"Мир Иннокентия Анненского": "Анненская хроника": январь

К 220-летию А. С. Пушкина (провинциальное отступление)

После слов о "хоре молящихся" в пушкинской речи А. говорится: "А кто исчислит эти речи, гимны, увенчанные бюсты поэта, цветы, которыми они будут засыпаны, и строчки пушкинских стихов, которые сегодня слетят с уст?" Конечно, исчислять - пустое дело. Я только расскажу об одном из мест, где звучали гимны. Целых два дня.

Это Колывань, в те времена уездный город Томской губернии, а сейчас посёлок, райцентр Новосибирской области. Вчера по случаю побывал в местном краеведческом музее, увидел там медный портрет-маску Пушкина и услышал удивительную историю. Его нашли в 1986 году на чердаке старого купеческого дома при ремонте (на фото). Отдали в музей. Там стали думать да гадать, что бы это значило. Поискали информацию в архивах, добыли Журнал местной городской думы, и выяснилось вот что. На мероприятия юбилейного празднования 1899 г. купечество собрало деньги: для собраний, для угощения, для приобретения книг Пушкина всем учащимся местных школ (младшим - сказки, старшим - "избранное"). И в том числе на два медных "прозрачных портрета" (так в описи) для наружного размещения. Такое тогда было купечество; оно же, кстати, по большинству было и в руководстве города. Вот один из этих портретов и нашёлся там, где висел. С тех пор почти сто лет никому до чердака дела не было; крыша, как и дом, была крепкой, не текла.

Портрет в высоту около метра. Хранители говорят, что он был "оживлён" глазами и ресницами. Сейчас покрашен под золото и используется кроме выставки для различных мероприятий. Вот такая история.

К 160-летию Ф. Ф. Зелинского: Об иллюстрациях к изданию Еврипида 1916 г.

На странице 1-го тома "Театра Еврипида" 1916 г. открыты иллюстрации к книге и их редакторское объяснение. Редактор Зелинский в предисловии написал: "В настоящий первый том их попало сравнительно немного; исполнены они художницей О. Э. Богаевской". Действительно, в книге 10 изображений: 3 из них (включая фронтиспис) - фотографии, один чертёж (план) и 6 рисунков, отмеченных подписью "О. Б.".

Замечу, что в то время фотографии были дороги, тем более их подготовка и размещение в книгах. Практиковались рисунки по фотографиям, как в художественных изданиях, так и в научных, справочных, особенно энциклопедических. Иначе бы книги были совершенно недоступны по цене. Рисунки делались качественно; они были точны и элегантны. Примеры у меня перед глазами, на полке: тома энциклопедии С. Н. Южакова, 2-х томник "На рубеже столетий" В. В. Битнера. Я с детства с великим удовольствием рассматривал эти рисунки - растения, животных, виды, механизмы.

Зелинский (думаю, что именно он) привлёк к изданию Еврипида художницу Ольгу Эдуардовну Богаевскую. О ней доступно очень мало сведений. Она была женой видного учёного-археолога и историка искусств Бориса Леонидовича Богаевского (1882-1942) и матерью известной художницы советского времени Ольги Борисовны Богаевской (Савиновой) (1914-2000). Для обеих есть отдельные страницы в Википедии. Думаю, что Зелинский каким-то образом был знаком прежде всего с Б. Л. Богаевским по направлению его научной и преподавательской деятельности. Может быть, Ф. Ф. решил помочь творчески и материально его жене, в ту пору молодой маме. Во всяком случае, изображения для рисунков подбирал, конечно, редактор издания, как можно судить по обстоятельным "объяснениям". Жаль, что исходные изображения рисунков мне недоступны; я не нашёл даже краснофигурную вазу из Эрмитажа (рис. 7).

Три рисунка относятся к первой трагедии. На рисунке "Смерть Алкесты" позы героини и её детей повторяют изображение саркофага Музея Кьярамонти в Ватикане, который я разместил в начале страницы трагедии. Но, похоже, источником всё-таки является другой саркофаг, фрагментарное изображение которого я нашёл в Сети и тоже разместил на той же странице. На нём видны частичные разрушения резьбы, восстановленные в рисунке. Я увидел в Сети варианты в разных изданиях, но не думаю, что художница срисовывала чужую работу, хотя и не видел источник, указанный Зелинским. Скорее, это её рисунок повторяли; мне попался даже смешной казус, где Адмету и даже ребёнку к причинному месту пририсован листик, а у дамы справа покрывало поправлено на груди. На рисунке "Возвращение Алкесты" листик изображен и Богаевской, но это связано, думаю, с римским происхождением саркофага.

