Сокращения

Открытие: 20.01.2011

Обновление: 15.10.2019

Ольга Рубинчик
'Сердце просит роз поблеклых:'
Розы у Иннокентия Анненского¹

Источник текста: Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество. Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 8. Симферополь: 'Крымский архив', 2010. С. 186-212.

Статья передана в собрание автором. По её словам, это наиболее полный вариант её статьи о розах у Анненского (был ещё доклад на конференции "Мусатовские Чтения --2009" ""Там были розы...": тема розы у Иннокентия Анненского", опубликованный в сборнике: Некалендарный XX век. М.: Азбуковник. 2011. С. 127-139). Кроме того, в собрании открыт очерк автора "О вечере памяти И. Ф. Анненского".
См. также по теме:

Дубинская А. С. Лирическое пространство книги И. Ф. Анненского 'Тихие песни': ольфакторный аспект.
Елисеева А. Н. Вещь как символ в поэзии И. Анненского (Роза).
Никитин Г. Г. Мир беспокойных цветов: К 145-летию со дня рождения И. Ф. Анненского.

В лирике Анненского роза упоминается довольно часто (13 раз), но уступает по количеству упоминаний сирени (18) и лилии (17).² Однако берусь утверждать, что значимость образа розы в творчестве Анненского в целом (включая трагедии, статьи и проч.) превосходит значимость всех иных цветов.

Больше всего роз в 'античном' слое творчества поэта: они есть в некоторых переведенных Анненским трагедиях Еврипида, но особенно много их в трагедиях самого Анненского на еврипидовские сюжеты. Причина понятна: античность, унаследовавшая этот цветок от стран Востока, сделала его частью своей мифологии и культуры. '...Наше время очень равнодушно к красоте, разлитой в произведениях природы, - писал В. П. Боткин в статье 'Об употреблении розы у древних' (1891), - она сделалась для нас каким-то книжным чувством, каким-то идеальным вздором, о котором мы предоставляем говорить одним поэтам. <:> Нам теперь даже как-то трудно поверить, что было такое время, что был такой народ, для которого красота, разлитая в природе, была <:> самым серьезным и глубоким чувством, которое народ этот вносил во все свои религиозные понятия и представления'.³ 'Греки считали розу даром богов, - писал Н. Ф. Золотницкий, - и знаменитая поэтесса Сафо дала ей название царицы цветов. <:> По словам Анакреона, она родилась из белоснежной пены, покрывавшей тело Афродиты (Венеры), когда эта богиня любви во всей своей дивной красоте вышла после купанья из моря'.⁴ У Анакреона:

Роза - радость Афродиты,
Роза - муз цветок любимый:

С розой связан ряд мифов, она воспета многими античными авторами. Розы - участницы радостных и печальных событий жизни греков. Золотницкий: 'Венками из роз, перевитых миртами, украшалась у них невеста. Розами убиралась дверь, ведущая в ее дом, и лепестками же розы усыпалось брачное ее ложе. Венки из роз посылали друг другу влюбленные или клали их у порога в дом. <:> Розами и венками из роз греки усыпали путь возвращавшегося с войны победителя и убирали его колесницу. Ими же убирали тело и гробницы дорогих умерших. <:> Розы греки носили на голове и на груди также в знак траура, как символ кратковременности нашей жизни, которая так же быстро увядает, как и душистая роза. <:> у них возникла даже пословица: 'Если ты прошел мимо розы, то не ищи ее более'.

С другой стороны они убирали ею памятники и урны с прахом покойников, так как приписывали ей чудесное свойство сохранять смертные останки от разрушения и думали, что запах ее приятен душам умерших. Кроме того, в бутоне розы они видели символ бесконечности, выражавшийся в ее круглой, не имеющей ни начала, ни конца форме, и на этом основании на греческих намогильных памятниках можно было то и дело встретить изваяние плотно сомкнутого бутона розы.

Не менее выдающуюся роль играла роза и в религиозных обрядах греков. Венками из роз они украшали чело богов и венки же из роз клали у ног их. <:> Самые знаменитые в Греции храмы Венеры, находившиеся на островах Кирене и Родосе, были окружены роскошнейшими и обширнейшими садами роз. Здесь поклонение розе доходило до того, что даже самые монеты были снабжены ее изображением.

Вообще, надо сказать, что в Греции пользовалась величайшим почетом не только сама роза, но даже и торговля ею, и вязание из нее венков'.⁵

Вот розы Еврипида (пер. Анненского):

Дивной Киприды прикосновение
Струи Кефиса златит,
Ласково следом по нивам летит
Роз дуновение,
Благоухая в волосах,
Цветы не вянут там свитые:
('Медея')

И невеста ожидает
Там тебя - и розы кущей
Оттенят там лик цветущий...
('Киклоп')

В тех зеленых лугах, где нимфы
У ключей кристальных резвятся
И для кос золотых срывают
Гиацинты и розы?..
('Ифигения в Авлиде')

О Киприда, о царица
И обманов и убийства!
Это ты хотела смерти
Для данайцев и троян -
Вот судьбы моей начало!
<:>
И от луга, где, срывая
Сo стеблей живые розы,
Наполняла я беспечно
Ими пеплос, чтоб богине
Посвятить их Меднозданной,
Неповинную Елену
По стезе Гермес эфирной
В этот грустный край уносит
Для раздора, для раздора
Меж Элладой и Приамом:
('Елена')

Розы в метафорическом значении:

Нет, не помог твой молящий взор:
Розы стыда нежную предали.
('Ифигения в Авлиде')

На то ли в чертоге своем
Весеннюю розу -
Меж эллинских дев
Когда-то сиявшая Леды
Злосчастная дочь
Носила меня и растила?
('Ифигения в Тавриде')

: Муж, конечно,
Отравленной украсив розой сад,
Ей восхищен бывает. Точно куклу
Иль алмаз фальшивый, он жену
Старается оправить подороже.
('Ипполит')

