|
|
|
| Начало \ Издания \ пластинка 1983 | |
|
Открытие: 15.11.2009 Обновление: 11.11.2019 |
||
 |
Страницы русской поэзии
XVIII-XX в.в.
© "Мелодия", 1983
|
 |
|
Издание интересно ещё и тем, что имена И. Ф. Анненского и И. А. Бунина не часто связываются. Анненский даёт краткую характеристику Бунину в в первой части статьи "О современном лиризме" ("ОНИ") и упоминает его в своих размышлениях о цинизме в черновике доклада "Поэтические формы современной чувствительности". Один раз они даже встречались, о чём вспоминал Г. В. Адамович. В этих воспоминаниях передан некоторый оттенок пренебрежения со стороны Бунина по отношению к поэзии Анненского. За возможность комфортной работы с изданием и оцифровку выражаю сердечную благодарность Отделу искусств Новосибирской Государственной Областной Научной Библиотеки в лице его руководителя Л. Ю. Бердниковой.
Сторона 2 (23.05)
фрагмент аннотации Иннокентий Анненский (1855-1909) при жизни своей был известен как педагог (около десяти лет он был директором гимназии в Царском Селе), как переводчик Еврипида и отчасти как критик. Но мало кто знал, что Иннокентий Федорович - лирический поэт удивительной силы и своеобразия. Судьба его была мучительной, существование раздвоенным: служащий по ведомству Министерства народного просвещения, он долгие годы писал стихи лишь урывками и тайком. Свой первый стихотворный сборник Анненский выпустил в возрасте сорока восьми лет под псевдонимом "Ник. Т-о", то есть "Никто". Стечение всех этих житейских обстоятельств, к тому же равнодушие издателей к его поэзии, слава, пришедшая только посмертно, отражены в стихотворении Анны Ахматовой "Учитель". В нем идет речь о трагической смерти поэта от паралича сердца на ступеньках лестницы Царскосельского (ныне - Витебского) вокзала в Петербурге - за четыре месяца до выхода в свет главной книги его лирики "Кипарисовый ларец", оказавшей огромное влияние на русскую поэзию предреволюционной эпохи:
А тот, кого учителем считаю, Ахматова, для которой поэзия Анненского открыла мир "вещественности" и углубленного психологизма, писала: "...дело Анненского ожило со страшной силой в следующем поколении. И если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни на страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное "Деду Лиду ладили..." ("Колокольчики") у Хлебникова, своего раёшника ("Шарики детские") у Маяковского и т. д. Я не хочу сказать этим, что все подражали ему. Но он шел одновременно по стольким дорогам! Он нес в себе столько нового, что все новаторы оказывались ему сродни..." Это шествие по многим дорогам одновременно, о котором говорит Ахматова, объясняется первоосновой поэтического творчества Анненского - он сам признавался: "За стольких жить мой ум хотел, что сам я жить забыл". В стихах своих он жил и переживал за других людей, близких и чужих, встреченных в дороге, промелькнувших в газетной хронике, и даже за литературных персонажей, за всех "не-я", как он любил говорить, - за старых эстонок, чьи сыновья замучены карателями в революцию 1905 года, за гётевскую Гретхен (стихотворение "Милая" - вариации на темы "Фауста"). Более того, Анненский сумел вчувствоваться и в муку безгласных вещей, предоставив им в своей поэзии как бы право голоса, вернее, стона, хрипа, немой жалобы. Это - измученные вечной бездомностью колокольчики и бубенчики, причитающие на разные голоса: "дома бы день, день один". Это - заикающийся лепет будильника, лихорадочный напев изношенной шарманки, размеренное страдания маятника часов в форме лиры - символа поэзии. Как отдельные стихотворения связываются единством страдания в разных сферах реальности (от социальной до глубоко интимной) в "трилистники", трехчастные циклы, так и живое с неживым, вещи с людьми сцеплены все той же всеобщностью горя и обиды, и "обида куклы" - чучела в человеческий рост, которое для развлечения туристов кидают в поток финского водопада Валлен-Коски, - становится "обиды своей жалчей". Это уникальное умение "всех пожалеть" (можно ведь сказать и "всех выслушать") необычайно расширило всю слуховую сферу поэзии Анненского - в нее вошли звуки улицы, трактирный гул, обрывки обывательских разговоров и любовных признаний, напев панихиды и крики разносчиков. Даже в самых "гармоничных" стихах Анненского, посвящённых статуям и памятникам царскосельских парков проявился тот же мучительный дар сопереживания, безжалостное воображение, проникающее и в боль каменной плоти. Лиризм тревожных пророчеств роднит Анненского с Блоком, и его "Петербург" вторит блоковскому "Петру". Сам Блок находил в Анненском "невероятную близость переживаний".
|
||
|
|
Составитель
