Открытие: 15.10.2007
Обновление: 05.11.2023
|
|
|
| Начало \ Именной указатель \ Т. А. Богданович \ Воспоминания Т. А. Богданович (2007) | |
|
Открытие: 15.10.2007 |
Обновление: 05.11.2023 |
 |
Татьяна Богданович Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880-1909 Новосибирск: Изд-во "Свиньин
и сыновья", 2007.
|
 Т. А. Богданович. 1898 г. Архив семьи Богданович ПК. С. 79. Воспроизведено на фронтисписе |
|
Редакторы В. Ф. Свиньин, Т. А. Янушевич.
©
Богданович Т. А., Позднева О. Л., 2007 Аннотация: При оформлении книги использован герб, пожалованный Николаю Ильичу Анненскому (деду Иннокентия Фёдоровича и Николая Фёдоровича), коллежскому советнику, получившему в 1804 году потомственное дворянство "заслугами по службе гражданской" [Общий гербовник дворянских родов Российской Империи. СПб., 1807. - 4. VIII. С. 153-154]. См. описание Обратная сторона обложки:
Татьяна Александровна Богданович (1872-1942),
рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опёкой беззаветно
любящей тёти - Александры Никитичны,
детской писательницы, переводчицы, и дяди - Николая Фёдоровича, крупнейшего
статистика, публициста и выдающегося
общественного деятеля. Вторым её дядей был Иннокентий Фёдорович Анненский,
один из самых замечательных поэтов "Серебряного века". Ещё был "содядюшка"
- так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи.
Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге. Публиковаться начала с 24 лет.
Большинство её статей и книг посвящено вопросам истории и политики.
Презентация книги состоялась в Петербурге 17 января 2008 г. в 19 часов в Центре современной литературы и книги по адресу: набережная Макарова, д. 10.
ОГЛАВЛЕНИЕ О. Л. Позднева.
Четыре семьи: Ткачёвы, Крили, Анненские, Богдановичи
- 5 ПОВЕСТЬ МОЕЙ ЖИЗНИ. ВОСПОМИНАНИЯ. 1880-1909 - 34
Первые годы
жизни. Сибирь
- 36
Алфавитный
комментированный указатель имён
-
331
О. Л. Позднева Источник текста: Татьяна Богданович. Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880-1909. Новосибирск, Изд-во "Свиньин и сыновья", 2007. С. 5-24.
Ольга Леонидовна Позднева
-
внучка Т. А. Богданович,
член Российского Межрегионального союза писателей, инициатор этого
издания, автор
воспоминаний, вошедших в книгу:
5 Никита Андреевич Ткачев - инженер-строитель. Петр Никитич Ткачев - революционер, русский якобинец, философ, выдающийся публицист, литературный критик. София Никитична Криль - стенографистка, переводчица, активная участница движения за высшее женское образование, деятельница русского революционного подполья. Александра Никитична Анненская - детская писательница, переводчица. Николай Федорович Анненский - один из создателей школы российской статистики, публицист, редактор популярного в России журнала на рубеже XIX-XX веков, выдающийся общественный деятель. Татьяна Александровна Богданович - женщина, воспользовавшаяся своим правом получить высшее образование, ставшая историком, журналистом, детской писательницей. Ангел Иванович Богданович - журналист и критик, редактор либерального и общественно-значимого журнала. 6 Иннокентий Федорович Анненский - один из крупнейших поэтов 'серебряного века'. Все перечисленные здесь люди связаны между собой тесными родственными узами. Россия может гордиться такими сыновьями и дочерьми. Ведь именно они всячески способствовали просвещению народа российского, улучшению условий его жизни, сближению России с цивилизованными странами Европы. И они же были активными борцами с самодержавием, препятствовавшим этому сближению. Они по-настоящему любили Родину, верили в ее будущее, только с ней связывали свои судьбы и судьбы своих детей. Без упоминания и о других членах этой семьи, ничем не знаменитых, даже имеющих прямо противоположные взгляды на жизнь, вступительное слово к мемуарам Т. А. Богданович было бы не полным. Их взгляды были так же характерны для русского общества того времени. Отец семейства Ткачевых - Никита Андреевич, инженер-строитель, принимал участие в возведении арки Главного штаба на Дворцовой площади в Петербурге по проекту знаменитого Карла Росси, за что был пожалован дворянством. Он рано умер, оставив своим четырем детям (двум дочерям и двум сыновьям) весьма скудные средства к существованию, да мизерную пенсию жене. Небольшое имение Сивцево Великолукской губернии, принадлежавшее жене Никиты Андреевича Марии Николаевне, урожденной Анненской, почти никакого дохода не приносило. С юного возраста молодым Ткачевым пришлось работать, чтобы прокормить себя и помогать престарелой матери. После смерти мужа Мария Николаевна переехала с детьми в Петербург. Крошечного роста, сухонькая, похожая на подростка, она отличалась не- 7 обыкновенной твердостью характера. Именно от нее дети унаследовали сильную волю, бескомпромиссность, а иногда и просто ярко выраженный дух противоречия. 'Она готова была скорее умереть, чем поступиться тем, что считала долгом', - вспоминала о ней ее внучка. Революцию Мария Николаевна ненавидела. Революция отняла у нее любимого младшего сына. Ее младшая, безвременно умершая дочь, тоже была тесно связана с революционным подпольем. Дети Марии Николаевны были атеистами, как того требовали революционная и нигилистическая идеи. А она, глубоко верующая, считала, что царская власть - от Бога. Про Петра Ткачева его сестра Александра писала: '...трудно было найти более мягкого, незлобивого, миролюбивого человека в частной жизни. Трудно было ожидать от него тех свирепых политических теорий, которые он высказывал'. После переезда Ткачевых в Петербург Петра Ткачева приняли во вторую Петербургскую гимназию. Не окончив последнего класса, в 1861 году он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Учиться бы... Не тут-то было. В 1861 году царь Александр II отменил крепостное право, даровал волю крестьянам. Но эра великих реформ не привела к успокоению в обществе. Университет захлестнули студенческие волнения, и Петр принял в них активное участие. Его арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, затем перевели в Кронштадскую. Юный возраст Петра (ему было семнадцать лет) позволил матери добиться разрешения царя оставить сына под ее ручательство в Петербурге. Петр провел в тюрьме всего лишь два месяца. В 1863 году Петр экстерном сдал экзамены за полный курс обучения в университете. Защитив диссертацию, получил степень кандидата права, но использовать 8 свою профессию не смог, так как находился под надзором полиции. Первую статью Ткачев опубликовал в 18-летнем возрасте в журнале братьев Достоевских 'Время'. Она была посвящена обсуждению закона о печати и имела резко оппозиционный характер. Затем последовали статьи в журналах 'Эпоха', 'Библиотека для чтения' Боборыкина, 'Русское слово', 'Дело' Благосветлова. Почти все публикации Ткачева преследовались цензурой, запрещались. Но даже те крохи, которые просачивались в печать, сделали Ткачева одним из самых популярных публицистов своего времени, кумиром оппозиционно мыслящей молодежи. 'Даже самое имя его имело значение определенного знамени', - признавали цензоры. На всех судебных процессах против Ткачева обвинение использовало цитаты из его статей. Ткачев был не только талантливым публицистом. Большим успехом пользовались его критические статьи и работы, посвященные вопросам философии. Философию он пытался приблизить к пониманию обычного человека. Он разрабатывал оригинальные концепции в философии, социологии, психологии, педагогике. Все, о чем он писал, было ярко, актуально, ново. Но целью жизни Петра Никитича было стремление к революционному свержению деспотического царского строя, и здесь он неизбежно сталкивался с жестоким сопротивлением этого строя. Слежка, обыски, аресты, тюрьма - были как бы рефреном его жизни в России. До побега за границу он почти ежегодно подвергался тюремному заключению. Последний суд над Ткачевым состоялся в 1869 году. Судили его не за конкретные политические преступления, а за воззвание 'К обществу', содержавшее требования студентов, за издание сборника 'Луч', за издание книги Э. Бехера 'Рабочий вопрос'. Правда, в приложении к этой книге Ткачеву удалось напечатать пе- 9 ревод устава 1-го Интернационала, что, по мнению царского правительства, было серьезнейшим проступком. И хотя по совокупности содеянного ему присудили два года и четыре месяца заключения в крепость, в тюрьме он провел около четырех лет. В начале 1873 года Петра Никитича выслали в материнское имение Сивцево, откуда он благополучно бежал за границу. В Париже он получил статус политического эмигранта. Некоторое время сотрудничал в журнале 'Вперед', затем, разойдясь с его редактором Лавровым во взглядах на задачи революционной партии, стал издавать в Женеве свой журнал 'Набат'. Впоследствии 'Набат' превратился в газету, выходившую до 1881 года. Под разными псевдонимами Ткачев продолжал печататься в русской легальной печати. Публиковались его статьи по истории, праву, философии, социологии, экономике, педагогике. Статьи печатались главным образом в журнале 'Дело'.
