Сокращения

Обновление: 5.05.2010

Наталья Налегач
Пушкинская традиция в поэзии И. Анненского
Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

страница автора

Источник текста: рукопись, любезно предоставленная автором, Томск, 2000.
Работа выполнена на кафедре русской литературы и фольклора Кемеровского государственного университета.
Научный руководитель - Ходанен Л. А., кандидат филологических наук, доцент.
Официальные оппоненты - Дарвин М. Н., доктор филологических наук, профессор; Сваровская А. С., кандидат филологических наук, доцент.
Ведущая организация - Алтайский государственный университет.

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена проблеме функционирования пушкинской традиции в творчестве И. Ф. Анненского (1855 - 1909). Среди поэтов "серебряного века" в процессе взаимодействия с предшествующей традицией ему принадлежит особая роль. Он соединяет в своей лирике две поэтические эпохи: русской классической литературы XIX в. и рубежа XIX - XX вв.

Одними из первых А. В. Федоров, Л. Я. Гинзбург указывали на органичное восприятие изучаемым поэтом традиций русской классической литературы, были названы имена: А. С. Пушкин, Е. А. Баратынский, Ф. И. Тютчев, А. А. Фет, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский. В работах К. М. Черного, И. В. Петровой прослеживается тютчевская традиция в поэзии Анненского; Е. А. Некрасова, И. А. Тарасова подробно рассматривают рецепцию в стихотворениях Анненского образов и мотивов лирики А. А. Фета. Но особую значимость приобретает в его поэзии пушкинская традиция. На необходимость ее изучения указывали А. В. Федоров, Л. Я. Гинзбург, Н. В. Фридман. Постановку проблемы пушкинской традиции можно встретить в работах В. В. Мусатова, В. Е. Гитина. Однако степень ее разработанности представляется пока еще недостаточной, что и обуславливает актуальность данной работы. Тем более, что живые связи с пушкинским наследием как в культурно-историческом, биографическом, так и в аспекте эстетической рефлексии развиваются на всем протяжении творчества поэта. А художественно-эстетическая позиция Анненского по отношению к классическому наследию была воспринята целым рядом поэтов первой половины ХХ в., среди которых О. Мандельштам, А. Ахматова, Г. Иванов и др. Таким образом, изучение пушкинской традиции в поэзии Анненского оказывается актуальным в связи с исследованием типологических особенностей освоения классического наследия в культуре "серебряного века".

Цель нашей работы - проследить разные формы рецепции пушкинской традиции в лирике Анненского на всех уровнях художественной структуры, для более глубокого понимания связи поэтического мира Анненского с классическим наследием, установления преемственности в области эстетических принципов и поэтических форм.

В связи с поставленной целью материалом нашего исследования окажется вся оригинальная лирика И. Анненского, составившая два его сборника "Тихие песни" (1904) и "Кипарисовый ларец" (1910), стихотворения, не вошедшие в них*, а также эстетическая и литературно-критическая проза, наиболее связанная с его поэзией. В пушкинском наследии мы выделяем программные произведения, в которых выражены природный универсум и концепция творчества.
* В ходе работы не всегда осуществляются пометы хронологического порядка, так как сам Анненский многие свои стихотворения не датировал.

Избранный подход к разрешению поставленной здесь проблемы определяет и методологию работы, которая в основном написана в русле историко-литературного и типологического подходов, с подключением структурного, целостного и мифопоэтического анализа литературного произведения. Соответственно, в качестве методологической основы исследования использованы принципы анализа художественного произведения, заложенные в работах А. Н. Веселовского, а также М. М. Бахтина, А. С. Бушмина, В. В. Мусатова (при исследовании форм проявления литературной традиции в тексте), Е. Г. Эткинда, Ю. М. Лотмана, М. Л. Гаспарова, М. Н. Дарвина (структурный и целостный типы анализа), Е. М. Мелетинского, В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, З. Г. Минц (мифопоэтический анализ литературы XIX - XX вв.).

Новизна данного исследования состоит в целостном рассмотрении пушкинской традиции в творчестве И. Анненского на всех уровнях поэтической системы. В центре внимания оказываются вопросы мифотворчества в лирике изучаемых авторов и рецепция выделенных пушкинских мифологем в стихотворениях поэта. Этим обусловлен синтез методов сопоставительного и мифопоэтического анализа при рассмотрении поэтических миров Пушкина и Анненского, что тоже является одним из новых аспектов в подходе к разрешению проблемы литературной преемственности.

Цель, избранный для исследования материал и методы его анализа диктуют следующие задачи данной работы: 1) выявление стихотворений И. Анненского с отчетливым пушкинским подтекстом для определения наиболее значимых для поэта аспектов пушкинской традиции; 2) изучение пушкинской традиции в группе стихотворений Анненского, где разрабатывается тема поэта и поэзии, так как для Анненского характерна напряженная рефлексия в отношении к проблемам поэзии, вдохновения, предназначения поэта, что было присуще и Пушкину, в развитии этой темы у обоих поэтов наблюдается тяготение к мифологизации; 3) сопоставление в поэзии Пушкина и Анненского "чувства природы", так как в отношениях лирического субъекта с объективным миром, природным универсумом в их лирических системах наблюдается серьезное различие, но и глубинное сходство; 4) рассмотрение мифопоэтической картины мира Анненского в ее соотнесенности с пушкинской; 5) по ходу разрешения задач, связанных с изучением общности эстетических и мировоззренческих посылок в творчестве поэтов, мы будем обращаться к анализу поэтических форм, их трансформации (установление генетической связи жанровых форм некоторых произведений Анненского с пушкинскими, близость ритмико-композиционных и сюжетных схем, иногда характеристики языка поэзии этих авторов).