Как мы видим, роза у Еврипида (и все, что исходит от Киприды), может быть и с положительным, и с отрицательным знаком. Так, пропитаны ядом розы золотого венца, подаренного Медеей новой невесте ее мужа:

Но ризы божественным чарам
И розам венца золотого
Невесту лелеять недаром:
Ей ложе Аида готово,
И муки снедающим жаром
Охватит несчастную сеть,
Гореть она будет, гореть...
('Медея')

Розы есть в каждой из четырех трагедий Анненского. Особенно много их в трагедии 'Фамира-кифарэд': там они упомянуты около десяти раз. Анненским был создан модернизированный, эстетизированный, интеллектуализированный и, если так можно выразиться, 'ароматизированный' образ античности, насколько это было возможно при соблюдении античных сюжетов: меньше запаха крови, больше запаха роз, и это уже немножко другие розы. Как ясно сформулировал сам поэт в предисловии к трагедии 'Меланиппа-философ', 'Автор томится среди образчиков современных понятий о прекрасном, но он первый бы бежал не только от общества персонажей еврипидовской трагедии, но и от гостеприимного стола Архелая и его увенчанных розами собеседников с самим Еврипидом во главе'.⁶

При том что в трагедиях Анненского, как у Шекспира, 'роза пахнет розой', смысловой ореол этого образа, по сравнению с розами Еврипида, усложняется.⁷ Не случайно часто подчеркивается темная окраска розы:

           :Ее фату, что обвивал венец
Из темных роз, повязку, что драконом
Эмалевым украшена, и пояс...
Послушай, он еще благоухает...
('Меланиппа-философ')

Большая черноволосая нимфа
(с пунцовыми розами и золотым гребнем в волосах)
<:>

Ирида

Но думаю, что розовый венок
Возлегшему с богами Иксиону
Надел Эрот... Тот маленький... его
Ты видела и крошкой любовалась...
С утра ко мне сегодня он пристал,
Чтобы ему свила из роз пурпурных
Пышнее я венок. Я нарвала
У Геры роз, в саду ее - душистей
Не знаю я и ярче:
('Царь Иксион')

Фамира

Темные розы осыпали куст,
     Осыпали куст:
          О, бред!
     Появись, кифарэд!
     Улыбнись, златоуст!
          О, бред!
И в сердце желанье вложи ей,
          Твоей беловыей:
<:>
Темные розы унес Дионис,
     Унес Дионис:
          О, бред!
('Фамира-кифарэд')

Думается, что темная окраска роз символизирует опасность, которую несет человеку любовь - страсть, внушенная богами (Афродитой, Эротом), и даже страсть самого бога к человеку (страсть Посейдона к Меланиппе, Нимфы к Фамире), и уж тем более страсть человека к богу, попытка благодаря любви сравняться с богами (любовь Иксиона к Гере; желание безлюбого Фамиры внушить страсть музе лирической поэзии Евтерпе, чтобы узнать тайну божественной музыки и победить музу в состязании). Иногда темный цвет роз дается в контрасте с белым: страсть оттеняется бесстрастьем или чистотой. Таков контраст 'беловыей' музы и желания Фамиры:

Нимфа

Душа его смутилась. И трепещут
От непривычной бури струны.
                                               Роз
Мечта его полна, он кличет, ищет:
Горячими губами белый стебель
Тех музыку таящих роз - двух роз:
Зачем ему Евтерпа? Я ошиблась.
Сирены он соперник этой. Он
Унизить бы хотел ее:
                                   Унизить?
Но как, но как?
                        Целуя, может быть,
Ей белый стебель шеи?

Неоднократно подчеркнут контраст божественного белого и страстного темного (тоже не чуждого богам) в трагедии 'Иксион':

И цветы перед тобою
Мы гирляндами разложим,
Чтоб темней казались розы
От лилеи белоснежной:
<:>

Иксион
(Вынимает из венка розу и подносит ее к лицу.)

Как эти розы сильно пахнут... Мне
Они щекочут шею. Точно шепчут
Их лепестки невнятные слова
Мне на ухо. Ваш розовый язык,
Цветы, мне непонятен. Я не богом
На свет рожден...

(Снимает венок.)

Тот мальчик, что венчал
Меня, заколдовал вас, верно, розы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И грезятся мне черные, как ночь,
Две душные волны, как будто запах
Божественных волос и силуэт
Прически вы запечатлели, розы.
На белое чело они упали
Так тяжело, те волны, но чела
Над синими и влажными глазами
Коснуться не посмели... и легли
На две других прозрачно-нежных розы...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не надо... Нет... не надо. Я цепей
Носил уже довольно... Этой страсти
Я не хочу, Эрот. <:>

На сцену выезжает блестящий кортеж Геры.
Сама богиня на белых лошадях, колесница ее украшена серебряными лилиями и золотыми гранатами (ее эмблемы). <:>
Гера вся в белом.
На голове у нее стефана из лилий и роз.

Здесь пурпур роз из сада Геры усилен сочетанием с черными волосами богини, а контраст с этим мотивом страсти составляют беломраморное чело, прозрачно-нежные розы, белое одеяние, белые лошади, лилии.

Контраст красного и белого - красных и белых роз - не чужд самой античности. В мифах есть различные объяснения того, как белые розы превратились в красные (например: розы покраснели, когда их шипы изранили ноги Афродиты, бегущей в рощу Пифона, где лежал ее погибший возлюбленный Адонис).⁸ Но такое сложное и напряженное противопоставление, как в трагедиях Анненского, думается, для произведений эпохи античности нехарактерно.