Для изданий Еврипида вообще иллюстрации - редкое дело. Их нет в Анненском томе 1906 г., за исключением заглавного "портрета", нет даже элементов оформления. И это связано, конечно, с ценой книги. Хотя, думается, А. с удовольствием их подобрал бы и прокомментировал; ведь у него немало художественных описаний в текстах сопроводительных статей. Из тех изданий, что я держал в руках, могу назвать только интересное оформление книг 1980 г., выполненное Н. Калининым. Еврипид ещё ожидает своего Дмитрия Бисти.

2) Письма к С. Ф. Платонову с комментариями А. И. Червякова собраны на отдельной странице. Их сохранилось четыре, об ответных неизвестно. Письмо от 21 февраля 1893 г. первоначально публиковалось В. Е. Гитиным, и я решил его не переносить, а повторить, чтобы сохранить целостность публикации. Не берусь после публикаторов делать вывод о характере взаимоотношений знакомых со студенчества корреспондентов; для меня важна большая информативность этих писем, особенно от 28 декабря 1894 г., где констатируется время окончания перевода трагедии "Рес" отдельная страница которой готовится к открытию. Попутно не могу не подумать очередной раз о будущности А., проживи он сравнимо с близким по возрасту С. Ф. Платоновым, ставшим академиком уже в советские годы. Как ни грустно благодарить судьбу в таком случае, но А. не пришлось в 70-летнем возрасте отправиться за решётку, и она сохранила нам место его погребения. Чего не дала для Сергея Фёдоровича Платонова.

110 лет назад 8 июня Анненский написал последнее из сохранившихся писем жене. Его содержание и тональность явно противоречит закреплённому мемуаристами мифу о тягостности отношений этой семейной пары в последние годы жизни А. Письмо во всех отношениях очень интересно. Но потрясает поэтическое "дополнение". Эти "стишонки последние", "сварганенные" "во сне в вагоне... на экзамене сидя" - шедевры "Ballade" и "Арефина шарманка", известное как "Будильник".

"День был ранний и молочно парный..." Дальше - страшные и в то же время притягательные строки, отмеченные автором 31 мая. К ним обращались многие и много раз в исследовательских и творческих наблюдениях. Эти странные "анапесты" (по одному из автографических подзаголовков) - мощный аргумент для тех, кто называл и называет автора "певцом смерти":

Посвящение Н. С. Гумилёву появилось в издании КЛ 1910 г. Его нет ни в одном автографе. Есть мнение, что его дал готовивший книгу к выпуску сын А. по какому-то своему резону. Похоже, что так. Но зачем? Как эти строки связаны с Гумилёвым?

Однако обращаю внимание на сообщение А. в том же письме о домашнем чтении только что написанной статьи "Эстетика "Мёртвых душ" и её наследие" А. В. Бородиной и её дочерям. Оно заставляет улыбнуться, потому что "малиновкам" было лет 12-13; думаю, что ему важнее было просто прочитать статью вслух (но близким людям). Так вот. В конце статьи появляется характерная фраза в адрес современных поэтов: " Экзотизма, т. е. попросту декорации, в нас стало уже так много, что хоть отбавляй". Нетрудно догадаться, кто был у него на уме. Но маловероятно, что этот фон стал бы основанием для того посвящения "Баллады", что появилось в книге.

Второе стихотворение - об одном бытовом домашнем предмете. О нём рассказано до деталей и мелочей. А ещё рассказано о многом важном в жизни - "о чьём-то недоборе", о "горе ненаступивших лет", о "слезах разлуки", о "смешной и лишней Красе"... И ещё о том, что не рассказано, а только подумано. И подумано уже не только автором, но и мной, читателем. И всё это - каждый раз, когда глаза бегут по этим коротким, тикающим строчкам.

В начале года, 21 февраля, исполнилось 100 лет со дня смерти Юлиана Андреевича Кулаковского, профессора киевского Университета св. Владимира, члена-корреспондента ИАН. Он был, как и Анненский во время службы в Киеве, активным деятелем Киевского отделения Общества классической филологии и педагогики.

А. И. Червяков: "Среди киевских знакомых, отношения с которыми для Анненского были важны и поддерживались впоследствии, нужно, пожалуй, выделить Бородиных и Ю. А. Кулаковского" (Письма I, с. 139).

Б. В. Варнеке, рассказывая о домашних чтениях Анненского, среди гостей упоминает и Кулаковского, когда тот "живал в Петербурге по делам бесчисленных в те годы комиссий".

Между Анненским и Кулаковским была переписка. Письмо (письма?) Анненского неизвестны, а в его архиве сохранились два письма Кулаковского (фрагменты письма от 13 октября 1903 г.: Письма I, с. 218).