Научно-практическая значимость работы: теоретическое значение исследования заключается в возможности использования его выводов при изучении русской поэзии "серебряного века", а также при рассмотрении вопросов, связанных с проблемой литературной преемственности, в частности, с исследованием эволюции и форм рецепции пушкинской традиции в русской литературе, особенно в модернистской. Практическое значение: результаты, полученные в ходе исследования, могут быть использованы в изучении литературного процесса при подготовке общих и специальных вузовских и школьных (для классов с углубленным изучением гуманитарных дисциплин) курсов по истории русской литературы ХХ века.

Апробация работы: положения диссертационного сочинения были представлены на ежегодных апрельских конференциях студентов и молодых ученых КемГУ (1994, 1996, 1997), на межрегиональной научной конференции "Достоевский и современность", посвященной 175-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского (Новокузнецк, 1996), на III межрегиональной научно-практической конференции "Творчество Ф. М. Достоевского: проблемы, жанры, интерпретации" (Новокузнецк, 1997), на международной научно-практической конференции, посвященной БиГПИ, 290-летию Бийска, 70-летию В. М. Шукшина (Бийск, 1998), на межвузовском семинаре молодых ученых "Диалог культур" (Барнаул, 1998), на ежегодной конференции молодых ученых в Институте филологии СО РАН (Новосибирск, 1998), на IX международной научной конференции "Проблемы метода и жанра" (Томск, 1998), на научной конференции "Этногерменевтика и языковая картина мира: теоретическое и практическое применение" (Кемерово, 1999), на региональном симпозиуме "Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце ХХ века" (Омск, 1999). По теме диссертации был сделан ряд публикаций (список прилагается). Кроме того, результаты данной работы были использованы в процессе чтения лекций в рамках спецкурса "Пушкинская традиция в поэзии "серебряного века" для студентов ОЗО V курса факультета филологии и журналистики КемГУ (Кемерово, 2000). Работа обсуждалась на заседаниях семинара молодых ученых и аспирантов, объединенного семинара историко-литературных и литературоведческих кафедр факультета филологии и журналистики КемГУ, на заседании кафедры русской литературы ХХ века Томского госуниверситета.

Положения, выносимые на защиту

1. Поэтический метод И. Анненского рассматривается как модернистский, с присущей ему тенденцией к "синтезу культур" и различных художественных систем, что проявляется в принципиальной "диалогичности" текстов изучаемого поэта. В качестве одной из важных в его творчестве выделяется пушкинская традиция.

2. Пушкинская традиция проявляется в динамике творчества И. Анненского, имеет выражение в его эстетической рефлексии и художественных созданиях, присутствуя на всех уровнях художественной структуры стихотворений поэта (жанровом, образно-тематическом, ритмико-композиционном, стилистическом).

3. Анненский органично воспринимает и творчески развивает пушкинскую традицию, поэтому в его поэзии взаимодействие с пушкинской художественной системой реализуется в двух направлениях: с одной стороны, как продолжение некоторых тем, усвоение поэтических форм, образов, с другой - как отталкивание и спор.

4. Выявлена общность эстетических принципов Пушкина и Анненского, близость в разработке тем поэта и поэзии, что выражается, в первую очередь, в развитии Анненским пушкинской аполлонической мифологии поэзии.

5. Устанавливается общность некоторых фрагментов мифопоэтической картины мира Анненского и Пушкина. Сходство наблюдается в художественной семантике времен года (особенно "осени" и "весны"), а также некоторых топосов ("пустыня", "дорога", "Царское Село", "сады" и "парки"). Некоторые фрагменты мифопоэтической картины Анненского создаются как противоположные по своей символике в отношении к пушкинской поэзии ("лето", "Петербург", "море"), что функционально подчеркивает поэтически выстраиваемую в лирике Анненского оппозицию: гармония пушкинской эпохи - дисгармония современной культуры. Данное противопоставление проявляется на всех уровнях отношений "Я" и "Не-я" в его поэзии (божественном, природном, социальном) как конфликт или отчужденность "Я" и Бога/Поэзии как божества, "Я" и природного универсума, "Я" и толпы, "Я" и возлюбленной и т.п. Это свидетельствует о контрастном взаимодействии с предшествующей традицией.

6. Доказывается, что приобщение к традициям русской классической литературы, в том числе к пушкинской, с ее органичным синтезом: Истина - Добро - Красота, позволяет Анненскому, хотя бы отчасти, преодолеть декадентские черты в его лирике и объясняет особое, отъединенное, положение поэта среди современников.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения. Библиография содержит 391 наименование. Объем работы - 218 стр., из них 190 стр. основного текста.

