Сокращения

Обновление: 15.12.2022

А.Е. Аникин
Философия Анаксагора в "зеркале" творчества Иннокентия Анненского¹

страница автора

Источник текста: "Известия СО АН СССР. История, филология и философия". Новосибирск, "Наука", 1992, вып. 1 (февраль-май), с. 14-19.

Переработанный и дополненный вариант статьи, без кавычек в заголовке включён в издание: Аникин А. Е. Иннокентий Анненский и его отражения: Материалы. Статьи. - М. : Языки славянской культуры, 2011. С. 242-251.

14 

Значительную часть вклада, внесенного в русскую культуру выдающимся поэтом начала XX в., педагогом и ученым-филологом И. Ф. Анненским (1855-1909), составляет осуществленный им перевод трагедий Еврипида. Работа над этим переводом, превосходное знание античности наложили глубокий отпечаток на творчество Анненского, отразившись, в частности, на четырех его оригинальных трагедиях, три из которых ("Меланиппа-философ", "Царь Иксион", "Лаодамия") содержат момент "реконструкции" не сохранившихся произведений Еврипида. В древнем трагике его царскосельский "собеседник"² видел некий идеал поэта "как зеркала, собирающего и отражающего чужие, ничьи лучи"³ - "лучи" мысли античных поэтов и философов. Подобные представления о поэте в полной мере могут быть отнесены и к самому Анненскому. Развивавшаяся им в критической прозе концепция "ничьей", "анонимной" поэтической речи нашла последовательное воплощение в его собственных стихах (ср., между прочим, псевдоним Анненского Ник. Т-о или Никто, как бы соответствующий самому принципу порождения "ничьего" поэтического текста⁴).

В настоящей статье затрагивается один из "скрытых" аспектов (несомненно, очень важный) темы "Анненский и Еврипид", а именно связанный с Анаксагором. Еврипид считался в древности одним из его великих учеников и, хотя "ученичества в прямом смысле здесь, по-видимому, не было"⁵, анаксагоровский подтекст отчетливо обнаруживается в "Алкесте", "Оресте", "Троянках", а также в отрывках не сохранившихся трагедий Еврипида. Русский поэт, конечно, был знаком с относившимися к Анаксагору доксографическими и биографическими источниками и не раз писал о нем, ср., например, утверждение о том, что "тесная связь Еврипида с отцом рационализма <...> проходит довольно яркой полосой даже в остатках его поэзии"⁶.

К системе Анаксагора восходил целый ряд ключевых для русского поэта взаимосвязанных принципов, нашедших свое выражение в его поэзии и

15

его восприятии русской и мировой литературы. Это, прежде всего, рационализм, затруднявший Анненскому, по оценке С. К. Маковского, погружение в стихию "жуткого", "страшную символику древних"⁷. С "отцом рационализма" у Анненского так или иначе соотносилось стремление "за вещами познать их сущность"⁸, увидеть в поэзии "искусство мысли"⁹, угадать за царящей в природе красотой "иную вечную красоту"¹⁰. Сюда примыкают признание вечности материи, представление о душе человека как "об атоме мирового духа", "созвучно трепещущем" при веянии "мира идей"¹¹, который пробуждает в "атоме" силу и величие, совесть и сострадание¹². Аналоги этих и других положений суммированы в одном из монологов Меланиппы в трагедии "Меланиппа-философ" - несомненно, под влиянием сведений о не дошедшем еврипидовском прототипе этой трагедии.

