодные - и все глядит на них
С улыбкою она - уж так довольна...

Фамира выжигает себе углем глаза и идет выпрашивать подаяния, преступная мать, превращённая в птицу, сопровождает его в скитаниях и вытаскивает жребии из уже бесполезной кифары. Они идут, словно с похмелья, а позади всё звучит, еще слышнее в воспоминаниях, торжествующий и томный клич мэнад:

Эвий, о бог, разними наш круг,
          О Дионис!
Видишь, как, томно сомлев, повис
Обруч из жарких, из белых рук,
          О Дионис!

Впервые - А, 1914, ? 1 <римская нумерация>.

40 (XXVI)

154

... в книге порой встречаешь перепевы строчек Ахматовой, а для одного стихотворения пришлось даже взять эпиграф из "Баллады" Иннокентия Анненского, настолько они совпадают по образам.

Рец. на кн.: Георгий Адамович. Облака. Стихи. Изд. Гиперборей. П., 1916. Ц. 1 р. Впервые - А, 1916, ? 1.
Речь идёт о Г. В. Адамовиче и его стихотворении "Так тихо поезд подошел...".

43 "Арион"

167

... два же первые, неловкие в своей сентиментальности, к тому же не совсем самостоятельны: первое имеет образец в книге Владислава Ходасевича "Счастливый домик", второе напоминает сразу несколько вещей Иннокентия Анненского.

Рец. на кн. Арион. I, Пб., Сиринга, 1918. Впервые - "Жизнь искусства, 1918, 1 ноября.
Речь идёт о Вс. А. Рождественском.
Стихотворение "В детском сквере" сближается с "Одуванчиками" ("Захлопоталась девочка...", 1909) И. Ф. Анненского.

вверх

Начало \ Именной указатель \ Анненский и Гумилёв \ "Письма о русской поэзии" Н. С. Гумилева


При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005
-2023
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com

  Яндекс цитирования