Основное содержание работы

Введение включает два параграфа. В параграфе первом "Творчество И. Анненского и проблема литературной преемственности" определены цель, актуальность, научная новизна исследования, его методология и методика, устанавливается терминологический аппарат, связанный с понятием "традиция" и формами ее проявления в литературном произведении (реминисценция, заимствование, подражание, влияние и пр.). В параграфе втором "Проблема мифологизма в творчестве А.С. Пушкина и И.Ф. Анненского. Миф о Пушкине в контексте культуры "серебряного века" рассматривается возможность подключения мифопоэтического анализа литературного произведения к изучению проблемы литературной преемственности. Намечен контекст восприятия поэзии Пушкина в русской культуре рубежа XIX-XX вв. Формулируются основные аспекты философско-эстетического мифа о Пушкине на материале философско-эстетических статей и поэтических высказываний Д. Мережковского, В. Соловьева, В. Розанова, Л. Шестова, Вяч. Иванова, В. Брюсова, К. Бальмонта, А. Белого и др.

Первая глава "Эстетическая концепция И. Анненского и пушкинская традиция" посвящена рассмотрению магистральной для русской поэзии в целом, и также для Пушкина и Анненского, концепции творчества, темы назначения поэта и поэзии. Глава состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе "Тема поэта и поэзии в лирике И. Анненского и пушкинская традиция" выделяется круг стихотворений Анненского, в которых эта тема представлена, и намечаются ее варианты. В сб. "Тихие песни" развиваются варианты темы: 1) поэзия как божество ("Поэзия", "?"); 2) раздвоенное существование поэта в мире обыденной действительности и в мире ночной мечты в стихотворениях "Двойник", "Который?". Каждый из этих миров представляется лирическому субъекту нецельным, поэтому миражным и неистинным, что отличает поэтическую картину мира данных произведений от модели романтического двоемирия; 3) создание "ненужных строф", неудачных, "больных" стихотворений ("Ненужные строфы", "Мухи как мысли. (Памяти Апухтина)", "Третий мучительный сонет"); 4) Пушкин как абсолютный, идеальный поэт, явивший своим творчеством истинное предназначение поэта ("Рождение и смерть поэта").

В сборнике "Кипарисовый ларец" к этим аспектам добавляются и другие: 1) поэтический дар как проклятие ("Смычок и струны", "Старая шарманка", "Он и я", "Ореанда"); 2) всеотзывчивость поэта, его способность во всем находить поэтическое ("Я люблю", "Дождик", "Миражи"); 3) поэт и толпа ("Прелюдия"); 4) поэт в диалоге с другим поэтом ("Другому"); 5) бессмысленность, пустота слов ("Ты опять со мной").

Некоторые стихотворения, не вошедшие в авторские сборники, углубляют намеченные варианты ("Не могу понять, не знаю:", "К портрету Достоевского", "Поэзия", "Последние сирени"), некоторые содержат новые оттенки. Это стихотворение "Ego", в котором поэт предстает как выразитель своего поколения, близкое ему по теме "К моему портрету", а также стихотворения "Мой стих" и "Поэту", где наряду с состоянием мук творчества присутствует мотив стиха как ребуса, загадки, характерный для эстетических взглядов Анненского.

В обозначенной группе стихотворений выделяются те, в которых Анненский намеренно вводит "пушкинский" подтекст: кантата "Рождение и смерть поэта", "Я люблю", "Дождик", "Миражи", "Прелюдия", "Поэту".

Во втором параграфе "Миф о Пушкине как "идеальном" поэте в лирике И. Анненского. "Рождение и смерть поэта" на основе целостного анализа кантаты Анненского "Рождение и смерть поэта" (1899), написанной к празднованию столетнего юбилея Пушкина в Царском Селе, рассматривается преломление философско-эстетического мифа о Пушкине в творчестве поэта. Символический ряд, в котором синтезированы евангельские, славянские и античные мифологемы, лирический сюжет кантаты позволяют говорить о том, что Анненский создает свою версию мифа о Пушкине как "абсолютном поэте": поэт, подобно древнему герою-богатырю (в данном стихотворении параллель проведена с Вольгой - единственным русским богатырем, чье рождение соответствует античным мифам о героях: он сын княжны и змея), вступает в поединок со смертью на стороне жизни, создавая свои стихотворения. Так возникает приобщенность к жизни, радостное ее переживание, но она должна просветляться знанием идеала и воплощаться в совершенстве, гармонической красоте произведения. Такое предназначение делает практически неизбежной для поэта и его поэзии роль "путеводной звезды". Поэт, создавая свои произведения прекрасными, невольно, но неизбежно становится проводником к идеальной действительности, совершает подвиг утверждения эстетического, нравственного, религиозного идеала в жизни.