Розы в трагедиях Анненского имеют и более высокое, более абстрактное значение. Оно очевиднее всего выражено в 'Меланиппе', где отчасти отражена философская система Анаксагора, но, как писал Анненский в предисловии к трагедии, 'автор отнюдь не хотел делать центром своей трагедии младенческих попыток рационализма. Жизнь своей красотой, силой и умственной энергией безмерно превосходит всякую систему:'⁹

Меланиппа

Весь этот мир, и все, что в нем горит,
И гаснет, и растет, благоухает
И движется, и умирает, царь...
Все это вечно... Только вещи были
Вначале странно смешаны. И Хаос,
Наш первый мир, исполнен был семян,
Мироначал неразвитых... А семя
Там каждое начатки всех вещей
Незримые таило: и железа
В нем был закал, и розы аромат,
И радуги цвета. Из этих зерен
Составились и небо, и земля.

Здесь роза или даже нечто еще более тонкое - розы аромат - это один из первоэлементов мира, один из первоэлементов той красоты, которая была для Анненского чем-то вроде витавшей надо всем платоновской идеи.

О чем-то сходном идет речь в 'Фамире', когда Нимфа говорит о розах, таящих музыку. И в диалоге Нимфы с сыном, когда он отказался от состязания с Евтерпой и счастлив:

Нимфа

О кифарэд! Скажи мне, в чем же это
Особенное счастье? И меня
Красивее ли муза?

Фамира

                              Не заметил.
Я на закат смотрел, как розы там
Небесный путь засыпали, а ноты
Со струн ее кифары на стезю
Вздымались и дымились:
<:>
Иль это души были,
Не жившие еще? Иль формы их,
Слепив, разбил ваятель, чтоб потом
В отчаяньи зарезаться? Они,
Там розовый заняв и горний путь,
Созвездия сперва образовали,
Потом Змеей и Рыбой хоры их,
И Обручем, и Лирой тихо-тихо
Задвигались, и нежная звезда
За нежною звездою загоралась
Над каждым из мечтаний - и кружилась,
И таяла в эфире вместе с ним,
Не изменяя ритму.

Слушая игру Евтерпы, Фамира присутствовал как бы при создании мира, познал музыку сфер. И розы заката были частью этой музыки:

                                 : а закат
Был только нежной гаммой?..

Здесь розы, сохраняя память о своем античном материальном происхождении, становятся лишь розовым цветом заката, означающим горний путь, гаммой божественной небесной музыки.

Хотелось бы обратить внимание на только что упомянутую особенность образности поэта: качественное прилагательное 'розовый', часто встречающееся в его трагедиях и стихах и обозначающее цвет, порой сохраняет свою связь с существительным, от которого оно произошло: розовое (не из роз состоящее, а розовое по цвету) сохраняет связь с розой.¹⁰ Ср. в том же 'Фамире':

Пусть иссушило нам пламя розы,
Синие выпило солнце грозды -
Розовы будут с зарей стрекозы,
Синие в небе зажгутся звезды:

В 'Царе Иксионе':

И розовым стал мрамор, розы ж губ
И нежных щек у Геры побледнели.

Ср. в стихах:

По бледно-розовым овалам,
Туманом утра облиты,
Свились букетом небывалым
Стального колера цветы.
('Тоска'; здесь цветы - центифолии, дикие кустарниковые розы.)

Я - слабый сын больного поколенья
И не пойду искать альпийских роз,
<:>
Но милы мне на розовом стекле
Алмазные и плачущие горы,
Букеты роз увядших на столе:
('Ego')

Связь розового с розой есть, полагаю, и в ряде стихов, где открытое соположение этих слов отсутствует. Например:

Заглох и замер сад. На сердце всё мутней
От живости обид и горечи ошибок...
А ты что сберегла от голубых огней,
И золотистых кос, и розовых улыбок?..
('Последние сирени')

Здесь розовые улыбки - это те же розы губ (не случайно в строфе сравнивается жизнь сердца и жизнь сада). Казалось бы, простейшая метафора, идущая еще от античности. Но розовый цвет у Анненского почти всегда в какой-то степени отсылка к небесному, горнему началу жизни. И не только богини, но и смертные девы, у которых розовые ланиты и улыбки, розовые локти и розовые пальцы, напоминающие о гомеровской 'розовоперстой Эос', не совсем принадлежат земле. У Меланиппы, рассуждавшей о 'мироначалах', среди которых был и 'розы аромат', даже карие глаза - 'с розоватым отблеском'; жизнь, идущая по земным законам, не для нее, в этой жизни ее лишают глаз и связывают: 'Эола розе тесно: Тесно розе'.

Розовый цвет (свет, иногда в соседстве с золотым) у Анненского часто связан с вечерней или утренней зарей. Например: 'розовы будут с зарей стрекозы', 'розовые пальцы зари'; ':показываются ореады. Они в золотистых и белых туниках и розовых или оранжевых напусках, напоминая горы на восходе и на закате'; 'Сцена двадцатая, заревая. В глубине, на фоне розового сияния, показывается Гермес в ореоле божественной славы' ('Фамира-кифарэд'); 'розовое утро'; 'Розовея, дымятся угли, Облака разбегаются, тая:' ('Лаодамия'). В стихах это постоянный мотив. Ср. 'бледно-розовые овалы' в 'тумане утра', стихотворение в прозе 'Свет': 'В дремлющем воздухе рассыпались целые снопы лучей. Цветя и сверкая, ярче блещет мягкая свежесть молодой зелени, и розовые жемчужины покатились по земле и по небу'; 'За розовой раной тумана:' ('Который?')'.

:Что безвозвратно синева,
Его златившая, поблекла...
Что только зарево едва
Коробит розовые стекла.
('Май')

:И улыбку за сетью дождя
Репетирует розовый день.
(Вариант стихотворения 'Утро')

:И там за розовой чертою
Томим несбывшейся мечтою,
Всё медлит день пережитой.
(Вариант стихотворения 'Тоска возврата')

Можно продолжить приводить примеры, связывающие розовый цвет у Анненского с зарей. Но в данном случае важнее напомнить, что сквозь заревой розовый цвет (свет) брезжит образ небесных роз:

Золотя заката розы,
Клонит солнце лик усталый,
И глядятся туберозы
В позлащенные кристаллы.

Но не надо сердцу алых, -
Сердце просит роз поблеклых,
Гиацинтов небывалых,
Лилий, плачущих на стеклах.