Эта тема интересовала известного современного киевского исследователя Андрея Александровича Пучкова:

Интересно было бы прочесть, но возможности не предвидится.

Михаил Александрович Выграненко: Заранее спасибо! /не произошло/

"У него в голове Пушкин..." - написал о молодом Анненском его приятель Е. Ф. Шмурло в своих "Записках" (Письма I. С. 57). Тем более Анненский размышлял о Пушкине в дни подготовки к юбилейным торжествам 1899 г., что блестяще воплотилось в речи, произнесённой 120 лет назад, 27 мая, в Императорском Китайском театре ЦС. Она сразу же была напечатана отдельным изданием.

Анненский знал, конечно, кто его будет слушать, согласовывал с этим свой текст и настраивался прежде всего на массовую ученическую аудиторию: "В церквах молятся об успокоении раба божия Александра, и нет, я думаю, того русского ученика, который, умея петь панихидные молитвы, не захотел бы примкнуть к хору молящихся за любимого поэта". Не знаю про "хор молящихся"*, но его слушала, например, юная Анна Ахматова. Потому в речи много "школьного" и "уроков". Обычная для учителя практика закладывания зёрен в умы проявлялась в словах: "Может быть, и в народных аудиториях подлинный Пушкин мало-помалу заменит рассказанного".

Речь-статья Анненского о Пушкине переиздавалась с тех пор считанные разы. Не думаю, что она известна сегодня многим учителям литературы.

А к 220-летию Пушкина можно присоединить и ещё одну дату, попадающую на 27-е мая: 140 лет со дня смерти Анны Петровны Керн. Мы знаем, какие строки посвятил ей поэт. Мы знаем, какие отношения их связывали. Без сомнения это была незаурядная женщина, её судьба складывалась трудно (а какая женская доля лёгкая). И она оставила ценные воспоминания.

* Если обратиться к путеводителю С. Н. Вильчковского (1910, 1911, 1992), то слова А. про "хор молящихся" получают жизненную поддержку:

110 лет назад 22 мая произошла важная встреча в Царском Селе. К Анненскому в гости приехали С. К. Маковский и Вяч. И. Иванов. Организатору журнала "Аполлон" нужны были оба, и важно было наладить их интерес друг к другу. Маковский сделал верный ход: беседа двух ярких мыслителей - лучший двигатель этого интереса. Накануне он писал Анненскому: "Мне бы очень хотелось, чтобы Вы очаровали и его, как всех будущих 'аполлонистов'. Он может быть чрезвычайно полезен..."

"Очаровались" оба. Письмо А. к Иванову через день после встречи это подтверждает. Я затрудняюсь понимать доводы Анненского о Елене Прекрасной, продолжающие разговор ("Если бы можно было этими строками заменить разговор!") с "личным и гордым человеком". Может быть, они и не так актуальны сегодня. Для меня важна формула: "я слишком дорого заплатил за оголтелость моего мира". Это для меня ключ и к "театру Еврипида" Анненского, и ко всему его творчеству.

120 лет назад в апрельской и майской книгах ЖМНП напечатан Анненский перевод трагедии Еврипида "Электра". Я открываю соответствующую страницу в собрании и этот текст.

строки из пьесы подходят ко всей трагедии (как, впрочем, и к другим творениям Еврипида).

Это трагедия о мести. И трагедия мести. Тем ужаснее, что она - о семейной мести, выплавляющей звено за звеном беспрерывную кровавую цепь.

"Сказка" была широко распространена в античности, ещё от гомеровского эпоса. Но "героиня" с таким именем появилась среди дочерей Агамемнона позже, придумана древнегреческими лириками и передана по наследству великим трагикам. Все трое использовали сюжет, а Софокл и Еврипид - в одноимённых трагедиях и практически одновременно.

Привлекает внимание имя Электра. У нас неизбежны ассоциации с терминами "электричество", "электрон", "электронно-вычислительная машина", "электронная таблица", "электронные СМИ" (не все они корректны в использовании корня, но почему-то получили широкое хождение, даже моду; есть, видимо, что-то привлекательное в этом "электро"). Я нашёл два варианта, поясняющие имя. Поясняющие, но не объясняющие. Первый связан с прямым значением слова, янтарём. Этот камень - наглядный инструмент физического явления, которое изучал ещё Фалес. Явление сопровождается красотой камня, издавна использовавшегося для украшений. Второй вариант я нашёл в комментарии В. Н. Ярхо к трагедии Софокла в издании 1990 г. ("Литературные памятники"). Виктор Ноевич скептически передаёт происхождение имени Электра, данное древним лириком Ксанфом: мол, это изменённое прозвище одной из дочерей Агамемнона Алектра, образованное отрицательной приставкой и словом, означающим супружеское ложе, т. е. "безбрачная". Но у Еврипида героиня дважды побывала замужем, фиктивно и на самом деле.