К сожалению, жизненный путь этого выдающегося представителя русских
революционных демократов не был долгим. 4 января 1885* года в одной из
французских клиник 41-летний Ткачев скончался от прогрессирующего
паралича мозга, всеми забытый. В Париже у него остался сын от тоже рано
умершей его второй жены-француженки. Маленький Пьер Ткачев воспитывался
в семье брата жены, рабочего инструментального цеха, и внешне был очень
похож на отца. Он не знал русского языка и был уже истинным французом. К. И. Чуковский писал о Ткачеве как об 'одном из самых ярых максималистов народничества, какие когда-либо существовали в России. Его недаром звали якобинцем: ради того, чтобы революция могла произойти сейчас, а не завтра, он предлагал простое и радикальное средство: срубить головы всем без исключения жителям Российской империи старше двадцати пяти лет'. Правда, к этому 'отрубанию голов' Ткачев призывал в 10 18-летнем возрасте, находясь в заключении в Петропавловской крепости. Позднее он отказался от подобных призывов, сочтя их слишком радикальными. 'Самым свирепым фанатиком' называл его Чуковский, читая 'грозные статьи в легальной и нелегальной печати'. Здесь хочется привести слова, сказанные о себе Петром Никитичем: 'В течение всей своей литературной деятельности я постоянно вращался среди нашей молодежи, среди наших "детей" Я сам принадлежу к этому поколению, я переживал с ними его увлечения и ошибки, его верования и надежды, его иллюзии и разочарования, и каждый почти удар, который наносила ему свирепая реакция, отражался на мне или непосредственно, или в лице моих близких товарищей и друзей; с гимназической скамьи я не знал другого общества, кроме общества юношей, то увлекающихся студенческими сходками, то таинственно конспирирующих, то устраивающих воскресные школы и читальни, то заводящих артели и коммуны, то опять хватающихся за народное образование, за сближение с народом, и опять и опять конспирирующих; я всегда был с ними и среди них, - всегда, когда только меня не отделяли от них толстые стены каземата Петропавловской крепости'. По-моему эта цитата точно характеризует настроения революционной молодежи XIX века, так называемых шестидесятников. В первую очередь это, конечно, отказ от собственного благополучия, жертвенность во имя достижения главной цели, смелость и нетерпеливое стремление приблизить поскорее 'счастье народное'. Но головокружительные мечты и стремления сочетались в шестидесятниках с необыкновенным прекраснодушием и наивностью. Пропасть отделяла юношей от горячо любимого ими народа... Вот как описала внешность другого Ткачева - Андрея Никитича - его двоюродная внучка Татьяна Аньоловна Пащенко: 'У мамы в кабинете висел портрет в 11 темной раме, написанный масляными красками. Нам, детям, он казался очень страшным: бледное лицо, черная борода и пронзительный взгляд. Куда ни повернись, эти суровые глаза всюду следовали за тобой. "Мамочка, это Пугачев?" - спросила как-то Соня.* "Почему Пугачев? - засмеялась мама. - Это же дядя Андрюша. Он написал себя сам. Это называется автопортрет". - "Разве он художник?" - "Нет, он даже никогда не учился. Просто врожденный талант"'. * Софья Аньоловна Богданович Андрей Никитич Ткачев был талантливым человеком. В Петербургском университете он окончил два факультета - юридический и исторический. За какую бы деятельность он ни брался, все ему удавалось. 'Он целый век искал чернил и все чернил, чернил, чернил', - сказал про себя Андрей Никитич. Эта характеристика точно отразила суть его жизненной позиции. Монархические взгляды, скорее всего, были своеобразным ответом Андрея Никитича брату и сестрам, исповедующим революционные идеи. В первой Государственной Думе он сидел на крайне правых, монархических скамьях. Но и в Думе он ничего не сумел добиться. Правда, причина здесь была физиологическая - помешала болезнь. С ним случился инсульт, и, промучившись два года, парализованный и потерявший речь, он умер. Одинокого и беспомощного Андрея Никитича поместила в своей квартире его племянница Татьяна Александровна. Она отвела ему отдельную комнату и наняла специальную сиделку. Софья, младшая дочь Никиты Андреевича, окончила пансион в Петербурге, а затем курсы стенографии, что в ту пору было модно, да к тому же давало возможность дополнительного заработка. Она стала одной из лучших стенографисток в Петербурге. К тому же Софья прекрасно знала немецкий, французский и английский языки. Вместе со своей сестрой Алиной и их двоюродным братом Николаем Анненским, будущим му- 12 жем Алины, они занимались переводами с немецкого и английского языков. В ее переводах увидели свет 'История крестьянских войн' Циммермана, 'Комедия всемирной истории' Шерра, 'Утилитаризм' Милля, 'История философии' Льюиса. В шестидесятые годы XIX века началось движение за право женщин получать высшее образование. Сестры Ткачевы стояли у его истоков. Движение разделилось на две, дополняющие одна другую, партии: 'Аристократки' и 'Нигилистки'. София и Алина принадлежали к 'нигилисткам'. Собрания, предварявшие образование Высших женских Бестужевских курсов, часто проходили на квартире молодых супругов Анненских. Сестры были избраны секретарями 'Общества для доставления средств Курсам'. Софья Никитична вышла замуж за Александра Александровича Криля, по профессии инженера-путейца. Весной 1872 года супруги Крили побывали в Париже, где встречались с революционером-народником Петром Лавровичем Лавровым. Замечу, что Софья Никитична была тогда беременна. Но для нее это обстоятельство не было препятствием ни для рискованного путешествия за рубеж, ни для не менее рискованного, возвращения через границу с грузом запрещенной литературы. Слишком велика была уверенность русских революционеров в необходимости и правоте их поступков. Никакие личные соображения не могли остановить их на этом пути. Из Франции Крили привезли в Петербург программу задуманного Лавровым революционного журнала 'Вперед'. Петр Лаврович хотел узнать, встретит ли сочувствие будущий журнал у русских революционеров. По приезде Софья и Александр остановились на квартире Анненских. На другой день в квартиру нагрянули жандармы с обыском. Перевернули все вверх дном, но программу не нашли. 13 Радикалы значительно изменили программу и отослали ее назад Лаврову. Журнал 'Вперед' начал выходить в Лондоне с 1873 года. Он пользовался определенным успехом в России. В августе 1872 года Софья Никитична родила первенца - Татьяну, а в 1875 году после рождения второго ребенка, сына Бориса, умерла от родильной горячки, заболевания тогда неизлечимого. Александр Александрович остался с новорожденным сыном на руках. Вскоре он вновь женился на женщине, никакого отношения к революционному движению не имевшей, и сам отошел от политики. Он работал инженером-путейцем сначала на Урале в Екатеринбурге, затем в Перми. К концу XIX века он уже жил с семьей в Москве. От второй жены у него было две дочери. Борис воспитывался в этой семье. Впоследствии он стал профессором Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Перед смертью Софья Никитична отдала Татьяну 'в дочки' своей сестре Александре Никитичне и ее мужу. Александр Александрович вынужден был подчиниться воле умирающей. Старшей дочери Никиты Андреевича Ткачева - Александре, поэт Иннокентий Анненский, ее двоюродный брат, посвятил стихотворение 'Сестре'. Вот цитата из него:
Вы еще были Алиною,
В стул утопая коленами,
Слов непонятных течение 14
Где ожидал столкновения 'Чувствовалось в ней что-то крутое, непреклонное, как и в ее брате - Ткачеве', - писал К. И. Чуковский об Александре Никитичне. 'Розовая дума в очах' и 'что-то крутое, непреклонное' - это отличительная черта всех Ткачевых. Алина Ткачева училась в пансионе в Петербурге, после окончания которого некоторое время давала уроки. В 16 лет сдала экзамен при Петербургском университете на звание домашней учительницы и организовала школу для начинающих. Но школа продержалась недолго, слишком уж либеральные методы обучения в ней проповедовались. Учеников было мало, денег на содержание школы не хватило. Со своим будущим мужем, Николаем Федоровичем Анненским, Алина познакомилась, когда ему исполнилось 17 лет. Алина служила домашней учительницей младших сестер в его семье. Поначалу Алину и Николая связывал только общий интерес к литературе и политике. Они могли часами беседовать, гуляя в парке Лесотехнической академии, где Анненские снимали летом дачу. 'Любовь незаметно подкралась в наши дружеские отношения и вспыхнула неожиданно для нас самих', - написала в своих воспоминаниях Александра Никитична. Вся родня была против их брака. Во-первых, Николай был слишком молод, на три года моложе Александры и еще не закончил курса в университете, но, главное, - они родственники. Отец Николая и мать Александры были родные брат и сестра. Алине пришлось покинуть семью Анненских. Она сняла комнату у знакомой барыни, и туда ежедневно забегал Николай. В начале 1866 года Николай заболел тифом. Три недели он был без сознания, его жизнь висела на волоске. И все эти страшные дни Алина не видела его. 15 Зато после болезни Николая молодые люди поняли, что существовать друг без друга не смогут. Их круг общения был нигилистический. Они могли бы жить совместно и без церковного брака. Но для матери Алины Марии Николаевны такое положение дел было просто горем, поэтому в 1866 году Александру и Николая обвенчал сельский священник. Шаферами на свадьбе были Петр Ткачев и еще один товарищ Николая по кадетскому корпусу. И Мария Николаевна, и семья Анненских после тяжелых объяснений, даже истерик и проклятий, в конце концов, примирились с этим браком, устроился торжественный обед, началась семейная жизнь четы молодых Анненских. Еще до начала писательской деятельности Александра Никитична занималась переводами, в частности переработала роман Д. Дефо 'Робинзон Крузо'. Она написала биографии Фритьофа Нансена, Фарадея, Вашингтона, Жорж Занд, Диккенса, Гоголя. Попробовать себя на писательской ниве посоветовал ей русский философ Владимир Викторович Лесевич, с которым семью Анненских связывала давняя дружба. Александра Никитична была популярной детской писательницей. Сейчас ее имя забыто, а в 70-80-е годы XIX века и в начале XX дети зачитывались ее книжками. Внучка писательницы Татьяна Аньоловна Пащенко вспоминала: 'Когда девочки в гимназии узнали, что я внучка A. Н. Анненской, они сперва просто не могли этому поверить. Как, той Анненской, которая написала "Мой младший брат" "Товарищи", "Мои две племянницы"? Они столпились вокруг меня, и каждая выкрикивала свою любимую книжку. Они так мне завидовали, что я вся сияла от гордости и на следующий день принесла им бабушкину фотографию'. По свидетельству B. В. Вересаева подростки из культурных семей 'Не росли в те годы без "Зимних вечеров"'. Ее повести, почти всегда грустные, четко разграничивали добрые 16 и дурные поступки, плохих и хороших людей. В книжках ее дышит та незабываемая и великая эпоха, которая сформировала и ее взгляды, и ее духовный мир, эпоха 60-х годов XIX века. В них много автобиографичного. Саму Александру Никитичну напоминает героиня повести 'Брат и сестра' - Маша, ставшая, в конце концов, сельской учительницей. Очень интересны взгляды Александры Никитичны на воспитание. Она считала, что детям не надо читать сказок, гораздо важнее знакомить их сызмальства с естественными науками, с географией, историей, обучать языкам. Как и просветители-народники, в этом она не принимала никаких компромиссов. Приемной дочери Александры Никитичны Тане не устраивали елку на Рождество, у нее не было кукол и никаких сказок о Емеле-дураке или бабе Яге ей не читали. У Александры Никитичны, несомненно, был педагогический дар. 'Благодаря ей Татьяна Александровна стала одной из образованнейших женщин: превосходно знала языки, превосходно изучила русскую и мировую историю' - написал К. И. Чуковский в воспоминаниях о семье А. Н. и Н. Ф. Анненских. Нижегородскую гимназию Таня закончила с золотой медалью. Александра Никитична умерла через три года после смерти мужа. Болела она недолго и чувствовала, что умирает. До последних минут сохранила ясность мысли и просто и спокойно приняла смерть. В 1990 году в издательстве 'Детская литература' был переиздан сборник повестей и рассказов А. Н. Анненской 'Зимние вечера' тиражом 100 тысяч экземпляров. На полках книжных магазинов он не задержался. Умные, добрые, но не сентиментальные повести и рассказы затронули и в наше время самые чувствительные стороны детских душ, показали подросткам, что самое главное в жизни - это приносить пользу людям, как бы трудно это иногда ни казалось. 17 Николай Федорович Анненский родился в Петербурге. Детство и раннюю юность Николай провел в Омске, куда его отца, Федора Николаевича, назначили вице-губернатором. В Омске Николай окончил кадетский корпус. Других учебных заведений в этом городе не было. Выйдя в отставку, отец Николая с семьей возвратился в Петербург, где попал в долги и безнадежно разорился. Пришлось Николаю, старшему в семье, взять на содержание своего младшего брата, будущего поэта, и двух младших сестер. К этому времени он уже женился. В Петербургском университете Николай Федорович закончил два факультета - историко-филологический и юридический. Он выдержал кандидатский экзамен по административному праву, что дало ему возможность поступить на службу в Государственный контроль. Там он получил жалование, достаточное для содержания многочисленного семейства. Николай Федорович был выше среднего роста, носил, как почти все мужчины тех лет, бороду и зачесанные назад довольно длинные волосы. Его отличал сангвинический красноватый цвет лица. И при такой мало выдающейся внешности его запоминали все, кому так или иначе приходилось с ним общаться. 'Какая-то особая привлекательная беззаботность веяла от этого замечательного человека, окружая его как бы светящейся и освещающей атмосферой', - написал о нем В. Г. Короленко. 'Это был один из самых жизнерадостных и мудро беззаботных людей, каких я когда-либо знал', - вторил писателю К. И. Чуковский. 'Он был кадет, писец канцелярии губернатора (еще в Омске до отъезда семьи в Петербург), студент, чиновник в Госконтроле, чиновник в Министерстве путей сообщения, арестант, ссыльный, земский статистик, писатель, журналист, председатель разных обществ. И всюду его бле- 18 стящие способности выдвигали его в первые ряды. Всегда он был больше, разностороннее, шире всякого данного дела, всегда обаяние человека покрывало в его лице значение профессионального работника, как бы ни велико было это последнее', - написала о нем жена. И в романе И. А. Бунина 'Жизнь Арсеньева' есть упоминание о Н. Ф. Анненском. Вот эта цитата: '...