Розы небесного пути, розовый горний путь - вот предел мысли Анненского о розе. Эта мысль, оттолкнувшаяся от античного образа царицы цветов, прошла сквозь средневековый мистический образ розы и вышла к декадентскому ее пониманию. Ср. строки другого филолога-классика начала ХХ в. - Вячеслава Иванова:

О, розы пены в пляске нежных Ор!
За пиром Муз в пустынной нашей келье -
Близ волн морских вечернее похмелье!
Далеких волн опаловый простор!..

И горних роз воскресшая победа!..
('Носталгия')

'Розы пены' здесь - отсылка к греческому мифу, а 'горние розы' - к средневековой мистике. Иванов использует метафоры для зари, отражающейся в море.¹¹

Решусь предположить, однако, что за образом розы у Анненского скрывается большее, чем в обычной декадентской практике, 'обеспечение': кроме скрещения названных литературных традиций, здесь есть еще одна традиция - царскосельская. Кроме того, Анненский постоянно и напряженно следил за переменами, происходящими в жизни неба и в жизни сада, что видно по стихам и письмам поэта.

вверх

*     *     *

':Среди прогулок по Царскосельским садам, куда лицеистов летом пускали на целые дни, живая фантазия Пушкина не раз рисовала себе сад и дворец, какими они были, по рассказам, раньше, при императрице Елизавете и при Екатерине II.
Та лужайка направо от мраморного мостика, куда лицеистов водили играть в мяч и лапту, и при нем еще носила название 'розового поля': в царствование Семирамиды севера там действительно были розы'.¹²

Эти слова Анненского из речи 'Пушкин и Царское Село' (1899) показывают его поэтическую логику: для того, чтобы увидеть Царское в ретроспекции, нужно представить себе то обилие роз, которое было там в XVIII в. Розы всегда украшали царскую резиденцию, но во времена 'Семирамиды севера' недалеко от Екатерининского дворца и Камероновой галереи было целое Розовое поле.

Имя Екатерины связано с розами не только благодаря Розовому полю, но и благодаря литературным ассоциациям. Екатерина - автор 'Сказки о царевиче Хлоре' (1781), где разумный и безгрешный царевич ищет и, поднявшись по крутой и каменистой дороге, находит на вершине горы 'розу без шипов, что не колется'.¹³ Ему помогают в пути персонажи Рассудок, Честность и Правда, а также веселая и любезная ханша Фелица - это имя стало одним из имен Екатерины в русской поэзии от Державина до Анненского. ':Сей цветок не что иное значит, как добродетель'.¹⁴

В аллегории, созданной Екатериной II, сочетаются классицистическое, просвещенческое начало и зарождающееся романтическое (более поздняя параллель - мистический голубой цветок из романа Новалиса 'Генрих фон Офтердинген'). Истоки романтического - в средневековой мистике розы. Истоки классицистического, доминирующего в тот период начала, - в античности, любовь к которой повсюду видна в царской резиденции: в копиях античных скульптур и скульптурах XVIII в. на античные сюжеты, в обелисках славы, в послебарочных архитектурных сооружениях (Камеронова галерея, Александровский дворец и др.). Думается, что царскосельская архитектурно-скульптурная 'античность' придавала представлениям Анненского о греко-римском мире особую убедительность и наглядность.

Поэтическая традиция царскосельской розы начинается с 'Прогулки в Сарском Селе' Державина:

Коль красен взор природы
И памятников вид,
Они где зрятся в воды
И соловей сидит
Где вблизь и воспевает,
Зря розу иль зарю!

В строке 'Зря розу иль зарю!' соседствуют и - с помощью аллитерации (з, р) - обнаруживают сходство два понятия, которые будут столь связаны между собой в поэтической системе Анненского.

В этом же тексте:

И ты, сидя при розе,
Так, дней весенних сын,
Пой, Карамзин! - И в прозе
Глас слышан соловьин.

Державин говорит не о розах, а о розе - знаке всех роз Царского Села, а также, по-видимому - в обращении к Карамзину - о той розе добродетели, которую здесь насадила и обозначила в своей аллегории Екатерина II.

В оде Державина 'Развалины', зачинающей традицию изображения Царского Села как 'Элизиума теней'¹⁵, упоминается и Розовое поле: Киприда-Екатерина

Ходила по лугам, долинам,
По мягкой мураве близ вод,
По желтым среди роз тропинам.¹⁶

Розарий, как и все иные реалии екатерининского времени, еще продолжал существовать, но - за утратой владелицы (':здесь ее уж ныне нет') - в строфе оказалось уместно прошедшее время.

Хотя в правление Александра I Царское Село вновь расцветает, традиция видеть его золотой век в прошлом сохраняется. Ода пятнадцатилетнего Пушкина 'Воспоминания в Царском Селе', возникшая среди анакреонтики и дружеских посланий и воспевающая победы русского оружия, тем не менее продолжила оду 'Развалины':

Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный царскосельский сад,
<:>
Здесь каждый шаг в душе рождает
Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает:
'Исчезло все, великой нет!'

По существу, это начало пушкинской линии в царскосельской поэзии.