Набор имени в компьютерном поиске приводит к куче изображений броского персонажа комиксов и мультов - культуре, далёкой от моего собрания. В этом многочисленном однообразии мне трудно было подыскать иллюстрацию к странице трагедии, художники сюжет не баловали, и я остановился на древней краснофигурной вазе с фигурами Электры, Ореста и Пилада.

Трагедия "Электра" планировалась Анненским в 3-й том "Театра Еврипида", вместе с братским "Орестом". Отдельной сопроводительной статьи к ней не написано и в плане издания, переданном В. И. Анненским-Кривичем издательству Сабашниковых, такой статьи нет. Может быть, Анненский рассудил, что будет правильно завершить публикацию "складня" общим послесловием. Так он и сделал спустя год, напечатав большой сравнительный анализ этой мифологической истории в представлении трёх титанов трагедии - "Миф об Оресте у Эсхила, Софокла и Еврипида" (первоначальное журнальное название: "Художественная обработка мифа об Оресте, убийце матери в трагедиях Эсхила, Софокла и Еврипида").

Ф. Ф. Зелинский планировал поместить трагедию в V том своего издания, но оно прекратилось на III томе. Поэтому важным вкладом в историю публикаций Анненского перевода "Электры" Эврипида явился редакторский труд В. Н. Ярхо, реализованный в нескольких изданиях 1969-1999 гг. Однако в 1960 г. трагедия была опубликована в книге, подготовленной В. В. Головней, которую я, к сожалению, в руках не держал. Изменения В. Н. Ярхо однотипны с его изменениями в других еврипидовских переводах Анненского. Почему-то в "Действующих лицах" и в тексте "старик" не стал на этот раз "дядькой", как в "Финикиянках". Зато подперчил сам Анненский, обозначив "старого дядьку" в своих "Лицах..."! Правда, потом везде в тексте у него всё-таки "старик". Обращаю внимание в исходной публикации на кое-где появляющийся курсив, исчезнувший во всех последовавших печатных версиях текста.

Открывая страницу и исходный текст "Электры", я прочитал одноимённую пьесу Софокла в переводе Ф. Ф. Зелинского ("Литературные памятники", 1990). Конечно, версии мифа от древних авторов сильно отличаются. Их тем более интересно сравнивать, что они появились практически в одно время и лет на 50 позже версии Эсхила, которую оба наверняка имели в виду. И если Софокл полностью на стороне Электры и Ореста, говоря о совершённых ими убийствах как о торжестве справедливости, то у Еврипида это - "преступная расправа", "победа нечестивая". Он даёт нам один из мощных своих парадоксов:

Но меня интересовал прежде всего перевод Зелинского. Он сделан добротно, местами красиво. Вызвал улыбку неоднократный повтор возгласа Электры "О горе мне, горе!" Сразу вспоминается Семён Семёныч Горбунков из знаменитой советской кинокомедии "Бриллиантовая рука", после пьянки, в трусах, произносящий эту фразу. (Вот интересно, это совпадение, или автор сценария знал запоминающийся повтор из трагедии Софокла?) Есть и в анненском переводе трагедии Еврипида несуразные "ба" и "чу". Надо вспомнить слова Зелинского из статьи-некролога об Анненском:

Может, в этом причина появления стольких "ба" у Анненского? Но в целом его перевод мне видится гораздо ярче, динамичнее, сильнее по воздействию на мысль и воображение.

А вот что написал В. Н. Ярхо в послесловии к переводам Софокла Зелинским:

То же самое комментатор писал и в адрес Анненского. Это показывает, что оба переводчика двигались в одном направлении, хотя и по-разному и даже с некоторой долей соперничества. Это сближает их и с древними авторами, и в "модернизме", в который зачем-то повелось вкладывать упрёк.

Перевод - продолжал В. Н. Ярхо - "...всегда является отражением мировоззрения и эстетической концепции переводчика", "Однако переводчик не имеет права подсказывать свой путь, чтобы насильно вести по нему читателя". В этом я вижу противоречие. Почему "не имеет права" и почему "насильно"? Две с половиной тысячи лет отделяют нас от древних авторов и их действительности, тексты их подверглись массе переписей и доработок. Кто сейчас решится сказать с истинной точностью, как было и какими дОлжно быть творениям тех времён? Тут за сто последних лет столько наворочено редактирования, манипуляций, адаптаций, лжи и утрат... Взять, к примеру, изучавшуюся не так давно в школе книжку Н. А. Островского "Как закалялась сталь". Мы и сейчас не знаем истинного, научно подготовленного текста, как и правдивой биографии героического автора. Что уж пенять Анненскому за Еврипида.