разговор за нашим столом шел все о чем-то совсем неизвестном, а меж тем казавшемся чрезвычайно интересным мне: о знаменитом статистике Анненском, имя которого произносилось с неизменным восхищением'. - 'Научными трудами его создана целая школа, с именем его связана целая эпоха в истории русской статистики', - говорилось в посвященном Николаю Федоровичу некрологе. В 1881 году семья Анненских поселилась в Казани. Царские власти разрешили Николаю Федоровичу после ссылки в сибирский городок Тару жить в любом российском городе, за исключением столиц. В Казани Николаю Федоровичу предложили возглавить статистическое обследование губернии. Итогом этой огромной работы была публикация нескольких фолиантов с подробной картиной экономической жизни каждого уезда Казанской губернии. Не удивительно, что после обследования Казанской губернии Николая Федоровича пригласили организовать такое же в губернии Нижегородской. Переезд в Нижний Новгород тем более привлекал его, что там после отбытия якутской ссылки решил поселиться В. Г. Короленко. Семьи Анненских и Короленок связывала близкая дружба. К слову сказать, Владимир Галактионович называл себя 'содядюшкой' Тани, горячо любившей и своих приемных родителей, и своего 'содядюшку'. В 1895 году состоялся переезд семьи Анненских в Петербург. Николай Федорович принял приглашение Н. К. Михайловского войти в состав редакции журна- 19 ла 'Русское богатство'. Редактировать журнал пригласили и В. Г. Короленко. Многие годы Николай Федорович вел в журнале колонку внутреннего обозрения. Совместная работа еще теснее сблизила Анненского и Короленко. Иногда статьи, написанные совместно, они публиковали в 'Русском богатстве' за подписью 'Оба'. Активное участие в общественной деятельности было одной из самых важных сторон жизни Анненского. Осенью 1905 года Николай Федорович вошел в состав правления Союза Союзов, организации, объединявшей и направлявшей деятельность многочисленных профессиональных союзов - от прачек до чиновников государственных учреждений. Профсоюзы эти возникли в Санкт-Петербурге после событий 9 января 1905 года. Правление Союза Союзов часто заседало на квартире Николая Федоровича. Решения Союза Союзов ежедневно доводились до всей массы членов профсоюзов через их представителей. На решение объявить всеобщую забастовку в Петербурге ответом стало издание Царского Манифеста от 17 октября 1905 года, объявляющее о новой российской конституции, созыве в начале 1906 года первой Государственной Думы, избираемой всеобщим, равным и тайным голосованием, о немедленном введении свободы совести, печати, слова и союзов. Ликование народа было всеобщим. Но что последовало за этим народным торжеством? Все четыре Государственных Думы были царем разогнаны. С разрешения царского правительства повсеместно организовались отделения 'Союза русского народа' - 'черной сотни'. По России прокатилась мощная волна еврейских погромов, начались убийства из-за угла людей, заподозренных в революционном образе мысли. Нарушения конституции происходили постоянно. Можно представить, какое впечатление на Ни- 20 колая Федоровича производила цепь этих трагических событий. Наверное, тогда и начала развиваться сердечная болезнь, сведшая его, в конце концов, в могилу. Нельзя не сказать об отношении Н. Ф. Анненского к политике. Политической жизнью он увлекся буквально с момента поступления в университет. Недовольство существующим порядком проявлялось тогда во всех слоях общества. Приведу здесь слова А. Н. Анненской: 'Николай не принадлежал к числу революционеров в тесном значении этого слова. Он был одним из представителей той революционно настроенной среды, без существования которой едва ли возможна деятельность настоящих революционеров. Он не принимал ни непосредственного, ни косвенного участия ни в одном террористическом акте, но он не мог отказать себе в уважении к самоотверженным виновникам этих актов, не мог не признавать их героического мужества, их беззаветной преданности делу и употреблял все усилия, чтобы спасти их от трагических последствий сделанного ими'. Таким было тогда отношение к терроризму в России, в среде самой просвещенной, гуманной и либеральной. Довольно оригинальным был отзыв Николая Федоровича на политическую ситуацию в пореформенной России. Вместе с философом В. В. Лесевичем он в 1872 году создал нелегальную, но не имеющую никакого отношения к политике, организацию - 'Общество трезвых философов'. Молодые люди собирались поочередно друг у друга и читали подготовленные ими статьи для различных журналов или специально написанные рефераты на философские, экономические или политические темы. Этот кружок был очень популярен в среде студенческой молодежи. Интересно, что В. Г. Короленко познакомился с Николаем Федоровичем именно на таком собрании. После неудачного покушения на Александра II, совершенного А. К. Соловьевым 2 ап- 21 реля 1879 года, волна арестов прокатилась по всей России. Она накрыла и 'трезвых философов'. При обыске у Николая Федоровича нашли фотографии участников международного конгресса статистиков в Будапеште с надписью 'internacionale'. На фото был и Николай Федорович. Чиновники Третьего отделения слово 'internacionale' восприняли по-своему. Анненский был водворен в дом предварительного заключения, состоялся суд, закончившийся характерным для того времени постановлением: 'ожидать поступков'. А 28 февраля 1880 года Анненского выслали в Западную Сибирь - в Тару. Ни следствия по делу, ни постановления суда. Все решилось росчерком пера 'либерала', министра внутренних дел Лорис-Меликова, посчитавшего, с одобрения царя, что пора уже выслать из двух столиц всех 'неблагонадежных'. За участие в мирной манифестации студентов у Казанского собора в 1901 году Николая Федоровича выслали на дачу в поселке Куоккала. На манифестации Николая Федоровича жестоко избили конные городовые. Литературное общество Петербурга выступило в защиту Николая Федоровича с так называемым 'Протестом сорока четырех', но это Анненскому не помогло. И через три года уже пожилого и больного Николая Федоровича Третье отделение не обошло вниманием. В 1904 году по личному приказу министра внутренних дел Плеве его выслали в Ревель (Таллин). На этот раз причина была вовсе смехотворная: 'за непроизнесение речи на могиле Н. К. Михайловского'. Редактор 'Русского богатства' в 1904 году внезапно умер. Николай Федорович был так потрясен смертью близкого ему человека, что слег в постель с сильнейшим сердечным приступом. Естественно, на похоронах редактора 'Русского богатства' он не смог быть, шпики, присутствовавшие на погребении, спутали Анненского 22 с другим сотрудником 'Русского Богатства' В. И. Семевским, действительно выступавшим на похоронах. Показания свидетелей не помогли. Только в июле 1904 года, когда Плеве был убит террористом Сазоновым, новый министр внутренних дел П. Святополк-Мирский позволил Анненскому вернуться в Петербург. Умер Николай Федорович летом 1912 