Розы юного Пушкина¹⁷ тоже порой существуют в прошедшем времени:

Где наша роза,
Друзья мои?
Увяла роза,
Дитя зари:
('Роза', 1915)

Я ей принес увядши розы
Веселых юношества дней:
('Стансы (Из Вольтера)', 1817)

Уже с венком из роз душистых,
Меж кудрей вьющихся, златых,
Под сенью тополей ветвистых,
В кругу красавиц молодых,
Заздравным не стучишь фиалом,
Любовь и Вакха не поешь:
("К Батюшкову", 1814)

Но если говорить о вкладе Пушкина именно в царскосельскую 'розовую' традицию, то указать следует прежде всего строки:

Вы помните ль то розовое поле,
Друзья мои, где красною весной,
Оставя класс, резвились мы на воле
И тешились отважною борьбой?
('Гавриилиада', ранняя редакция)

А также пóзднее, обращенное к лицеистам, стихотворение:

Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался:¹⁸
(1836)

В параллель стоит привести 'Элегию' еще одного лицеиста - Дельвига, который, по словам Пушкина, был 'духом грек' и 'на снегах возрастил Феокритовы нежные розы':

Когда, душа, просилась ты
Погибнуть иль любить,
Когда желанья и мечты
К тебе теснились жить,
Когда еще я не пил слез
Из чаши бытия, -
Зачем тогда, в венке из роз,
К теням не отбыл я!..
(ок. 1821-1822)

'Пора цветения Царского Села быстро отошла в былое, - писал Анциферов. - О нем полюбили писать наши поэты при 'вечерних огнях' своей жизни. Розы, так красочно описанные Державиным, у Вяземского превратились в 'снежные розы пушистых венков''.¹⁹ Для позднего Вяземского Царское Село населено призраками:

Твой Бенвенутто, о Россия,
Наш доморощенный мороз
Вплетает звезды ледяные
В венки пушистых белых роз.
<:>
И много призрачных видений
И фантастических картин:
('Царскосельский сад зимою', 1861)

Вот вкратце 'розовая' традиция царскосельской поэзии, какой она была до Анненского. В поэтических значениях царскосельской розы по сравнению с общепринятой семантикой²⁰ нет новизны. Особенность ее в том, что эта традиция образована обозримой цепочкой имен и стихов царскоселов-предшественников, дорогих для каждого последующего поэта и что при всей ее литературности за ней стоят дорогие сердцу царскосела реалии.

Слова Анненского в речи о Пушкине ':там действительно были розы' почти совпадают со строкой самого 'царскосельского' из его стихотворений:

Там были розы, были розы,
Пускай в поток их унесло.
Там всё, что навсегда ушло:
('Л. И. Микулич')

И мы понимаем, что это прежде всего розы с Розового поля.

Розовое поле, на которое указывал Анненский, не было во времена Пушкина лишь названием. Барон М. Корф, воспитанник Лицея, вспоминал: 'На Розовом поле, помнится, и мы ещё застали розы, да и теперь ещё растёт шиповник'.²¹ Более того, не было оно пустым названием и во времена самого Анненского, который любил гулять как раз в той части Екатерининского парка, где оно расположено. Вот как пишет о поле современник Анненского С. Н. Вильчковский в своем путеводителе по Царскому Селу, создававшемся в 1910 г.: 'Направо [от Виттоловского канала] раскинулся широкий луг, идущий до виднеющейся вдали Подкапризовой дороги. Этот луг - знаменитое Розовое поле. Тут, сейчас у Рамповой дороги, в кустах шиповника, уцелели остатки фундамента круглой мраморной беседки, построенной в 1793 году. <:> Пол был выложен мраморными плитками; беседка обсажена розовыми кустами. <:> Прошли годы, и на этом поле, обсаженном при Екатерине куртинами²² самых разнообразных роз, успевших одичать, вокруг гранитного фундамента античной красоты розовой беседки, появились группы резвящихся Царскосельских лицеистов:'²³ Вильчковский пишет об одичавших розах, ставших шиповником, который продолжал расти на поле и в начале ХХ в. Ср. строки Ахматовой, подхватившей царскосельскую 'розовую' традицию:

Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
А лицейские гимны все так же заздравно звучат.
('Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли:', 1957)

Но, по-видимому, для Анненского эти одичавшие остатки былой роскоши недостойны упоминания ни в речи о Пушкине, ни в стихах. К тому же продолжение поэтической традиции требует оплакивания исчезнувшего былого.

Насколько стихотворение, адресованное Микулич, следует традиции, показывает сравнение с текстами-предшественниками, прежде всего - с одами Державина. Ода 'Прогулка в Сарском Селе' содержит в нескольких строках анафоры 'там', 'тут', 'здесь':

Там эха хохотанье;
Тут шепоты ручьев,
Здесь розы воздыханье!

В ней указывается на реалии настоящего. Ода же 'Развалины', посвященная реалиям недавнего прошлого, вся построена на подобных анафорах:

:Тут был Эдем ее прелестный
Наполнен меж купин цветов,
Здесь тек под синий свод небесный
В купальню скрытый шум ручьев;
<:>
Здесь в разны игры забавлялась,
А тут прекрасных нимф с полком
Под вечер красный собиралась
В прогулку с легким посошком;
Ходила по лугам, долинам,
По мягкой мураве близ вод,
По желтым среди роз тропинам:

Правда, среди анафор оды 'Развалины' нет указательного местоимения 'там', на котором построено элегическое стихотворение Анненского (употреблено 8 раз)²⁴:

:Там на портретах строги лица,
И тонок там туман седой,
Великолепье небылицы
Там нежно веет резедой.
Там нимфа с таицкой водой:

Такую сквозную анафору можно объяснить прежде всего тем, что недавнее прошлое Державина отделено от Анненского расстоянием более чем в сто лет, за это время 'здесь' превратилось в 'там'. Это прошлое далеко вдвойне: после него была пушкинская, самая драгоценная для Анненского, эпоха Царского Села. Но и она уже - 'там':

Там стала лебедем Фелица
И бронзой Пушкин молодой.

От державинских текстов следует перейти к текстам пушкинским. В уже упоминавшейся оде 'Воспоминания в Царском Селе', где юный поэт открыто продолжает Державина, трижды повторяется 'здесь' и четырежды - 'там':

Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской храм?
<:>
И там, где роскошь обитала
В сенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал и липа трепетала,
Там ныне угли, пепел, прах.²⁵

Эта аллюзия на Пушкина подмечена уже в работе Г. Т. Савельевой²⁶, в которой подробно анализируется стихотворение Анненского 'Л. И. Микулич'.