В третьем параграфе "Природа поэтического вдохновения и проблема предназначения поэта и поэзии в лирике И. Анненского и пушкинская традиция" анализируются стихотворения Анненского "Поэту", "Я люблю", "Дождик" и в целом "Трилистник дождевой" в сопоставлении с сответствующими пушкинскими стихотворениями. Так, заглавие "Поэту" адресует нас к одноименному пушкинскому сонету 1830 г. Сравнение позволило увидеть, что у Пушкина представлена оппозиция поэт и толпа, а у Анненского - другая оппозиция: поэт и "власть вещей", "Я" - "Не Я". Это противопоставление не чуждо лирике А. С. Пушкина 1830-х годов. В его эстетике намечается переход от романтических к реалистическим принципам изображения в искусстве, при котором понимание искусства как самовыражения сменяется пониманием его как изображения объективной реальности во всех ее сложнейших и тончайших взаимосвязях с человеческой личностью. Противопоставление в стихотворении Анненского "Но в самом Я от глаз Не Я / Ты никуда уйти не можешь" ассоциативно связано с пушкинской темой поэт и толпа, хотя символ "Не Я" у Анненского необыкновенно широк, включает в себя все реалии мироздания, в том числе и людей. В основе лирического сюжета лежит противопоставление дионисийского и аполлонического типов творчества (оба в эпоху "серебряного века" были прочно связаны с именем Пушкина). Лирический герой Анненского, пройдя через искушение "чадной слитностью видений", в итоге приходит к требованию: "люби раздельность и лучи", становясь в искусстве жрецом Аполлона и пиэриды-Музы (ср. с поэтической мифологией Пушкина).

Понимание преображающей роли поэзии отразилось также в стихотворении Анненского "Миражи" (раздел "Разметанные листы" сб. "Кипарисовый ларец"). Здесь символ миража ассоциативно сцеплен с символикой отражений, магистральной в творчестве Анненского. Мотив отражений соответствует мотиву отзвуков, варьируя пушкинское "Эхо" (1831). С этим же пушкинским стихотворением более очевидно связано и его "Я люблю" ("Трилистник замирания" в сб. "Кипарисовый ларец").

В обоих стихотворениях появляется образ эха, соотносимый с даром поэта. Однако Пушкин и Анненский расставляют разные акценты в данном соотношении. У Пушкина общность эха и поэта в том, что они отзываются на все звуки этого мира, но к ним мир остается глух. У Анненского поэт оказывается еще более чутким, чем само эхо, способным откликнуться даже на его звук. О сознательной реминисценции из Пушкина говорит и тот факт, что это стихотворение привлекало особое внимание Анненского. В своей "Речи о Достоевском" он обращается к мифопоэтической структуре символики эха: "По поводу отзывчивости поэта нельзя не вспомнить прелестное стихотв<орение> Пушкина "Эхо", где поэт сравнивается с отголоском всевозможных звуков природы"*.
* КО, с. 234.

Анненскому знаком и трагизм пушкинского стихотворения: "Тебе ж нет отзыва: Таков / И ты, поэт!" Мысль об обреченности поэта на одиночество и непонятость окружающими находит свое воплощение в его стихотворении "Когда б не смерть, а забытье:", в финальных стихах которого звучит вопрос: "А мне, скажите, в муках мысли / Найдется ль сердце сострадать?", в котором слышится приведенное выше пушкинское утверждение.

На фоне пушкинского "Эха" более отчетливо в стихотворении "Я люблю" звучит мотив радостного приятия жизни в момент творчества, восходящий к пушкинской поэзии в целом. Само творческое начало предполагает любование миром, "влюбленность", пусть даже и безответную, в его красоту. Тема радостного приятия жизни, способности поэта восторгаться любому мигу бытия нашла свое воплощение и в стихотворении "Дождик" (1909) из "Трилистника дождевого": "И в мокром асфальте поэт / Захочет, так счастье находит". Кроме того, все стихотворения трилистника показывают связь образа дождя с осенью. Тема осени как времени вдохновения и поэтического творчества была разработана в русской лирике А. С. Пушкиным.

Три стихотворения микроцикла Анненского показывают три фазы творчества: 1) способность отдаться стихии превращений, хотя в душе живет мечта о форме, отражена в стихотворении "Дождик"; 2) Во втором стихотворении это слияние стихии и поэта происходит; 3) В третьем стихотворении показан тот момент, когда форма уже найдена и пережитое слияние уже воплощено, что заявлено через символ "кубка", но душа на какой-то миг переживает состояние омертвения и неспособности разомкнуться навстречу другому сердцу. Однако от поэта к его возлюбленной переходит кубок-стихотворение. И далее уже от возлюбленной зависит состоится ли вновь таинство постижения бытия.

Таким образом, Анненский развивает здесь темы, волновавшие в свое время и Пушкина: в чем может быть заключен источник вдохновения - природа творческого вдохновения - восприятие остальными людьми (не-поэтами) произведения искусства. В "Трилистнике дождевом" решение этих тем проведено в русле пушкинской традиции: вдохновение можно черпать во всем, все предметы и явления этой жизни достойны поэтизации; в момент вдохновения поэт сливается с мирозданием и в процессе творчества совершает демиургический акт преодоления хаоса и рождения гармонии, просветляя тем самым ту стихию, с которой сливается через со-страдание.

В четвертом параграфе "Мотивы двойного бытия поэта, поэта и толпы в лирике И. Анненского и пушкинская традиция" анализируется стихотворение И. Анненского "Прелюдия", которое открывает "Трилистник толпы", обращая нас одновременно к двум аспектам пушкинской темы поэта: 1) двойное бытие поэта (через развитие лирического сюжета); 2) отношения поэта и толпы (продиктовано не только смысловым уровнем произведения, но и поэтикой названия микроцикла). В связи с этим при сопоставительном анализе актуальными являются стихотворения А. Пушкина: "Поэт" (1827), "Поэт и толпа" (1828) и "Поэту" (1830).