года. Анненские только что вернулись из санатория для сердечных больных в Нейгайме (Германия). Они поселились на даче в Куоккале вместе с Т. А. Богданович и приехавшим из Полтавы повидаться с друзьями В. Г. Короленко. Веселый, оживленный Николай Федорович после вечернего чая, напевая песенку 'Солдатушки, бравы ребятушки', ушел в спальню. А утром его нашли мертвым. Он умер во сне. Наконец, несколько слов о приемной дочери супругов Анненских - Тане Криль, будущей писательнице Татьяне Александровне Богданович. Тане было три года, когда она появилась в семье Анненских. Ее жизнь под крылом беззаветно любящих родителей была устроена так, как и должна устраиваться жизнь ребенка, не имеющего материальных лишений. Но с самого раннего детства ее воспитывали на идеалах добра, справедливости, гуманного отношения ко всем малым мира сего. После окончания гимназии Таня поступила на историческое отделение Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге. Первые ее публикации в печати появились в 1896 году. Татьяна Александровна изучала историю, поэтому большинство ее статей и книг посвящено вопросам истории и политике. Как увлекательная проза читаются ее очерки 'Великая французская революция', 'Очерки европейских реакций', 'Наполеон - герой буржуазии'. Особый интерес вызвала ее книга 'Любовь людей шестидесятых годов', в которой Татьяна Александровна поведала о любовных отношениях со своими женами 23 Н. Г. Чернышевского, Н. В. Шелгунова, И. М. Сеченова и П. И. Бокова. В 30-х годах прошлого века по совету С. Я. Маршака Татьяна Александровна написала несколько исторических книжек для детей: 'Ученик наборного художества', 'Соль Вычегодская', 'Горный завод Петра третьего', 'Холоп-ополченец'. Книжки пользовались популярностью. К сожалению, они не переиздавались уже давно. В 1898 году Татьяна Александровна вышла замуж за Ангела Ивановича Богдановича. Со своим будущим мужем она была знакома еще со времен нижегородской жизни. Она встречалась с ним в семье Короленок, у которых Богданович некоторое время жил. Именно В. Г. Короленко приобщил Богдановича к журналистике. Позже в Петербурге Богданович редактировал журнал 'Мир Божий', сделав его самым читаемым интеллигенцией журналом. Татьяне Александровне поначалу трудно было уговорить такого замкнутого человека, каким был в жизни Ангел Иванович, делиться с ней своими замыслами, посвящать в редакторские дела, обсуждать в семье проблемы журнала, но и это получилось. К несчастью. Ангел Иванович тяжело заболел и после неудачной операции умер в возрасте 47 лет. Татьяна Александровна сумела вырастить и воспитать четверых детей, пережить все тяготы и лишения революции, гражданской войны, труднейшие годы начала Советской власти. Умерла Татьяна Александровна от клещевого энцефалита, находясь вместе с двумя своими дочерьми и их семьями в эвакуации под Свердловском после начала Второй мировой войны. Старшая дочь погибла в тюрьме в 1938 году в Харькове. Сын убит на войне в 1941 году. А две дочери дожили до глубокой старости. София Аньоловна Богданович стала детской писательницей. Ее перу принадлежат талантливые воспоминания о В. Г. Короленко, где она описала и свое детство. Еще ею написаны воспоминания о К. И. Чу- 24 ковском и В. В. Маяковском, а также воспоминания о поэте Николае Заболоцком. Татьяна Аньоловна Пащенко, младшая дочь Т. А. Богданович, жила в Москве. Она тоже оставила воспоминания о своем детстве.* * Т. А. Пащенко, О. Л. Позднева. В минувшем веке. Два детства. С.-Пб., "Формика", 2002. Санкт-Петербург, октябрь - ноябрь 2006
Г. М.
Прашкевич Первоначально очерк был опубликован с некоторыми разночтениями в книге: Г. М. Прашкевич. Самые знаменитые поэты России. М., "Вече", 2001. С. 164-169. 25 Один из самых замечательных поэтов 'Серебряного века'. Родился 20 августа (1.IX) 1856 года в Омске. Отец - советник, затем начальник отделения Главного управления Западной Сибири. Мать - предположительно отдалённая родственница Ганнибала, а значит, Пушкина. В 1875 году поступил в Петербургский университет - на историко-филологическое отделение. Французским и немецким Анненский владел с детских лет, в университете добавил к этим языкам латинский, греческий, английский, итальянский, польский, санскрит, древнееврейский. 'Так как в те годы еще не знали слова символист, - вспоминал он позже, - то был я мистиком в поэзии и бредил религиозным жанром Мурильо. Черт знает что! В университете - как отрезало со стихами. Я влюбился в филологию и ничего не писал, кроме диссертаций'. В 1879 году окончил университет со званием кандидата историко-филологического факультета. Преподавал латынь и греческий язык в частной гимназии Ф. Ф. Бычкова. Студентом третьего курса страстно влюбился в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую. Несмотря на ответное чувство, осторожная тридцатишестилетняя вдова, мать двоих сыновей, не спеши- 26 ла становиться женой студента, который был на целых четырнадцать лет моложе ее. Они поженились только после того как Анненский закончил университет. Чтобы содержать семью (появился сын), Анненский, кроме уроков в гимназии, начал преподавать в Павловском институте, читал лекции на Высших женских (Бестужевских) курсах. В 1891 году его перевели в Киев на пост директора 'Коллегии Павла Галагана' - частного учебного заведения, учрежденного супругами Галаганами в память об их рано умершем сыне. Там, в Киеве, Анненский начал переводить трагедии любимого им Еврипида, давая к каждой подробный комментарий, и за несколько лет перевел все семнадцать дошедших до нас трагедий. По возвращении в Петербург был назначен директором 8-й мужской гимназии, находившейся на 9-й линии Васильевского острова, но вскоре его перевели в Царское Село - директором Николаевской мужской гимназии. 'Время от времени, - вспоминал искусствовед Н. Н. Пунин, - мы видели директора в гимназических коридорах; он появлялся там редко и всегда необыкновенно торжественно. Открывалась большая белая дверь в конце коридора первого этажа, где помещались старшие классы, и оттуда сперва выходил лакей Арефа, распахивая дверь, а за ним Анненский; он шел очень прямой и как бы скованный какой-то странной неподвижностью своего тела, в вицмундире, с черным пластроном вместо галстуха; его подбородок уходил в высокий, крепко-накрепко накрахмаленный, с отогнутыми углами воротничок; по обеим сторонам лба спадали слегка седеющие пряди волос, и они качались на ходу; широкие брюки болтались вокруг мягких, почти бесшумно ступавших штиблет; его холодные и вместе с тем добрые глаза словно не замечали расступавшихся перед ним гимназистов, и, слегка кивая головой на их по- 27 клоны, он торжественно проходил по коридору, как бы стягивая за собой пространство'. В 1901 году Анненский выпустил в свет трагедию 'Меланиппа-философ', в 1902 - 'Царь Иксион', а в 1906 году - 'Лаодамию'. А за два года до выхода 'Лаодамии' появилась (под псевдонимом 'Ник. Т-о') книжка стихов 'Тихие песни'. Правда, кроме Валерия Брюсова и Александра Блока, практически никто поэта, укрывшегося под странным псевдонимом, не заметил. Это позволило Анненскому в письме к А. В. Бородиной скромно заметить: 'Нисколько не смущаюсь тем, что работаю исключительно для будущего'. В 1906 