Есть и другая причина для использования Анненским именно местоимения 'там': такая анафора является текстообразующей в хрестоматийном фрагменте 'Руслана и Людмилы' - в 'Посвящении':

:Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей:
<:>
Там лес и дол видений полны:
<:>
Там русской дух... там Русью пахнет!
И там я был:

Следование этому пушкинскому тексту подтверждается также совпадением общего рисунка стиха, а объясняется комментарием самого Анненского из уже цитировавшейся речи: 'Я склонен думать, что известные изображения волшебных садов и чертога во второй песне 'Руслана и Людмилы' не остались без влияния картины Царскосельского сада и дворца: только, конечно, переработанные фантазией, на основании преданий о золотой роскоши XVIII в. Это тем более вероятно, что первые песни 'поэмки' были написаны Пушкиным еще в Лицее'.²⁷ Итак, 'русский дух' 'Руслана и Людмилы' и 'волшебные сады и чертог' 'поэмки' - все это 'великолепье небылицы' для Анненского в каком-то смысле Царское Село.²⁸ И если у Пушкина 'там' - это обозначение иного пространства и сказочного мира, то у Анненского - обозначение иного времени.

В сущности, именно местоимение 'там' отдаляет образы стихотворения от времени Анненского, а не глаголы, часть из которых употреблена в прошедшем, часть - в настоящем; при этом ряд строк обходится вообще без глаголов и скорее принадлежит настоящему. Эта зыбкость времен показывает, что прошлое исчезло не совсем, его можно увидеть сквозь тонкий седой туман. Интонация оплакивания свойственна только строкам о розах:

Там были розы, были розы,
Пускай в поток их унесло.

Они были, это акцентировано, - но их бесповоротно нет. Как у Державина в предсмертных строках:

То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
('Река времен в своем стремленьи:')

Розы унесла державинская 'река времен', но утратившая свой угрожающий гул - звучание стихотворения Анненского совсем иное: это улыбка сквозь слезы. Вероятно, эти унесенные розы должны напомнить и о строке легкого царскосельского стихотворения Пушкина:

И быстрый ручеек,
В струях неся цветок,
Невидимый для взора,
Лепечет у забора.
('Городок')

Пушкин не называет цветок по имени, но его - благодаря ручейку - вполне можно включить в перечень царскосельских роз-предшественниц. Перечень открывается 'розой без шипов' Фелицы, возможно, имеющей параллель в строках Анненского 'Я - слабый сын больного поколенья / И не пойду искать альпийских роз:', а заканчивается для него, по-видимому, призрачными розами Вяземского. И поскольку это отнюдь не только 'увядши розы' и исчезнувшие цветы Розового поля, а и 'розовость воспоминаний', и 'цветы классической поэзии', на что указывает в своей статье Г. Т. Савельева²⁹, они, вопреки прямому отрицанию, одновременно продолжают существовать, но в ином измерении - Там:

Там все, что навсегда ушло:

вверх

*     *     *

В Царском Селе конца XIX - начала ХХ вв. были еще и реальные розы, которые росли в садах возле тех домов, где Анненский жил: в собственном директорском саду при гимназии, в большом саду лечебницы Эбермана, на территории которой Анненский снимал так называемую 'дачу Эбермана', в маленьком садике при доме Панпушко. Цветы, обычно розы или лилии, - в соответствующий сезон, видимо, из своего сада, - всегда стояли на письменном столе в кабинете Иннокентия Федоровича.

О розах несколько раз говорится в письмах Анненского. В письме А. В. Бородиной от 25/VI 1906 поэт пишет о небе и саде и о своей слиянности с красотой мира: ':Сейчас я из сада. Как хороши эти большие гофрированные листья среди бритой лужайки, и еще эти пятна вдали, то оранжевые, то ярко-красные, то белые: <:> Зачем мне не дано доказать другим и себе, до какой степени слита моя душа с тем, что не она, но что вечно творится и ею, как одним из атомов мирового духа, непрестанно создающего очаровательно пестрый сон бытия? <:> Если бы вы знали, как иногда мне тяжел этот наплыв мыслей, настроений, желаний - эти минуты полного отождествления души с внешним миром, - минуты, которым нет выхода и которые безрадостно падают в небытие, как сегодня утром упали на черную клумбу побледневшие лепестки еще вчера алой, еще вчера надменной розы. И странно, что они упали не от холодных стальных прутьев, которыми небо бичевало их на заре, - от этих ударов они только поседели: Я видел днем розу, уже полную тяжелых слез, но еще махровую и обещающую: Но едва я коснулся до ее ветки, как вместе со слезами посыпались и лепестки: Так и с моей невысказанной поэзией, с моими все еще золотыми снами - Альма Тадема не соберет их росистых лепестков на мраморе своего полотна - их завтра выметет эбермановский дворник:'³⁰ Характерно, что реальный цветок, за которым пристально наблюдал Анненский, здесь одновременно - метафора 'невысказанной поэзии' и поэта, а также звено, связующее его с античностью. В свою очередь, между розой и античностью у автора письма возникает посредник из мира изобразительного искусства³¹ - голландско-английский живописец Лоуренс Альма-Тадема (1836 - 1912), по словам Анненского, 'удивительный артист кисти', 'один из самых интересных художников второй половины 19-го века <:> не только благодаря профессиональному совершенству, но и как отличный знаток античного мира и древнего востока'.³²

Внимание к творчеству Альма-Тадемы и ряда других мастеров искусства и литературы было одним из стимулов поездок Анненского в Европу, считают Р. Д. Тименчик и К. М. Черный.³³ Имя художника звучит в варианте первых строк 'Мелодии для арфы':

Мечта моей тоскующей любви,
Соперница волшебных роз Тадема.³⁴

Эстетизированная античность на картинах Альма-Тадемы часто бывает украшена розами. Можно предположить, впрочем, без уверенности, что в приведенных строках стихотворения содержится аллюзия на картину 'Роза из роз' (1883), где на античном фоне изображена среди белых роз прекрасная дева.