Невозможность поэту в момент вдохновения находиться в толпе, открытый конфликт с нею наиболее ярко представлены у Пушкина в стихотворении "Поэт и толпа". У Анненского данный конфликт имеет другие формы. Поэт старается стать неприметным для толпы, уходит от нее. Принципиально название произведения Анненского. Появляется значение "предстояния людям", нахождения вне толпы, та самая отъединенность поэтического "Я", о которой идет речь в стихотворении. Но в то же время, это слово говорит лирическому герою о невозможности ухода от людей, своим звуком напоминает об их присутствии вокруг поэта. И через символ прелюдии само стихотворение становится органичной частью мира, который заполнен толпой - "Трилистник толпы". Произведение как бы растворяется в толпе, чтобы жечь людей изнутри, пробуждать их от шума. То, что стихотворение не останется без ответа, без читателя, подчеркивается образом "собеседника" поэта, к которому тот обращается, поскольку он тоже в отличие от шумной толпы наделен способностью молчания и чуткости. Если лирический сюжет стихотворения Анненского, прежде всего, связан с пушкинскими "Поэт", "Поэт и толпа", то его поэтическая форма - с сонетом Пушкина "Поэту".

В результате сопоставления поэтических концепций творчества, темы поэта и поэзии у Анненского и Пушкина мы приходим к следующим выводам: 1) ключевое для поэзии И. Анненского сцепление тем муки и творчества через мотив просветления действительности силой красоты идеала в поэзии восходит к пушкинскому сюжету преображения человека в поэта ("Поэт", 1827), или в поэта-пророка ("Пророк"), о чем свидетельствуют и стихотворения ("Рождение и смерть поэта", "Сентиментальное воспоминание" и др.), и его эстетические высказывания и размышления в "Книгах отражений" и в отдельных критических статьях; 2) тема творчества у И.Ф. Анненского, как и у А. С. Пушкина, непосредственно связана с темой свободы, предстающей и как свобода вдохновения, выбора предмета поэтического изображения, и как свобода-одиночество в толпе и независимость от ее суеты, и как свобода от требований, предъявляемых поэту быть гражданином, полезным обществу. Польза поэзии, как и Пушкиным, трактуется Анненским не прямолинейно; предназначение поэзии связано с глубинным постижением идеала и даже бытия в целом; 3) как и Пушкин, Анненский стремится к "верному отображению действительности" (В. Г. Белинский) в произведении искусства. Его поэзия вырастает не из ухода от реальной действительности, а из пристального ее изучения, из сострадательного постижения ее дисгармонии. И подвиг поэта, заключающийся в воплощении гармонии, тем выше, что действительность страшна и мучительна в своих противоречиях и диссонансах. Но вслед за Пушкиным, как считает Анненский, он идет не прочь от боли и муки, а навстречу им, чтобы, преобразив их в своей душе, создать "из угля алмаз". Отсюда, и ключевой мотив его поэзии - мотив совести - восходит не только к Достоевскому и Гоголю, как было указано еще А. В. Федоровым, но и к Пушкину; 4) пристальное внимание к окружающему миру привело Анненского к поэтике "отражений", которая в научной литературе чаще всего определяется как импрессионистическая. Но для самого поэта символика "отражений" и "отзвуков" непосредственно сцеплена с пушкинским стихотворением "Эхо" и, таким образом, одним из источников импрессионистической манеры Анненского оказывается пушкинская поэзия. Как и Пушкин, Анненский развивает в своем творчестве не только тему всеотзывности поэта-эха, но и тему абсолютного его одиночества и попытки это одиночество преодолеть; 5) как и у Пушкина, трагическое положение поэта в мире и в обществе не заставляет поэта отказаться от жизнеутверждающих мотивов и тем. И в конечном счете, тема поэта и поэзии связана у Анненского с темой "влюбленности" в жизнь, что позволяет ему находить прекрасное и достойное поэтического воплощения абсолютно во всех реалиях не только бытия, но и быта.

Вторая глава "Мифопоэтические аспекты картины мира в лирике И. Анненского и пушкинская традиция" содержит анализ пространственно-временной модели поэтического мира И. Анненского в сопоставлении с пушкинской, что позволяет выявить степень притяжения и отталкивания между этими двумя поэтическими системами, определить глубину освоения и преодоления пушкинской традиции в лирике изучаемого поэта. Глава включает три параграфа.

В первом параграфе "Поэтика времен года в лирике И Анненского и пушкинская традиция" сопоставляется художественная семантика времен года в поэзии Анненского и Пушкина, так как, по верному замечанию Ю. М. Лотмана: "Символика времени года - одна из наиболее общих и многообразных в смысловом отношении. Связанная с философией природы, идеей цикличности, символикой крестьянского труда, она является удобным языком для выражения самых общих метафизических понятий. Одновременно она легко втягивает в себя антитезы "естественной" деревенской и "искусственной" городской жизни и многие другие, являясь, по сути дела, одним из универсальных культурных кодов"*. Более тесно с пушкинским мировосприятием в поэзии Анненского связаны образы весны и осени. Поэтому наше рассмотрение поэтики времен года в лирике И. Анненского начинается с символики весны, а далее следует логике природного времени - лето, осень, зима.
* Лотман Ю.М. Две 'Осени' // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 511.