Я согласен с научными констатациями в порядке комментирования. Но предпочитаю, чтобы они не мешали воспринимать красивый труд.

Да, так. Именно с многоточием. Без восклицательного знака. В сопровождении ремарки о том, что "хор молча покидает сцену, под мерные звуки ударных инструментов, отбивающих такт..."

"Книга Анненского сама нуждается в отражении, чтобы быть понятой. <...> Но он всегда поэт, и каждая страница его книги обжигает душу подлинным огнём."

Это напечатано 11 мая 110 лет назад в газете "Речь", в коротеньком отзыве на выход "Второй книги отражений". Автор - Н. С. Гумилёв.

9 мая 110 лет первому редакционному собранию сотрудников журнала "Аполлон" под руководством С. К. Маковского.

В собрании открыта страница ещё одной жуткой еврипидовской истории в переложении Анненского - трагедии "Финикиянки". Записи составителя к ее открытию.

70 лет назад, 6 мая (или 5-го), умер Морис Метерлинк. Анненский внимательно всматривался в его творчество и не раз обращался к его имени. Конечно, приходят на ум первые строчки из статьи "О современном лиризме" о "нежных лирных касаниях" Метерлинка. А ещё - знаменитый анализ "метерлинковского я" в статье "Бальмонт - лирик": "Музыка символов поднимает чуткость читателя: она делает его как бы вторым, отраженным поэтом. Но она будет казаться только бессмыслицей, если, читая нового поэта, мы захотим сохранить во что бы то ни стало привычное нам пассивное состояние, ждущее готовых наслаждений".

В эти дни исполняется 110 лет лет выхода "Второй книги отражений". 19 апреля А. благодарит письмом издателя М. К. Лемке за присылку авторских экземпляров. И пишет, что с этим "каторжным временем экзаменов и всевозможных комиссий я совершенно замотался".

Остаётся только удивляться, когда он успевал "отражать". И хотя он пишет в коротком предисловии к книге, что не отличается в этом от нас, но мы понимаем: всё дело в том, КАК отражать.

Я нашёл на каком-то израильском аукционе замечательные изображения первых изданий "Книг отражений". Поменяю на странице собрания.

Отмечаю, что в статье "Бальмонт - лирик" встречаются слова "ракеты" и "комета". Там же космологическую позицию Анненского показывает и фраза: "здравый смысл может уверять, что земля неподвижна - наука ему не поверит". Похоже, что А. знал об опыте Фуко.

Добавлю, что высокую науку Анненский не может не погрузить в свою иронию: "Разве можно думать над стихами? Что же тогда останется для алгебры?"

Посмотрел на одну из старых страниц собрания - "Монографические литературные сайты". Обнаружил много недействующих ссылок. С другой стороны, развитие и доступность Интернета (Википедия, поисковые возможности) сегодня таковы, что надобность этой страницы сводится на нет. Наверное, буду удалять.

3 апреля исполняется 120 лет стихотворению "Рождение и смерть поэта" (один из редких случаев датировки у А.). Оно написано к юбилею А. С. Пушкина, но "не для конкурса", как обозначил автор в подзаголовках двух автографов из четырёх имеющихся. Добавка понятна с учётом последних строк про "волю" и мысли простор желанный". Стихотворение интересно прежде всего "сочетанием стилистики русских былин с хоровыми партиями в духе древнегреческих трагедий", как отмечал И. М. Нахов. Уже будучи директором гимназии в Царском Селе, Анненский сохранял привязанность к народному творчеству, возникшую ещё в студенческие годы. А в последнее десятилетие 19-го века он активно трудился над переводами пьес Еврипида и в своих переводах нередко переходил в былинную стилистику.

К авторским словам "кантата" и "не для конкурса" можно добавить содержательную цитату.

Кроме того, подзаголовок "кантата" интересен как отражение ещё одной привязанности Анненского - музыки.

Сочетание анненского Еврипида и музыки отразились в автографах в виде обилия ремарок, которые автор почему-то убрал при публикации стихотворения в "Тихих песнях". Так оно и воспроизводится до сих пор, а ремарки можно найти в комментарии А. В. Фёдорова. Их интересно бы поизучать, например: что в понимании Анненского значит "старо-романтический стиль" и "ново-романтический стиль".