В письме же, адресованном Бородиной, как указал А. И. Червяков³⁵, речь идет о полотне 'Розы Гелиогабала' (1888). С этим, по-видимому, можно согласиться, т. к. именно на картине 'Розы Гелиогабала' изображено бессчетное количество розовых лепестков.

Сюжет картины - древнеримский. В Рим роза и ее культ, претерпевший метаморфозы, пришли из Греции. Как писал Н. Ф. Золотницкий, во времена падения Рима роза 'делается цветком забавы пьяных оргий, выразительницей низменных чувств. Теперь ею украшают уж не Венеру-Уранию - богиню честного брака и благословения детьми, а позорную Венеру-Пандемос - богиню чувственной любви. <:> Но розы истреблялись в громадном количестве вообще на всех обеденных пиршествах римлян, так как не только каждый гость должен был непременно быть увенчан венком из роз, но розами украшались также и все подававшие кушанья и прислуживавшие рабы, все сосуды и все чаши с вином; ими же усыпан был весь стол, а иногда даже и пол. При этом надо заметить, что подносившиеся гостям венки были не просто сплетены из роз, а сделаны из розовых лепестков, которые в виде чешуи обвертывались вокруг обруча. <:>

Но всех превзошел своим безобразным истреблением роз император Гелиогабал.

На одном из его пиршеств, как рассказывают, знатные гости были забросаны таким множеством падавших с потолка розовых лепестков, что некоторые из них, к величайшему его удовольствию, задохлись под ними'.³⁶

У Тадемы нет ужаса смерти, смерть не очевидна, зато все основное поле картины засыпано бело-розовыми лепестками, сквозь которые мы видим античную архитектуру и античные фигуры - как бы ожившие статуи. Основная цветовая гамма полотна - розовый (цвет лепестков) и золотистый (цвет занавеса), т. е. те тона, в которых Анненский зачастую рисует в своих стихах зарю.

Мир картины, в котором даже гибель приходит к героям в виде аромата роз, коррелировал с 'золотым сном <:> души' Анненского, с его идеалом красоты. Но был и другой полюс восприятия розы, в котором проявлялись его жалость и сочувствие всему живому:

Когда б не смерть, а забытье,
Чтоб ни движения, ни звука...
Ведь если вслушаться в нее,
Вся жизнь моя - не жизнь, а мука.
<:>
Иль я не весь в безлюдье скал
И черном нищенстве березы?
Не весь в том белом пухе розы,
Что холод утра оковал?

Нет возможности проследить все упоминания Анненским слова 'роза' в его поэзии, драмах, переводах, статьях, письмах.³⁷ Но можно сделать вывод, что роза у Анненского существует между обозначенными в статье полюсами, в силовом поле названных здесь традиций, которые в свернутом виде одновременно присутствуют едва ли не в каждом словоупотреблении.

*     *     *

Завершая, напомню, что 'поблеклые' декадентские розы, которые так любил Анненский ('Сердце просит роз поблеклых:') стояли у него в кабинете и в день его смерти. Воспоминание сына: 'Ведь этот еще его кабинет я вижу в последний раз в жизни. Через какой-нибудь час это будет уже просто комната. <:> Нежно и печально пахнут увядающие розы на письменном столе'.³⁸

Сноски:

1. При подготовке текста к печати я пользовалась советами Е. М. Таборисской и Р. Д. Тименчика. Искренне благодарю их за помощь.
2. Новикова У. В. Частотный словарь лексики лирики И. Ф. Анненского. Краснодар, 2006. Подчеркну, что приведенные цифры касаются только лирики.
3. Боткин В. П. Об употреблении розы у древних // Сочинения Василия Петровича Боткина: В 3-х тт. СПб., 1891-1893. Т. II. С. 325.
4. Золотницкий Н. Ф. Цветы в легендах и преданиях. <СПб., 1913>. Часть 1: Царица из цариц - роза. С. 5.
5. Золотницкий Н. Ф. С. 6-8.
6. Анненский И. Ф. Драматические произведения. М., 2000. С. 48.
7. Ср. высказывание А. Н. Веселовского: 'Роза и лилия как-то затерялись среди экзотической флоры современной поэзии, но еще не увяли и по-прежнему служат тем же целям символизма, выразителями которого были в течение веков. Средство осталось, содержание символа стало другое, более отвлеченное, расчленяющее; многие из образов Гейне были бы непонятны поэтам, певшим о розовой юности (rosea juventa) и создавшим эпитет 'лилейный'. <:> Роза цветет для нас полнее, чем для грека, она не только цветок любви и смерти, но и страдания и мистических откровений; обогатилась не только содержанием вековой мысли, но и всем тем, что про нее пели на ее дальнем пути с иранского востока' (статья 'Из поэтики розы', 1898). Цит. по: Веселовский А. Н. Избранные статьи. Л., 1939. С. 132-133). Анненский наверняка знал статью Веселовского, которого глубоко почитал. ':Не только читаю, но и штудирую все, что выходит из-под Вашего пера:', - писал он Веселовскому в письме от 22 / III 1905 г. (письмо опубликовано в изд.: Анненский И. Ф. Письма: В 2-х тт. / Сост. и коммент. А. И. Червякова. СПб., 2007. Т. 1. С. 391-392. Фрагмент в публ.: Лавров А. В. И. Ф. Анненский в переписке с Александром Веселовским // Русская литература. 1978. ? 1).
8. Эта и другие версии в изд.: Золотницкий, с. 5-6. См. также указ. статью Боткина.
9. Анненский И. Ф. Драматические произведения, с. 48.
10. Согласно словарю У. В. Новиковой, в лирике Анненского прилагательное 'розовый' встречается очень часто - 25 раз. Не берусь сказать, в каком количестве случаев оно сохраняет свою связь с розой, а в каком является просто обозначением цвета.
11. Об этом: Обатнин Г. Еще раз о первом сонете из триптиха Вяч. Иванова 'Розы' // Шиповник: Историко-филологический сборник к 60-летию Романа Давидовича Тименчика. М., 2005. С. 313.
12. Анненский И. Ф. Пушкин и Царское Село // Анненский И. Ф. Книги отражений / Подгот. Н. Т. Ашимбаевой, И. И. Подольской, А. В. Федорова. М., 1979. С. 312.
13. Анненскому могло быть знакомо издание: Сочинен?я императрицы Екатерины II. Произведен?я литературныя. Подъ редакц?ей Apс. И. Введенскаго. С.-Петербургъ, 1893. Цит. по: Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 121.
14. Там же, с. 126.
15. Об этом писал еще Н. П. Анциферов. См.: Анциферов Н. П. Пригороды Ленинграда. Города Пушкин, Павловск, Петродворец. Л., 1946. С. 57.
16. О том, что речь здесь идет именно о Розовом поле, писал Я. К. Грот. См.: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. СПб., 1865. Т. 2. Стихотворения. Часть II. С. 97 (примеч. 6).
17. О теме розы у Пушкина, а также о сопоставлении розы и лилии (что актуально и для Анненского) см., в частности: Алексеев М. П. Споры о стихотворении 'Роза' // Алексеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984. Там дана и библиография вопроса.
18. Строки о розовом поле содержат воспоминание о конкретном участке Царскосельского сада, а розы, венчавшие молодой праздник, - метафора, содержащая аллюзию на лицейскую анакреонтику. Однако думается, что сквозь метафорические розы 1836 г., как и сквозь розы лицейских стихов, просвечивает царскосельская, украшенная розами, реальность.
19. Анциферов, с. 57.
20. Обширные сведения о розе в поэзии и библиография темы содержатся в кандидатской диссертации Е. А. Кругловой 'Символика розы в русской и немецкой поэзии конца XVIII - начала ХХ веков: опыт сопоставления' (2003). См. также автореферат диссертации (М., 2003).
21. Цит. со слов Грота, см. указ. изд., с. 97 (примеч. 6).
22. То есть отдельными группами.
23. Вильчковский С. Н. Царское Село. Репринтное воспроизведение издания 1911 года. СПб., 1992. С. 173.
24. Ср.: 'Сама по себе ситуация использования слова там для Анненского совершенно не является уникальной. В сборнике стихотворений, который вышел в Большой серии Библиотеки поэта, это слово встречается 68 раз (в 33 стихотворениях), причем 39 из них - в начале строки, а в одном из стихотворений там даже вынесено в заглавие <:> как правило, там у Анненского отнюдь не указывает на местоположение объекта или субъекта поэтического текста'; ':слово там вводит тему недостижимости далекого идеально-прекрасного мира' (Савельева Г. Т. Два мифа о Царском Селе. Анненский и Мандельштам // Иннокентий Анненский и русская культура ХХ века: Сб. научных трудов. СПб., 1996. С. 144).
25. Линию Державина - Пушкина - Анненского продолжила Ахматова в 'Царскосельской оде', в значительной степени построенной на анафорах 'здесь', 'тут', 'там' и дающей очевидные отсылки к поэтам-предшественникам (ода, 'кипарисный ларец' и др.): 'Здесь не Темник, не Шуя - / Город парков и зал <:> Тут ходили по струнке, / Мчался рыжий рысак, / Тут еще до чугунки / Был знатнейший кабак. <:> Здесь не древние клады, / А дощатый забор <:> Молодая чертовка / Там гадает гостям. / Там солдатская шутка / Льется, желчь не тая:' В таком употреблении указующих местоимений в качестве анафор можно увидеть также своего рода царскосельскую 'микротрадицию'.
26. Савельева, с. 144.
27. Анненский И. Ф. Пушкин и Царское Село, с. 312.
28. Пушкинское 'Посвящение' написано под влиянием сказок Арины Родионовны и с царскосельскими воспоминаниями едва ли связано, но в контексте поэмы и оно могло прочитываться Анненским под знаком Царского Села.
29. Савельева, с. 147.
30. Анненский И. Ф. Письма, т. 2, с. 18-19.
31. Ср. посвященный Бородиной прозаический этюд о розе, который дал его публикаторам основание говорить о 'характерной для Анненского теме отчуждения от природы': 'Когда я гляжу на розу, как она робко прильнула к зеленому листу <:> в сердце моем возникает потребность услышать музыку, услышать хотя бы один аккорд, один намек на мелодию:' (Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // ПК. С. 144).
32. Анненский И. Ф. Учено-комитетские рецензии 1901-1903 годов / Сост., подгот. текста, прил., примеч. и указатель А. И. Червякова. Иваново, 2000. - (Иннокентий Федорович Анненский. Материалы и исследования / Под ред. А. И. Червякова. Вып. II.) С. 247-248.
33. Тименчик Р. Д., Черный К. М. Анненский Иннокентий Федорович // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. Т. 1. М., 1989. С. 85.
34. Цит. по: Анненский И. Ф. Письма, т. 2, с. 21.
35. Там же, с. 21.
36. Золотницкий, с. 10-11.
37. Отмечу лишь еще, что, несмотря на 'культ' розы у Анненского, он несколько раз писал о розах в ироническом тоне. Например, в докладе 'Поэтические формы современной чувствительности' о Тургеневе: 'Стихотворения в прозе с их розами из табачной лавочки и воздухом, который напоминает парное молоко'. Тем не менее, он тут же добавил: 'Ах, господа! Я пережил все это... я так глубоко пережил... Красота Тургенева не в том, где, может быть, видел он ее сам. И как она нам теперь нужна, о, как нужна! Красота Тургенева в том, что он отрицание цинизма' (Петрова Г. В. Неизвестный Анненский (по материалам архива И. Ф. Анненского в РГАЛИ) // Сайт, посвященный И. Ф. Анненскому (ведет М. А. Выграненко): http://annensky.lib.ru/publ/doklad1.htm).
38. Кривич В. Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам // Литературная мысль. Вып. 3. Л., 1925. С. 210.

вверх

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2019
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com