году Анненского назначили инспектором Петербургского учебного округа. В этот период тесная дружба связывала его с женой старшего пасынка - Ольгой Петровной Хмара-Барщевской, которой, между прочим, посвящены вот эти стихи: 'Меж теней погасли солнца пятна На песке в загрезившем саду. Все в тебе так сладко-непонятно, Но твое запомнил я: "Приду"... Черный дым, но ты воздушней дыма, Ты нежней пушинок у листа, Я не знаю, кем, но ты любима, Я не знаю, чья ты, но мечта... За тобой в пустынные покои Не сойдут алмазные огни, Для тебя душистые левкои Здесь ковром раскинулись одни... Эту ночь я помню в давней грезе, Но не я томился и желал: Сквозь фонарь, забытый на березе, Теплый воск и плакал и пылал...' Через восемь лет после смерти поэта Ольга Петровна написала близкому ей человеку: 'Вы спрашиваете, любила ли я Иннокентия Федоровича? Господи! Конечно, любила, люблю. И любовь моя "plus fort la mort". Была ли я его "женой"? Увы, нет! Видите, я искренне говорю "увы", потому что не горжусь этим ни мгновения: той связи, которой покровительствует "Змея-Ангел" между нами не было. И не потому, что я греха боялась, или не решалась, или не хотела, или ба- 28 юкала себя лживыми уверениями, что "можно любить двумя половинами сердца", - нет, тысячу раз нет! Поймите, родной, он того не хотел, хотя, может быть, настояще любил только одну меня... Но он не мог переступить... Его убивала мысль: "Что же я? Прежде отнял мать (у пасынка), а потом возьму жену? Куда же я от своей совести спрячусь?.."' В 1906 году в товариществе 'Просвещение' вышел том трагедий Еврипида, переведённых Анненским. Отдельной книгой были напечатаны статьи о русских писателях XIX века 'Книга отражений'. Вполне разделяя взгляды символистов, Анненский утверждал: 'В поэзии есть только относительности, только приближения, потому никакой, кроме символической, она не была, да и быть не может'. Тогда же Анненский закончил 'Вакхическую драму' 'Фамира-кифарэд'. 'Лет шесть назад, - писал он Бородиной, - я задумал трагедию. Не помню, говорил ли я Вам ее заглавие. Мысль забывалась мною, затиралась другими планами, поэмами, статьями, событиями, потом опять вспыхивала. В марте я бесповоротно решил или написать своего "Фамиру" к августу, или уже отказаться навсегда от этой задачи, которая казалась мне то непосильной, то просто нестоящей. Меня что-то давно влекло к этой теме. Между тем в этом году, весной, мой старый ученик написал на этот миф прелестную сказку под названием "Фамирид". Он мне её посвятил. Ещё года полтора тому назад Кондратьев говорил мне об этом намерении, причем я сказал ему, что и у меня в голове набросан план "Фамиры", - но совсем в ином роде - трагическом. И вот теперь уже состоялось чтение'. Сборник стихов 'Кипарисовый ларец' вышел уже после смерти поэта. Книга эта произвела чрезвычайно сильное впечатление на современников. 29 'То было на Валлен-Коски. Шел дождик из дымных туч, И желтые мокрые доски сбегали с печальных круч... Мы с ночи холодной зевали, И слезы просились из глаз; В утеху нам куклу бросали В то утро в четвертый раз... Разбухшая кукла ныряла Послушно в седой водопад, И долго кружилась сначала, Все будто рвалась назад... Но даром лизала пена Суставы прижатых рук, - Спасенье ее неизменно Для новых и новых мук... Гляди, уж поток бурливый Желтеет, покорен и вял; Чухонец-то был справедливый. За дело полтину взял... И вот уж кукла на камне, И дальше идет река. Комедия эта была мне В то серое утро тяжка... Бывает такое небо, Такая игра лучей, Что сердцу обида куклы Обиды своей жалчей... Как листья тогда мы чутки: Нам камень седой, ожив, Стал другом, а голос друга, Как детская скрипка, фальшив... И в сердце сознанье глубоко, Что с ним родился только страх, Что в мире оно одиноко, Как старая кукла в волнах...' В 1909 году вышла 'Вторая книга отражений'. В марте того же года в Царское Село к Иннокентию Федоровичу Анненскому приехали художественный критик С. К. Маковский и поэт Максимилиан Волошин. Они уговорили поэта сотрудничать в новом ежемесячном литературно-художественном журнале 'Аполлон'. 'Высокий, сухой, - вспоминал Анненского Маковский, - он держался необыкновенно прямо (точно "аршин проглотил"). Прямизна зависела отчасти от недостатка шейных позвонков, не позволявшего ему свободно вращать головой. Будто привязанная к шее, голова не сгибалась, и это сказывалось в движениях и в манере ходить прямо и твердо, садиться навытяжку, поджав ноги, и оборачиваться к собеседнику всем корпусом, что на людей, мало его знавших, производило впечатление какой-то начальнической позы. Черты лица и весь бытовой облик подчеркивали этот недо- 30 статок гибкости. Он постоянно носил сюртук, черный шелковый галстук был завязан по старомодному широким, двойным, "дипломатическим" бантом. Очень высокие воротнички подпирали подбородок с намеком на колючую бороду, и усы были подстриженные, жёсткие, прямо торчавшие над припухлым, капризным ртом. С некоторой надменностью заострялся прямой, хотя и по-русски неправильный нос, глубоко сидевшие глаза стального цвета смотрели пристально, не меняя направления, на прекрасно очерченный прямой лоб свисала густая прядь темных волос с проседью. Вид бодрый, подтянутый. Но неестественный румянец и одутловатость щёк (признак сердечной болезни) придавали лицу оттенок старческой усталости - минутами, несмотря на моложавость и даже молодцеватость фигуры, он казался гораздо дряхлее своих пятидесяти пяти лет...' 'Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя... Не потому, что я Её любил, А потому что я томлюсь с другими... И если мне сомненье тяжело, Я у Неё одной ищу ответа, Не потому, что от Неё светло, А потому что с Ней не надо света'. Эти стихи повторяют и помнят уже почти сто лет. Однако при жизни поэта все было совсем не так просто. Летом 1909 года Анненский написал статью 'О современном лиризме' - обширный критический обзор русской поэзии последних лет. В первом номере 'Аполлона' вместе с обзором появились и оригинальные стихи Анненского. Но из второго номера С. К. Маковский снял подготовленные поэтом материалы, поскольку напечатанная статья Анненского вызвала у читателей неоднозначную реакцию. 'Моя статья "О современном лиризме", - пытался объясниться Анненский, - порождает среди читателей "Аполлона", а также и его сотрудников немало недоумений: так, одни и те же фразы, по 31 мнению иных, содержат глумление, а для других являются неумеренным дифирамбом. Если бы дело касалось только меня, то я воздержался бы от объяснений, но так как ещё больше, чем меня, упрекают редакцию "Аполлона", то я и считаю необходимым просить Вас о напечатании в "Аполлоне" следующих строк... Я поставил себе задачей рассмотреть нашу современную лирику лишь эстетически, как один из планов в перспективе, не считаясь с тем живым, требовательным настоящим, которого она является частью. Самое близкое, самое дразнящее я намеренно изображал прошлым или, точнее, безразлично преходящим; традиции, credo, иерархия, самолюбия, завоеванная и оберегаемая позиция, - всё это настоящее или не входило в мою задачу, или входило лишь отчасти. И я не скрывал от себя неудобств положения, которое собирался занять, трактуя литературных деятелей столь независимо от условий переживаемого нами времени. Но всё равно, мне кажется, что современный лиризм достоин, чтобы его рассматривали не только исторически, т. е. в целях оправдания, но и эстетически, т. е. по отношению к будущему, в связи с той перспективой, которая за ним открывается. Это я делал - и только это'. Глубже других увидел Анненского Максимилиан Волошин. 