По отношению к изображению каждого из времен года выявляется круг стихотворений Анненского. Затем проводится целостный анализ каждой из четырех групп в сопоставлении с пушкинскими стихотворениями, в результате чего выявляются сквозные темы, мотивы и образы, их динамика в цикле времен года и возможные смысловые притяжения/отталкивания между двумя поэтическими системами.
В результате анализа стихотворений "Май", "В марте", "Старая шарманка", "Вербная неделя", "Traumerei", "Ледяная тюрьма", "Снег", "Дочь Иаира", "Трилистник весенний", "Весна", "Невозможно", "Месяц", "Весенний романс" и др. можно говорить о художественной многозначности, даже амбивалентности образа "весны" в лирике Анненского: он связан с оппозицией жизнь - смерть, с мотивом миражности существования, с идеей круга (но уже не природной гармонии, а дисгармоничного кружения), с темой любви, но любви-мига, любви-разрыва, любви-"всесожженья", любви, соотносимой со смертью. Так создается представление о весне как одновременной носительнице идей гармонии и дисгармонии. Выход может быть помыслен на пути временного движения образа: с гармонией, жизнью, любовью весна соотнесена в прошлом; с разрушением, смертью, мукой, разрывом - в настоящем. Таким образом, Анненский сталкивает в своем поэтическом мире два представления о весне: традиционное и индивидуальное, связанное с созданной им художественной философией времени. Такая игра на столкновении традиционной трактовки образа весны с субъективным восприятием присутствует уже у Пушкина в стихотворении "Осень" (1833).

Сопоставление восприятия весны в лирике Пушкина и Анненского позволяет сделать вывод о моментах общности в трактовке символики этого образа. Весна оказывается связанной в творчестве обоих поэтов с темами умирания - смерти, приближения старости, невозвратимости жизни, любви (но уже утраченной) и через нее с мотивом воспоминания. Но если у Пушкина эти темы раскрываются через противопоставление лирического "я" миру природы, то у Анненского мир "я" и "не-я" сливаются в ситуации невозможности воскресения, в ситуации утраченной гармонии, о которой остается лишь воспоминание. Если у Пушкина подобное восприятие весны подчеркнуто субъективно, то у Анненского оно через соотношение "я" и "не-я" в одинаковом ее восприятии носит уже всеобщий характер.

Образу лета в поэзии И. Анненского уделено значительно меньше внимания, нежели образу весны: микроциклы "Июль" и "Август", состоящие из двух стихотворений (сб. "Тихие песни") и стихотворение "Тоска белого камня" (сб. "Кипарисовый ларец"). В отличие об образа весны в изображении образа лета Анненский не ориентируется на пушкинскую традицию, а скорее вступает с нею в спор. Даже использование бытовых деталей в обрисовке образа лета используется обоими поэтами с разными целями. У Пушкина с их помощью создается пластичный зримый образ летней жизни в деревне. У Анненского они становятся знаками удушающей постылой обыденности. Если у Пушкина летние пейзажи, как правило, деревенские, то у Анненского они - городские, предельно отчужденные от естественной природной жизни, с присущей ей идеей гармонии.

Образ осени в поэтическом мире И. Анненского занимает значительное место: "Листы", "Сентябрь", "Ноябрь", "Конец осенней сказки", "Трилистник осенний", "Осень" ("Не било четырех: Но бледное светило:"), "Осень" ("И всю ночь там по месяцу дымы вились:"), "Забвение", "Осенний романс", "Гармония", "Осенняя эмаль" и др. Уже само предпочтение, отдаваемое Анненским образу поздней осени, заставляет нас говорить о наличии в его стихах, где разработан этот образ, пушкинской традиции. Подобный вывод подкрепляется и общностью поэтических мотивов, сопровождающих переживание лирическим субъектом данного времени года у Пушкина и Анненского. В качестве таковых назовем осмысление поздней осени как времени пробуждения жизненных и творческих сил, изображение осени по контрасту с весной, причем негативным полюсом в оппозиции выступает у обоих поэтов весна. Посредством осени органично вводятся в поэтический мир размышления о бытии, смысле человеческой жизни, о смерти и бессмертии, природе поэтического вдохновения и преображающей силе творчества. У Анненского разрабатывается и присущая осени традиционная семантика времени старости и смерти. Но именно в "осенних" его стихотворениях часто встречается лирический сюжет преодоления страха смерти посредством эстетизации умирания, например, акцентируется красота увядающих садов, "красота утрат", которая и становится источником вдохновения.

Образ зимы, воспетый А.С. Пушкиным и в восхитительном, и в пугающем обликах, появляется во многих стихотворениях и микроциклах И. Ф. Анненского: "Зимние лилии", "Зимнее небо", "Лунная ночь в исходе зимы", "Январская сказка", "Трилистник ледяной", "Зимний поезд", "Зимний сон", "Зимний романс" и др. Причем в некоторых из этих произведений Анненского символика зимы вполне традиционна. Зима символически переживается как время старости, например, в стихотворении "Развившись, волос поредел:", и даже соотносится с темой смерти ("Зимний сон").