Уступив "желаниям и ласкам" Посейдона, дочь царя Эола Меланиппа родила двух близнецов и была вынуждена скрывать свое материнство. Приняв детей за демонов или за дурное предзнаменование, царь обрек их на смерть. Движимая, подобно еврипидовским Меланиппе или Креусе (в трагедии "Ион") скрытым "пафосом материнства"¹³, героиня Анненского произносит в защиту своих детей пространную речь, пытаясь с помощью космогонии Анаксагора доказать бессмысленность решения Эола. Напомним суждение Анненского о Еврипиде: "Поэт заставил не одну Гекубу проповедовать учение Анаксагора, он вывел на сцену настоящего философа в пеплосе, и его Меланиппа <...> прочитала с подмостков целую лекцию по физике"¹⁴. Не касаясь пока Гекубы (в "Троянках"), подчеркнем, что бесспорным источником упомянутого монолога "анненской" Меланиппы послужило сочинение Анаксагора "О природе" и некоторые фрагменты трагедий Еврипида. Характер соответствий между текстом Анненского и его источниками может быть проиллюстрирован следующими сопоставлениями:

16

Нус (греч. νοῦς, собственно, "разум, мысль"), т. е. некий космический агент, преобразующий первозданный Хаос, появляется в сочинении Анаксагора не сразу, но после изложения основных положений его теории материи. Сходным образом, Дух, эквивалент нуса, вводится у Анненского после рассказа о Хаосе и "семенах". Отождествление Духа и "вышнего бога", безусловно, напоминает мысль Анненского о том, что Анаксагор дал Еврипиду "свободное отношение к Олимпийской легенде"¹⁹. Подобное отношение прослеживается и в обращенной к Зевсу молитве Меланиппы в "Прологе" трагедии Анненского, перекликающейся с молитвой Гекубы в "Троянках" Еврипида²⁰:

(ср. восклицание Меланиппы в "Исходе" трагедии: О бог, о чистый разум! явно близкое к тексту одного из фрагментов Еврипида: "Ибо наш бог есть разум в каждом из нас"²³).

"Дух" Анненского, по всей видимости, отсылает не только к анаксагоровскому "нусу", но и к евангельскому "духу", как о нем говорится у Иоанна (гл. 3.8): "Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от духа". Такого рода двойная отсылка соединяла духовные начала античного и христианского миров²⁴, имплицируя признание "анонимности" самой идеи нуса-Духа²⁵ - в соответствии с представлением о "ничьей" поэтической речи как "искусстве мысли".

При большом сходстве обрисованной в трагедии Анненского картины инициированного Духом космического вихря с ее анаксагоровским прото-

17

типом, она содержит некоторые существенные моменты, отсутствующие у Анаксагора, в частности, "подъятие" из Хаоса смешанных "зерен" (= "семян" или "мироначал"), предшествующее вихрю или вращению как таковому. "Пафос" побеждающего Хаос нуса-Духа (ср. греч. πάθος) как бы оказывался в основе мироздания, создавая прецедент того, что Анненский называл оправдывающим жизнь "мыслестраданием"²⁶. Слово "подъять" соотносило космический первотолчок Духа со сквозной формулой творчества Анненского, обозначающей один из основных предикатов трагического героя или поэта²⁷, ср. высказывание о "борьбе и муках, подъятых Титаном" (об эсхиловском Прометее)²⁸. В стихотворении "Дочь Иаира" о Сыне человеческом - Христе - говорится:

Тот, грехи подъявший мира,
Осушавший реки слез,
Так ли дочерь Иаира
Поднял некогда Христос?

Ослепивший себя герой трагедии "Фамира-кифаред" (воплощение размышлений Анненского об "идеальном поэте" - "пасынке человечества"²⁹) молит богов не оставить его одного

                    ...ради муки,
Подъятой им свободно...

Роль Гоголя в развитии русской литературы оценивалась словами "Что было бы с нашей литературой, если бы он один за всех нас не подъял когда-то этого бремени и этой муки и не окунул в бездонную телесность нашего столь еще робкого, то рассудительного, то жеманного, пусть даже осиянно-воздушного пушкинского слова"³⁰ (выд. Анненским); ср. также о Достоевском: "Если он берет на себя грехи мира, то <...> лишь потому, что не может не бремениться муками..."³¹