'Его торжественность, - писал он, - скрывала детское легкомыслие; за гибкой подвижностью его идей таилась окоченелость души, которая не решалась переступить известные грани познания и страшилась известных понятий; за его литературной скромностью пряталось громадное самолюбие; его скептицизмом прикрывалась открытая доверчивость и тайная склонность к мистике, свойственная умам, мыслящим образами и ассоциациями; то, что он называл своим "цинизмом", было одной из форм нежности его души; его убеждённый модернизм застыл и остановился на определенной точке 32 начала девяностых годов... Он был филолог, потому что любил произрастания человеческого слова: нового настолько же, как старого. Он наслаждался построением фразы современного поэта, как старым вином классиков; он взвешивал её, пробовал на вкус, прислушивался к перезвону звуков и к интонациям ударений, точно это был тысячелетний текст, тайну которого надо было разгадать. Он любил идею, потому что она говорит о человеке, но в механизме фазы таились для него еще более внятные откровения об её авторе. Ничто не могло укрыться в этой области от его изощренного уха, от его явно видящей наблюдательности. И в то же время он совсем не умел видеть людей и никогда не понял ни одного автора как человека. В каждом произведении, в каждом созвучии он понимал только себя'. 'Последний день его сложился очень утомительно, - вспоминал сын поэта. - Утром и днем - лекции на Высших женских курсах Раева, Учебный округ, заседание Учебного комитета; вечером - заседание в Обществе классической филологии, где был назначен его доклад о "Таврической жрице у Еврипида, Руччелаи и Гёте', и, наконец, отец обещал своим слушательницам-курсисткам побывать перед отъездом в б. Царское, на их вечеринке. В промежутке он должен был обедать у одной дамы, близкого друга нашей семьи, жившей неподалеку от вокзала. Уже там, у О. А. Васильевой, он почувствовал себя нехорошо, и настолько нехорошо, что даже просил разрешения прилечь. От доктора, однако ж, отец категорически отказался, принял каких-то домашних безразличных капель и, полежав немного, уехал, сказав, что чувствует себя благополучно. А через несколько минут упал мертвым на подъезде вокзала в запахнутой шубе и с зажатым в руке красным портфельчиком с рукописью доклада о Таврической жрице'. Это случилось 30 ноября (13.XII) 1909 года.
О. Л. Позднева Этот очерк написан для газеты "Русь", передан мне автором в 2006 г. для публикации в качестве открытого письма, для привлечения внимания тех, кто мог бы издать мемуары племянницы Анненского Татьяны Александровны Богданович. За последние годы опубликованы воспоминания многих известных в своё время людей. По разным причинам при жизни авторов их мемуары не увидели свет. Писательница Т. А. Богданович (1872-1942) по образованию была историком - окончила Высшие женские (Бестужевские) курсы; печататься начала с 1896 года ещё под девичьей фамилией Криль. Её статьи публиковались в журналах 'Мир божий', 'Образование', 'Всходы', 'Русское богатство', 'Современный мир' и др. В 1908-1917 гг. она была редактором литературного приложения в газете 'Современное слово'. В двадцатых годах по совету С. Я. Маршака Т. А. Богданович начала писать для детей и стала популярной детской писательницей. Школьники предвоенной поры с увлечением читали её занимательные книжки: 'Ученик наборного художества', 'Соль Вычегодская', 'Горный завод Петра Третьего', 'Холоп-ополченец'. Её перу принадлежит просто и доступно написанное изложение истории Великой французской революции, очерки европейских реакций - 'Когда они побеждают', 'Наполеон - герой буржуазии', 'Июльская монархия -дворяне у власти'. Особый интерес у читателя вызвала её книга - 'Любовь людей шестидесятых годов'. Слово 'шестидесятники' давно стало нарицательным. Именно тогда, в середине XIX века, в России возникает т. н. 'женский вопрос', - борьба за равноправие женщины в русском обществе, расцветает пышным цветом нигилизм, набирает силу 'хождение в народ', пишутся романы Тургенева и Чернышевского. С детских лет всем известны 'Отцы и дети' и 'Что делать?'. И вдруг любовь! Т. А. Богданович после вступительного очерка, посвященного положению женщины в России в 1860-е годы, поведала историю любовных отношений со своими жёнами Н. Г. Чернышевского, Н. В. Шелгунова, И. М. Сеченова и П. И. Бокова. Любовные перипетии составлены из мнений и воспоминаний современников и переписки между мужьями и жёнами. Эта, теперь мало кому известная, книга Т. А. Богданович читается как увлекательный роман. Библиография произведений писательницы Богданович велика. В кратком очерке нет необходимости перечислять всё написанное ею. Непосредственно перед Великой отечественной войной в 1941 году Татьяна Александровна написала мемуары. Опубликовать их она не успела. Зимой 1942 года писательница умерла. В предисловии к мемуарам, автор упомянула своих литературных и нелитературных друзей, давно убеждавших её написать воспоминания. Дело в том, что в течение всей своей жизни она общалась со многими выдающимися и очень интересными людьми. Целая галерея образов знаменитых современников возникла перед Т. А. Богданович, когда она решилась написать о своей жизни, о событиях в России, которым она была свидетельницей, а иногда и непосредственной участницей. Богданович начала мемуары со своего семилетнего возраста. Вместе с приемными родителями ей предстояло далекое путешествие в сибирский городок Тару. Её дядю, Николая Федоровича Анненского, выслали туда за политическую неблагонадежность. За ним последовала и жена Александра Никитична с Таней. Следует сказать, что приемные родители Т. А. Богданович супруги Анненские были двоюродными братом и сестрой. Собственных детей у них не было. Когда от родов умерла родная сестра Александры Никитичны, то трехлетнюю Таню взяли 'в дочки' Анненские, т. е. они были одновременно и приёмными родителями Тани, и её близкими родственниками, дядей и тетей, с первых страниц повествования мы знакомимся с очень известными и уважаемыми в то время людьми. Николай Федорович Анненский был выдающимся русским статистиком, по существу, создавшим целую школу. Его экономические статьи печатались в журнале 'Отечественные записки' и пользовались широкой известностью. В Казани, где Анненские поселились после возвращения из ссылки и в Нижнем Новгороде, куда они переехали, чтобы жить в одном городе с близким другом семьи В. Г. Короленко, Николай Федорович возглавлял статистические управления при земских управах. Вместе с помощниками он организовывал подробное статистическое обследование Казанской и Нижегородской губерний. Результатом его работы была публикация фундаментальных трудов о положении дел в этих губерниях. В начале девяностых годов XIX века Анненский возглавил статистическую службу в петербургской городской управе и успешно провёл перепись населения