Можно ещё отметить в стихотворении двух звуковых позиций в отношении к Пушкину - Баяна и отдельных "голосов". И хотя А. заинтересованно поупражнялся в былинном слоге, он на стороне "голосов" с другими стихотворными размерами. Может быть, ему было важно показать это в преддверии юбилейной поры, которую он хорошо представлял заранее и в которой ему предстояло участвовать. Может, он уже начал готовить свою официальную речь, а в ней не могло быть речи о "не соловье" и "цепях". Он не мог показать себя "гостем на пиру в небрачной одежде"... Над Пушкиным-то уже "горит бессмертный день", а здесь -

И ещё к слогу анненского Баяна. Г. И. Успенский, присутствовавший на открытии памятника Пушкину в Москве в июне 1880 года корреспондентом журнала "Отечественные записки", сообщал в своих "Письмах из Москвы": "...существенное и ценное пока еще тонет в шуме и громе ораторских речей, бряцании лир, в звуках музыки, в треске бесчисленных аплодисментов, в беспрестанных криках "браво" и "ура"... в чмоканье поцелуев".

120 лет назад 2/14 апреля скончался академик Афанасий Фёдорович Бычков. Я отмечал день его рожденья три месяца назад. Нелишне вспомнить ещё раз знаменитого археографа и директора Публичной библиотеки в Петербурге. Известны три письма Анненского к нему в связи с 12-м присуждением премии им. А. С. Пушкина в 1897 году.

Это имя, как известно, - одно из важнейших в творческой жизни Анненского. Ему посвящены отдельные статьи и публичные выступления, размышления в других статьях, рецензиях, письмах, черновиках. Они размещены на соответствующей странице собрания.

Отношение Анненского к Гоголю сложное, но всегда глубоко заинтересованное. Среди важнейших тем, волновавших его, - пошлость и юмор. Я выпишу только одно место из черновых набросков:

Открыта рецензия 1903 года PDF на издание Ф. И. Булгакова "Знаменитые художники XIX века" (1897) в 4-х выпусках; УКР II, ? 109. Эта рецензия выделяется из массы других темой изобразительного творчества, которая, наряду с темой музыки, была важнейшей для А. И потому он заметно вышел за рамки обычной служебно-педагогической сухости и педантизма.

Занимательнейшее занятие - сравнивать тексты анненских переводов в его собственном представлении и в представлении Ф. Ф. Зелинского (особенно после своей служебной круговерти).

Прежде всего, "Ипполит". Почему - сказал сам Ф. Ф. в предисловии редактора ко 2-му тому Еврипида 1917 г.:

Как он отнёсся "с особым вниманием" - и мне интересно. Третье его соображение - "хороший перевод Д. С. Мережковского" - добавляет особую краску, потому что мы знаем об отношении Анненского и к этому переводу, и к его постановке на сцене (см. соотв. рец. в собрании). Вносить изменения в перевод Анненского с учётом перевода Мережковского - заведомо не делает результат лучше.

Но сейчас я остановлюсь на малой детали (наверное, они, детали, все будут такие, если получится продолжить; я ведь только читатель). Говорю о перечне "действующих лиц". Непонятно, здесь-то зачем что-то менять? Но

Вот "Федра, жена Фесея". Зелинский уточняет: "молодая жена". Зачем? Понятно, что не старушка, но у неё уже двое детей. Ипполит у Анненского - "сын Фесея от Амазонки". Ф. Ф. добавляет, что он "внебрачный". У Анненского - "Вестник". Ф. Ф. делает его "конюхом Ипполита", а то, что он вестник - в скобках. И ещё несколько мелких, незначительных изменений, но опять же - ЗАЧЕМ?

Рецензия размещена в редкостном сегодня журнале "Исторический вестник" за 1904 год. Она цитировалась в статьях исследователей, но полностью не воспроизводилась. Анненский представлен в ней как уже "солидная творческая сила", без привязки к модернизму и декадентству. В рецензии ряд ценных фактических деталей и соображений. Обращает внимание имя Р. Браунинга, четверостишие которого (как считал Анненский) станет эпиграфом в 1-м томе "Театра Еврипида" (1906).
И сегодня можно вполне согласиться с рецензентом в отношении публикации доклада отдельным изданием, что "хорошим книгам, как и хорошим мыслям, следует желать широкого распространения".

3. Открыта статья В. Е. Гитина ""Театр Еврипида" Иннокентия Федоровича Анненского" - базовое исследование анненского Еврипида и его печатной истории. Статья сопровождает книгу, подготовленную автором и выпущенную в 2007 г. PDF 1,5 MB

110 лет назад 4 марта состоялось знакомство Анненского с С. К. Маковским и М. А. Волошиным; они приехали к нему В ЦС и, по словам сына, были ошеломлены. Волошин, вернувшись домой, и сам тут же, уже под утро, написал Анненскому о своём впечатлении от встречи с человеком, "с которым можно не только говорить, а у которого можно учиться".