Зачастую время зимы у Анненского связано с таким временем суток, как ночь, которая в поэтическом мире Анненского тесно связана с темой творческого вдохновения. Синтез тем вдохновения, любви и образов зимней ночи, миража обнаруживаем в одном из наиболее показательных стихотворений Анненского "Тоска миража". Тема вдохновения в этом стихотворении, на первый взгляд, не присутствует, но любовь Анненским изображена в тех же символах, что и пробуждение поэтического чувства, главными из них оказываются миражность этих явлений, их мгновенность. Все это, скорее, приводит нас к тютчевско-фетовской традиции в поэзии И. Анненского. С Пушкиным же его сближает переживание зимней ночи как тоскливого, мучительного времени, когда наиболее остро человек ощущает свое одиночество и невозможность вырваться из круга раз и навсегда заведенного порядка вещей (в пушкинской лирике эти мотивы появляются в конце 20-х - 30-е годы, здесь можно указать на такие его стихотворения, как "Дар напрасный, дар случайный" (1828), "Бесы" (1830), "Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы" (1830)). Тем не менее более характерным для Пушкина было иное, праздничное, восприятие зимы, тем более, что именно зимняя ночь, наполненная мотивами безысходности, явлена лишь в стихотворении "Бесы". Анненский в данном случае действует намеренно избирательно, ограничиваясь лишь одним из обликов зимы, представленных в поэзии Пушкина, здесь он тоже проявляет себя как поэт начала ХХ века.

Параграф второй "Поэтика художественного пространства в лирике И. Анненского в свете пушкинской традиции" посвящен рассмотрению пушкинской традиции в разработке лирических пространственных образов Анненского (дорога, море, пустыня, Петербург, Царское Село и шире - сады и парки).

Сопоставительный анализ стихотворений Анненского и Пушкина, в которых изображены эти поэтические пространства, позволяет утверждать, что для Анненского характерно глубокое переосмысление их символики, присущей пушкинскому миру. Можно говорить о едином направлении в смысловой переакцентировке указанных топосов. В стихотворениях Анненского посредством реминисценций сохранятся пушкинское значение образов как идеальное, изначально присущее бытию, устроенному по законам гармонии, но уже недоступное в современном дисгармоническом и прагматическом мире. Лирический герой Анненского, находясь во власти неподлинного бытия охвачен тоской по "золотому веку", с наибольшей полнотой запечатленному в пушкинской поэзии (применительно к русской культуре). Но при этом он осознает абсолютную его невозвратимость, отсюда, традиционные символы утрачивают свое былое гармоническое значение, зачастую, приобретая противоположную семантику.

Очевиднее всего переакцентировка семантики на противоположную, по отношению к пушкинской, прослеживается при изображении Анненским образа моря. В отличие от Пушкина, у которого в духе общеромантической поэтики, море выступает символом свободы, в стихотворении Анненского "Черное море" оно выступает метафорой смерти, губительного начала вообще.

Частично переосмысляется поэтическое пространство дороги. Как и у Пушкина, у Анненского она оказывается метафорой жизни, судьбы лирического героя, тоже связана с мотивами открытия мира и его законов, но при этом развитие пушкинской традиции связано лишь с мрачными мотивами, сопутствующими образу дороги: невозможность сойти с дороги как метафора необратимости времени и неуклонного приближения человека к старости и смерти; тоска, одиночество, чувство затерянности в зимнем ночном пространстве, порождающие ощущение безысходности, страха, даже ужаса. Что касается таких пушкинских мотивов, как упоение стремительным движением по утренней дороге, открывающим все великолепие озаренного солнцем и блеском зимнего мира, что способствует созданию праздничного и жизнеутверждающего пафоса, то Анненскому они оказываются чуждыми. Озаренность мира солнцем более не символизирует в его поэзии гармонии бытия, как это было у Пушкина, напротив, абсолютная погруженность мира в солнечный свет оказывается губительной и связана с семантикой смерти.

Достаточно редкий в мире Анненского топос пустыни (встречается лишь в пяти его стихотворениях) тоже связан с пушкинской традицией. В изображении этого локуса, особенно в одноименных стихотворениях "Поэзия" (в них, кстати, варьируется ритмическая организация пушкинского "Пророка"), актуализируется "сакральная" семантика этого пространства, присущая, прежде всего, образу пустыни в указанном стихотворении Пушкина. Поэтому семантику пустыни как пространства, где лирический герой Анненского жаждет встречи с Поэзией как своим божеством, можно рассматривать как заданную пушкинской традицией. Но если у Пушкина в пространстве пустыни разворачивается сюжет встречи и диалога с Богом, "преображения" лирического героя в поэта-пророка, то у Анненского доминирующим при разработке данного образа оказывается мотив миража, иллюзий, страстной, но безнадежной мечты о встрече с Поэзией.

Как большинство поэтов "серебряного века", Анненский создает мифологизированный образ Петербурга (стихотворение "Петербург"), вступая в диалог с предшествующей литературной традицией, в том числе и пушкинской. В отличие от Пушкина, у Анненского образ Петербурга развивается только в парадигме эсхатологического мифа, что было присуще многим его современникам.