столицы. Всё, что написано и сделано по организации статистики в России - только часть деятельности этого поистине замечательного человека. Николай Федорович был талантливым литератором. Его пepy принадлежит ряд литературоведческих статей, к примеру, статья о Н. Г. Чернышевском в крупном издании 'Эпоха великих реформ'. Анненский и Короленко редактировали очень известный в то время литературный журнал 'Русское богатство'. Н. Ф. Анненский был энциклопедически образованным человеком. Об его остроумии ходили легенды. Все, кто знал Анненского, были им просто очарованы. У него не было врагов, хотя он был принципиален и не стеснялся отстаивать свою правоту в любом обществе. Но манера общения его с людьми была настолько доброжелательна, он так умел войти в положение каждого обращавшегося к нему человека, что никто и никогда не обижался на него. Тётя Т. А. Богданович, Александра Никитична Анненская, была популярной детской писательницей. Её имя сейчас почти забыто, как, впрочем, и имена многих, в свою пору известных беллетристов. Писатель В. Вересаев вспоминал, что 'ни один подросток из культурных семей не рос без 'Зимних вечеров'. Здесь можно отметить отрадное явление: книга А. Н. Анненской 'Зимние вечера' в 1990 году была переиздана тиражом в 100000 экземпляров. На прилавках книжных магазинов она не залежалась и стала библиографической редкостью. Огромное влияние на становление Богданович как личности оказал В. Г. Короленко. Владимир Галактионович считал себя, как он шутливо говаривал, 'содядюшкой' Татьяны Александровны. Короленко разглядел в этой девочке интерес к общественной деятельности её родителей, подкупающую искренность, любовь к справедливости, стремление и самой, своими действиями способствовать достижению справедливости для всех. И, конечно, стремление к знаниям. Желание и умение учиться и познавать. В мемуарах Т. А. Богданович много интересных строк посвящено дружбе и взаимоотношениям семей Анненских и Короленко. Нижний Новгород занимал видное место в русской провинции. Достаточно упомянуть о Нижегородских ежегодных ярмарках. Многие знаменитости посещали эти ярмарки. И, конечно, они знакомились с Короленко, бывали у него дома. Татьяна Александровна описывает свою встречу в доме В. Г. Короленко с гениальной актрисой М. Н. Ермоловой, приезжавшей с Малым театром на гастроли в Нижний. Писатель Г. И. Успенский тоже бывал в Нижнем, дружил с В. Г. Короленко. Богданович написала и об этом оригинальном человеке. Т. А. Богданович была знакома с А. М. Горьким нижегородской поры, тогда еще мало известным, только пробовавшим себя в литературе писателем. Представляется, что о Горьком той поры не так уж много упоминаний в мемуарной литературе. Тем более интересны свидетельства Т. А. Богданович. Галерея знаменитых литераторов была бы не полной, если бы мы не упомянули еще об одном выдающемся родственнике героини нашего повествования. Родным братом Н. Ф. Анненского и, соответственно, двоюродным дядей Т. А. Богданович был поэт Иннокентий Федорович Анненский. Т. А. Богданович познакомилась с И. Ф. Анненским, когда тот ещё жил воспитанником в семье брата. Молодой человек не уделял трёх-четырёхлетней девочке почти никакого внимания. Он целиком был погружен в свой сложный внутренний мир. Значительно позже, когда Татьяна Александровна приехала в Петербург из Нижнего Новгорода поступать на Бестужевские курсы, она некоторое время жила в доме Иннокентия Фёдоровича. Она была очарована непринужденной, пронизанной юмором и добротой атмосферой этого гостеприимного дома. Тогда и начали складываться дружеские, близкие отношения между дядей и племянницей. Но только в последние годы жизни поэта возникло и развилось то взаимопонимание, та духовная близость между ними, о которой так проникновенно написала Богданович в своих мемуарах. Этот фрагмент её воспоминаний опубликован в 1981 году в ежегоднике 'Памятники культуры. Новые открытия' в большой подборке, посвящённой И. Ф. Анненскому. На страницах мемуаров Т. А. Богданович есть описания встреч, разговоров, даны словесные портреты очень многих интересных представителей разных слоев русского общества. Вот ещё один близкий родственник Татьяны Александровны, её родной дядя - знаменитый революционер-народник, 'якобинец' Петр Никитич Ткачев. Вот Иван Пантелеймонович Емельянов, живший в детстве воспитанником в семье Анненских. Он стал революционером, членом партии 'Народная воля', принимал непосредственное участие в подготовке убийства царя Александра Второго 1 марта 1881 года. Только его юный возраст (ему было 17 лет), позволил ему избежать смертной казни, заменённой 20-летней сибирской каторгой. Вот подруги-курсистки, стремящиеся к знаниям, рассуждающие, спорящие о будущем горячо любимой ими России. Вот профессора, читающие лекции на Бестужевских курсах. Вот Петербургские литераторы, знаменитый писатель-народник Н. К. Михайловский, писательница Е. Н. Водовозова, русский философ В. В. Лесевич. И многие, многие другие. На страницах этого небольшого очерка всех не перечислить. Затем более позднее время. Замужество. Муж Татьяны Александровны - Ангел Иванович Богданович -редактор журнала 'Мир Божий', острый и проницательный критик, талантливый журналист, к сожалению, рано умерший. Т. А. Богданович написала о событиях, имевших очень большое значение для дальнейшей судьбы России. Это первая русская революция 1905 года и предшествовавшее ей начало профсоюзного движения в России. В то время создавались многочисленные союзы, начиная от союзов прачек и заканчивая союзом чиновников. Союзы объединились в Союз Союзов, на Правлении которого было принято решение о проведении всеобщей забастовки в Петербурге. Забастовка в Петербурге, остановившая жизнь столицы Российской Империи, вынудила царя Николая Второго издать манифест 17 октября 1905 года, дающий свободу слова, печати, собраний, принять текст новой российской конституции, объявить о созыве в начале 1906 года первой Государственной Думы, Богданович необыкновенно живо описала эти волнующие дни, создавая эффект присутствия читателя в бурлящем событиями Петербурге. В мемуарах - не только свидетельство важнейших для России событий. В них есть описание быта русской интеллигенции в Петербурге и в провинции, подробности жизни курсисток, путевые заметки побывавших за границей двух молодых девушек - самой мемуаристки и её подруги, и многое другое. У Т. А. Богданович было четверо детей. Её глубоко интересовал мир детей, особенности характера каждого ребёнка, их превращение из несмыслёнышей в маленьких людей. Своим внучкам, детям её троих дочерей, она посвятила свои мемуары. Появление в печати воспоминаний Т. А. Богданович было бы событием в мемуарной литературе России. Однако существующие в настоящее время сложности по изданию подобной литературы, к большому сожалению, заставляют автора краткого очерка обратиться к читательской аудитории с предложением о содействии в издании мемуаров Т. А. Богданович.
|
||
|
Начало \ Именной указатель \ Т. А. Богданович \ Воспоминания Т. А. Богданович (2007) |
При использовании материалов собрания просьба соблюдать
приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2023
Mail: vygranenko@mail.ru;
naumpri@gmail.com