На следующий день, 6 марта, Анненский ответил ему знаменитым письмом, которое с тех пор разошлось на десятки цитат. Увидев впечатление, которое он произвёл на своих молодых гостей, А. не сдержал ту эпистолярную лирическую прозу, которая была известна лишь нескольким близким женщинам. Это письмо - гимн обычному слову, в котором и школа, и одиночество-свеча, и А. Рембо, и Ш. Кро, и Вяч. Иванов, и "сырая женщина", и "устьсысольские палестины"...

На это письмо Волошин отвечает, продолжая необычную беседу. При этом он постарался узнать об Анненском, что приводит его к "глубочайшему уважению и удивлению". В результате - "Могу ли я попросить Вас на время одолжить мне все Ваши книги".

Открыты важные дополнения собрания благодаря Алисе Евгеньевне Бородиной-Грабовской. Прежде всего, это фотопортрет Анны Владимировны Бородиной 1908 г., сделанный, наверное, к её 50-летию. Теперь мы можем видеть эту замечательную женщину, какой она была в годы переписки с А. Также открыта фотография её дочерей, о которой, возможно, идёт речь в самом раннем сохранившемся письме А. (1899).

Кроме того, А. Е. Бородина-Грабовская уточнила годы жизни своей прабабушки: январь 1858 - 12 января 1928 г. Она похоронена на Богословском кладбище СПб., рядом с академиком И. П. Бородиным, старшим братом её мужа, и другими представителями семьи. Напомню, что муж А. В. Бородиной, А. П. Бородин - видный инженер-железнодорожник, один из зачинателей паровозостроения в России. Сестра А. В. Бородиной Надежда была женой городского головы Иркутска В. П. Сукачева - известного мецената, попечителя и основателя картинной галереи города, носящей сегодня его имя.

100 лет назад, 26 февраля, умер Николай Павлович Раев, основатель Петербургского вольного женского университета, т. н. "курсов Раева", где А. преподавал в должности профессора в 1908-1909 уч. году и до своей смерти.

ЗДЕСЬ и ТАМ у Анненского и Блока

Есть два стихотворения - "На пороге" Иннокентия Анненского и "Сны раздумий небывалых..." Александра Блока. Время создания стихотворения Анненского неизвестно, Блок написал своё стихотворение в начале 1902 г. и изменял перед публикацией. Оба появились в печати в 1904 году; первое в составе книги "Тихие песни", второе в альманахе "Гриф". Блок отреагировал на книгу Анненского печатным отзывом, но только в 1906 г.

В обоих стихотворениях авторами выделены слова "здесь" и "там": у Анненского начальными прописными буквами, у Блока курсивом. Их смысловое значение повышено авторами. Причём оно имеет явные сближения в обоих случаях.

Незримая - Владычица.
Сжигает, жарче будит, с факелом - пламенная, алые лучи, пламенные безумья.
Безумье - безумья.
Пахнувший холод - снега и непогоды, снежный храм.
Меня не будет - тленный.

Дыханье дав моим устам,
Она на факел свой дохнула,
И целый мир на Здесь и Там
В тот миг безумья разомкнула,
Ушла, - и холодом пахнуло
По древожизненным листам.

С тех пор Незримая, года
Мои сжигая без следа,
Желанье жить всё жарче будит,
Но нас никто и никогда
Не примирит и не рассудит,
И верю: вновь за мной когда
Она придет - меня не будет.

Сны раздумий небывалых
Стерегут мой день.
Вот видений запоздалых
Пламенная тень.

Все лучи моей свободы
Заалели там.
Здесь снега и непогоды
Окружили храм.

Все виденья так мгновенны -

Буду ль верить им?
Но Владычицей вселенной,
Красотой неизреченной,
Я, случайный, бедный, тленный,
Может быть, любим.

Дни свиданий, дни раздумий
Стерегут в тиши:
Ждать ли пламенных безумий
Молодой души?

Иль, застывши в снежном храме
Не открыв лица,
Встретить брачными дарами
Вестников конца?

В письме А. В. Бородиной от 7 января 1901 г. Анненский написал: "Перевожу теперь еврипидовского "Гипполита" (то же содержание, что в "Федре" Расина)..." Почему-то А. сравнивает именно в таком порядке, а не наоборот, как было бы естественно. Видимо, он знал, что Анне Владимировне эта история известна именно в представлении великого французского драматурга. И, конечно, он хорошо знал в подлиннике саму эту трагедию, не раз защищал её автора от поверхностных, но укрепившихся упрёков российских комментаторов в псевдоклассицизме. Думаю, что сам термин был для него неприемлем. Если Расина называть псевдоклассиком, то кто тогда классик? - следует из его рецензии на книгу В. В. Сиповского "История русской словесности" (Часть 3, вып. 1, 1908). Уж не Сенека ли с его "Федрой"? И зачем тогда самому Анненскому придумывать своего Иксиона или Фамирида? Нет, это не логика творчества.