Поэтика садов и парков связана у Анненского, как и у Пушкина, с топосом Царского Села. Если образ Петербурга в лирике Анненского строится во многом на противопоставлении пушкинской традиции с опорой на трактовку Достоевского, то восприятие Царского Села и его пушкинского ореола оказывается более органичным, хотя не однозначным. У Анненского Царское Село тоже изображено уединенным, тихим уголком, где лирический герой предается воспоминаниям, мечтам, вдохновению. Так, мотив воспоминания оборачивается воспоминанием об утраченной гармонии, невозможной теперь, знаком чего становятся "искалеченные" статуи, заброшенные и увядающие сады, парки и запущенные, зарастающие тиной, пруды, связанные с семантикой разрушения. Основным свойством Царского Села, которое связывает поэтические миры Пушкина и Анненского, остается красота. Царское Село, в отличие от всех остальных пространственных образов, ощущалось Анненским именно как пушкинское пространство, на что указывает и его высказываение о Пушкине как гении этого места.

Параграф третий "Образ гармонии мира и ее разрушения в лирике И. Анненского в контексте пушкинской традиции" посвящен сопоставлению целостных мифопоэтических картин мира Пушкина и Анненского. С этой целью мы обращаемся к анализу доминирующей онтологической оппозиции в лирике Анненского - гармония/дисгармония мироздания.

Идеал гармонии напрямую связан, с одной стороны, с эстетической концепций автора, так как гармония - это одно из основных свойств классического произведения искусства, с другой стороны, гармония может пониматься (изначальным было именно это значение) и как онтологический закон, и в таком случае она может быть рассмотрена как одно из главных свойств мифопоэтической картины мира (так, в древнегреческой мифологии гармония - главный признак, отличающий космос и мир олимпийцев от хаоса и стихийного мира титанов). В русской культуре идеал гармонии на рубеже XIX-XX веков непременно соотносился с поэзией Пушкина и в отношении созданных им произведений, и в отношении его "гармонического" мироощущения, и в отношении созданной им картины русского "космоса".

В мире Анненского пушкинская поэзия и мир, ею создаваемый, обладают свойством гармонии. И диалог с Пушкиным строится в момент создания оппозиции: гармония "золотого" пушкинского века - дисгармония современности; гармония пушкинской поэзии - недосотворенность собственных поэтических созданий. С другой стороны, посредством пушкинских реминисценций утверждается объективное существование идеала гармонии, запечатленной в пушкинском поэтическом мире, что уравновешивает и позволяет преодолеть (хотя бы отчасти) пафос абсолютного сомнения, пронизывающий лирику Анненского. Более того, пушкинская поэзия занимает место тех романтических идеалов, которые в лирике Анненского подвергаются сомнению, и, таким образом, его лирический герой обретает необходимую точку опоры в дисгармоническом и "миражном" бытии. К этим выводам мы приходим в ходе анализа стихотворений "Гармония", "Черный силуэт" и отдельных высказываний в "Книгах отражений".

В Заключении подводятся общие итоги работы, делается вывод о том, что пушкинская традиция проявляется в динамике творчества Анненского. Но так как поэтика Анненского принципиально диалогична по отношению ко всей русской литературе, предшествующей и современной ему, то в перспективах исследования намечается необходимость изучения его поэтической системы в более широких ее связях с русской классической поэзией. В качестве первоочередной определяется задача изучения творчества Анненского в контексте русской философской лирики.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1) Особенности двоемирия в лирике И. Анненского // Студенты и молодые ученые Кемеровского государственного университета - 40-летию КГПИ - КемГУ. Тезисы докладов научной конференции. Ч. I. Кемерово, 1994. С. 32.
2) Мотив двойничества в творчестве И. Анненского // Современные проблемы гуманитарных дисциплин: Сборник статей молодых ученых Кузбасса. Вып. II. Кемерово, 1996. С. 124 - 128.
3) Ф.М. Достоевский в творческом сознании И.Ф. Анненского. К теме поэта и поэзии // Достоевский и современность: Материалы межрегиональной научной конференции. Кемерово, 1996. С. 96 - 99.
4) "Петербург" И. Анненского и русская классическая традиция (А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский) // Творчество Ф.М. Достоевского: Проблемы, жанры, интерпретации: Тезисы III межрегиональной научно-практической конференции. Новокузнецк, 1998. С. 82 - 86.
5) Христианские мотивы и образы в стихотворении И. Анненского "В небе ли меркнет звезда:" // Языковая картина мира: Лингвистический и культурологический аспекты: Материалы международной научно-практической конференции. Т. 2. Бийск, 1998. С. 48 - 51.
6) Стихотворение И. Анненского "Прелюдия" и пушкинская традиция // Диалог культур. Литературоведение. Лингвистика: Сборник тезисов межвузовского семинара молодых ученых. Барнаул, 1998. С. 41 - 45.
7) Образ Пушкина в кантате И. Анненского "Рождение и смерть поэта" // Этногерменевтика: Некоторые подходы к проблеме. Кемерово, 1999. (Серия "Этногерменевтика и этнориторика". Вып. 4.). С. 135 - 139.
8) Пушкинская традиция темы поэта и поэзии в лирике И. Анненского // Проблемы литературных жанров: Материалы IX научной конференции. Ч. 2. Томск, 1999. С. 63 - 66.
9) Пушкинский подтекст в стихотворении И. Анненского "Черное море" // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце ХХ века: Материалы регионального симпозиума. Вып. I. Омск, 1999. С. 75 - 78.

вверх

Сокращения

При использовании материалов архива просьба соблюдать приличия
© Выграненко М. А., 2005-2009
russian mail: vygranenko@mail.ru; foreign mail: ma_vygranenko@excite.com