Характерное для Анненского представление о "красоте в природе"³², слагающейся из запаха, аромата, разнообразия цвета (лучей) и некоторых очертаний, форм, возвращает к выделяемым у Анаксагора трем видам свойств неуничтожимых "семян всех вещей" (вкусы и запахи, цвет и формы). Соответствующий анаксагоровский подтекст, соотнесенный с идеей бесконечной цепи "расцеплений" и "сцеплений" "атомов", приводимых в движение нусом-Духом, присутствует, например, в "Прологе" "Меланиппы", где звучит мотив перенесения из земной жизни в "новую" образа родины: О Пелий! / Зеленый и с белой короной! / И ели, / И токи смолы благовонной <...> Для новых небес / Не забудем тебя мы...³³ В стихотворении "Еще лилии"³⁴ идет речь о том, что

...улыбаясь жизни новой,
И из земного жития
Душа, порвавшая оковы,
Уносит атом бытия.

Готовясь расстаться с телом, "я" поэта, "атом духа", хочет взять с собой из земного существования своего рода сувенир - образчик земной, но вечной красоты

18

Одной лилеи белоснежной
Я в новый мир перенесу
И аромат и абрис нежный

- абстрактный образ лилии, складывающийся из цвета, аромата и "абриса". В "Негибнущем аромате" Анненского, в переводе из Леконта де Лиля, говорится о запахе розы, но не о ее цвете и "абрисе", что, однако, соответствует оригиналу. В финальной строфе переводчик неожиданно вводит мотив "атома из атомов", отсутствующий в оригинале, но, несомненно, обнаруживающий общие семы с "бесконечным временем" у французского поэта. Подобно тому как в стихотворении "Еще лилии" "атом" оказывается ипостасью души, в "Негибнущем аромате" он отождествляется с разбитым сердцем - "фиалом", навеки погруженным в благоухание розы и обретающим в нем бессмертие:

Сердцу любви не дано, -
Но, и меж атомов атом.
Будет бессмертно оно
Нежным твоим ароматом.

Аромат розы понимается обоими поэтами как "душа" розы, "негибнущая" эссенция (ср. амброзию как пищу и благовонное притирание богов). Существенно, что в монологе Меланиппы "розы аромат" фигурирует в перечне "начатков всех вещей", выступая как нечто изначально и вечно присутствующее в мире. Финал "Негибнущего аромата" откликнулся в "Царе Иксионе", где герой говорит о любви к Гере:

Сна мне не надо, нимфы,
Нимфы, она меня любит,
Сердце мое полно
Жарким ее ароматом.

Страсть к бессмертной вспыхивает в Иксионе именно под воздействием роз, сорванных в саду Геры и сплетенных Эротом в венок, украсивший голову преступного царя³⁵. Аромат волшебных цветов становится как бы проводником "дыхания" вечного Духа, возбуждающего в душе Иксиона "дерзновенную" страсть, но и превращающую царя в поэта, способного тревожить сердце богини "сладким ядом" слов³⁶. Признание Геры

Ты сердце мне тревожишь... Мы не слышим
Таких речей на высях золотых

возвращает к представлениям Анненского о слове как символе божественности человека³⁷ и его причастности к вечности.

Глубинную соотнесенность аромата с одухотворяющим, возвышающим воздействием на душу человека Анненский усматривал в эксоде еврипидовского "Ипполита", где гибнущий герой ощущает целительное благоухание божества - "бессмертных одежд" Артемиды³⁸. В "Исходе" "Меланиппы" Анненского ослепленной героине является ее мать, превращенная в звезду Гиппа, "унесшая" в небо запах своих волос и "сирийских смол"³⁹, в котором Меланиппа слышит напоминание о своем детстве и собственных детях. В системе ценностей Анненского "пафос материнства" Гиппы и самой

19

Меланиппы ничуть не уступает божественному снисхождению Артемиды к Ипполиту:

"Небесный аромат" Гиппы и ее рассказ наполняют Меланиппу "чувством, поразительно напоминающим экстаз христианина, принявшего страдание, - чувством всепрощения и понимания"⁴¹. Униженная несчастьем и слепотой царевна приемлет свой удел узницы, отвергая "счастье темных душ" (Ср.: "Не угасай во мне, эфир...") и находя спасение в "мыслестрадании" ради будущей славы своих детей, "эолидов"⁴².

Институт русского языка АН СССР, Москва

С н о с к и:

¹ См. также: Аникин А. Е. Ахматова и Анненский. Заметки к теме. I-VII. Препринт. - Новосибирск. 1988-1990.
² Анненскому "мнилось", что "он <...> умел беседовать с первым трагиком личности через века" (Иванов Вяч. О поэзии И. Ф. Анненского // А, 1910, ? 4, с. 19-20); ср.: "...директор Царскосельской гимназии, Анненский долгие ночи боролся с Еврипидом, впитывал в себя змеиный яд мудрой эллинской речи, готовил настой таких горьких, полынно-крепких стихов, каких никто ни до, ни после его не писал" (Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987, с, 64).
³ Цитируется по: Тименчик Р. Д. Текст в тексте у акмеистов // Учен. зап. Тартусского гос. ун-та. Тарту, 1981, ? 567, с. 72-73.
⁴ Сказанное определяет, однако, лишь наиболее общий смысл псевдонима, имеющего, как и подобает подлинному мифопоэтическому имени, целый ряд мотивировок. Речь идет, в частности, о его соотнесенности (анаграмматической) с именем Анненского Иннокентий, с именем Никто, которым Одиссей назвался Полифему в его пещере.
⁵ Рожанский И. Д. Анаксагор. У истоков античной науки. М., 1972, с. 218. См. в этой книге наряду с переводами соответствующих текстов изложение и подробный анализ системы древнего мыслителя, сведений о его личности и т. п.
⁶ Анненский И. Ф. Античная трагедия // МБ, 1902, ? 11, с. 39.
⁷ Топоров В. Н. Две главы из истории поэзии нашего века: I. B.A. Комаровский - II. В.К. Шилейко (К соотношению поэтики символизма и акмеизма) // "Russian literature", 1979, с. 259.
⁸ Анненский И. Ф. Эврипид: поэт и мыслитель // Вакханки. Трагедия Эврипида. СПб., 1894, с. XXI.
⁹ КО, с. 187.
¹⁰ Там же, с. 217.
¹¹ Там же, с. 216-217.
¹² Ср.: "Божественная сила духа, веющего в людях, где он хочет, и безмерность человеческого страдания, которая нужна была поэту, чтобы показать нам всю силу и все величие нашей души, - вот мотивы поэзии Достоевского <...> А отсюда - нечто высшее, чем жизнь отдельного человека, замкнутая между его рождением и смертью, отсюда и совесть <...> второстепенность вопроса о смерти" (КО, с. 28).
¹³ Театр Еврипида. Перевод и объяснительные статьи И. Ф. Анненского. СПб., 1906, т. I, с. 541.
¹⁴ Анненский И. Ф. Эврипид: поэт и мыслитель..., с. LXII.
¹⁵ Стихи Анненского здесь и далее цитируются по изданию: СиТ 59. Отредактированы мною по СиТ 90.
¹⁶ По Анненскому, Еврипид "признавал два начала в мире - бога и материю, землю и эфир, дух и тело <...> для него душа человека после смерти возвращается в эфир, как тело идет в землю" (Анненский И. Эврипид: поэт и мыслитель... - С. XXV). Эти слова очень близки по содержанию фрагменту Еврипида "Хрисипп" (см.: Рожанский И. Д. Анаксагор..., с. 292). В финале своего монолога Меланиппа призывает отца "не гасить" в своей душе "дивного эфира".
¹⁷ Интересно ироническое "разыгрывание" темы духа и бога в сонете Анненского "Человек": Но был бы мой свободный дух - / Теперь не дух, я был бы бог...
¹⁸ Рожанский И. Д. Анаксагор..., с. 141, 292-298.
¹⁹ Анненский И. Ф. Эврипид: поэт и мыслитель..., с. XXI.
²⁰ Трагедии Еврипида здесь и далее цитируются по изданию: Еврипид. Трагедии. Т. I-II.  М., 1969 (перевод Анненского; "Умоляющие" и "Троянки" опубликованы в переводе С. Шервинского).
²¹ Ср. в конце третьего действия трагедии обращение Меланиппы к Посейдону: Ты, Посейдон! <...> Кто б ни был ты...
²² Слова троянки отражают не только взгляды Анаксагора, но и Гераклита, "согласно учению которого миром правит закон необходимости" (Ярхо В. Комментарии // Еврипид. Трагедии. Т. II. М., 1969, с. 718).
²³ Рожанский И. Д. Анаксагор... - С. 267. : "
²⁴ Ср. у Анненского осмысление ужаса и со-страдания - двух главных трагических элементов в аристотелевской концепции драмы - как полюсов "нравственного бытия" человечества, прошедшего между ужасом "ветхозаветных" молний над Синаем и "эфиром" христианского сострадания над Генисаретским озером (КО, с. 58).
²⁵ При оценке той или иной идеи для Анненского был важен прежде всего сам факт ее существования, ср. его высказывание: "... не имеет никакого значения, кем рождена идея" (см. подробнее: Аникин А. Е. Ахматова и Анненский. Заметки к теме. I-VII. Препринт. Новосибирск, 1988-1990, с. 17).
²⁶ См. подробнее : Хрусталева О. О. Эволюция героя в драматургии Иннокентия Анненского // Русский театр и драматургия революции 1905-1907 гг. Л., 1987, с. 60.
²⁷ В "анненских" переводах Еврипида "подъять" нередко выступает как эквивалент греч. ωπάοχω - "претерпеваю, страдаю".
²⁸ Анненский И. Ф. Античная трагедия..., с. 4.
²⁹ Анненский И. КО, с. 201.
³⁰ Там же, с. 228.
³¹ Там же, с. 238.
³² Там же, с. 466.
³³ Ср. с учетом царскосельского локуса Анненского: Все глазами взять хочу я / Из темнеющего сада <...> Чтобы сердце, сны былые / Узнавая, трепетало... ("Перед закатом").
³⁴ См. о нем также: Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л., 1972, с. 111-113.
³⁵ Ср.: КО, с. 201.
³⁶ Эффекту "веяния" Духа, "мира идей" (дающею о себе знать через любовь, поэзию, со-страдание и т.п.) в текстах Анненского нередко соответствует, по крайней мере, в отдаленной перспективе, конструкции типа "не полюбить (уже) не можешь" (в "Царе Иксионе", "Весеннем романсе" и пр.), ср. в написанном "на мотив Поля Верлена" стихотворении "Каприз": Загадкою ты сердце мне тревожишь <...> Но если вещий бред поэтов только ложь, / Ты, не умея лгать, не лгать не можешь.
³⁷ КО, с. 481.
³⁸ Ср.: в "Явлении божества" - переводе из Л. де Лиля - мотив "бессмертно-белых волн" одежды "полярной" Артемиды (см. еще: КО, с. 408).
³⁹ Из параллелей в лирике Анненского отметим строки Лучше смол дыханье, синих смол, / Только нить его без разделенья... ("Аромат лилеи мне тяжел...").
⁴⁰ Отметим также монолог разлучаемой с сыном Андромахи в "Троянках": Сокровище бесценное мое! / О, сладкий запах твой...
⁴¹ Хрусталева О. О. Указ. соч., с. 62. Ср. "анненскую" концепцию эксода "Ипполита", согласно которой Еврипиду здесь "грезились <...> мечта и философский идеализм евангелия" (КО, с. 396-397).
⁴² Ср. в стихотворении Н. Гумилева "Памяти И. Ф. Анненского" (1911 г.) образ Музы "отошедшего" поэта - ослепленной и с угасшим "светом" души: ...в ней нет отныне света, / И раны, раны вместо глаз.

вверх

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2022
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com