Надо сказать, что история Федры и Ипполита именно в расиновском варианте была известна и А. В. Бородиной, и всей образованной России по большей части. Многим - в подлиннике, в силу тогдашнего положения французского языка. В том числе А. С. Пушкину; он даже её смешно изложил, пародируя критиков - защитников нравственности, вернее, псевдонравственности. Не удержусь, выпишу.

В собрании открыты 4 статьи Кристины Витальевны Сарычевой, см. раздел "Написано". Последняя по времени (2017) является публикацией всех 7-ми сохранившихся посланий А. А. Кондратьева Анненскому. Тему их взаимоотношений также дополняет статья, сопоставляющая обоих "фамиридов" (2011). Анализ "Мучительного сонета" (2012) - ещё один вклад в тему "Анненский и Фет". Наконец, исследование "шелеста крови" (2015) кажется исчерпывающим.
Все тексты в формате pdf.
Статьи предоставлены автором.

В феврале 1814 г., то есть 205 лет назад, родилась мать А. Наталья Петровна, урождённая Карамолина (Кармалина?). О ней очень мало известно. Сам А. о ней (как и об отце) сведений не оставил. Не выяснен точно год смерти, место погребения (Волковское православное кладбище?). Остаётся легендарной её связь с родом Ганнибалов. Исследовал А. В. Орлов, но прояснил не много, и это было уже давно. А таких поисковиков сегодня самих поискать.

100-летие со дня смерти Василия Васильевича Розанова. Они с А. почти ровесники; Розанов родился в 1856-м. Зная печальный его конец, страшно представить, что было бы с Анненским, доживи он до 1919 года. Они ведь люди одного примерно круга. Лучше не представлять...

Связывает Анненского и Розанова прежде всего история выхода 1-го тома издания Еврипидовых трагедий, подготовленного Ф. Ф. Зелинским. Ольга Петровна Хмара-Барщевская, купив книгу, решила дать ход своему возмущению и обратилась к Розанову в поиске публичной защиты. Её письмо, написанное в день смерти Анненского, показывает, что до этого они не были знакомы, хотя могли бы: в 1891-93 гг. Розанов преподавал в Бельской прогимназии, а семья Хмара-Барщевских с тех же лет проживала в с. Каменец Бельского уезда. В письме есть интересный вопрос: "Вы ведь лично знали покойного Иннок. Фед.?" Во всяком случае, Анненский о Розанове не мог не знать; это имя встречается в письмах к нему от М. А. Волошина и Вяч. Иванова. Конечно, читал его. Розанов в начале следующего года опубликовал большую часть письма невестки Анненского в в своей заметке "Переводчик и редактор: (К изданию переводов И. Ф. Анненского)" ("Новое Время"). С этого началась известная полемика, которую Ф. Ф. Зелинский включил и прокомментировал в Предисловии ко 2-му тому Еврипида (1917).

А небольшая переписка Розанова с О. П. Хмара-Барщевской завершилась её исповедальным письмом об отношениях с А. Оно нередко цитируется.

Можно ещё вспомнить слова Э. Ф. Голлербаха, также переписывавшегося с Розановым и вспоминавшего его слова об Анненском: "Из декадентов он мне больше всего нравился. Запишите о нем все, что помните, чтобы осталось в литературе. Как ужасно он умер, внезапно и так рано". Знал бы он, как сам умрёт...

4 февраля: страница Е. Я. Архиппова

В собрании открыта страница Евгения Яковлевича Архиппова. Она должна была быть открыта давно. Но раньше информации было недостаточно, и она была разрозненной. С выходом в 2016 г. двухтомника Е. Я. Архиппова, подготовленного Т. Ф. Нешумовой, эта проблема решена. Возникла другая: надо ли копировать сделанное? Я долго думал над этим (даже слишком долго), но решил, что без страницы Е. Я. Архиппова собранию быть нельзя. Уже только потому, что он составил первую библиографию А. - одно из начал научного освоения анненского наследия.

Другое дело - творчество самого Архиппова. В том числе поэтическое, жёсткую и справедливую оценку которому дал он сам в конце жизни. Я далёк от этого религиозно-мистического пафоса, от этих надуманных построений. Мне не близка эта сознательно заданная зависимость от кумиров и вторичность. Но вот что тут существенно.

Евгений Яковлевич Архиппов - удивительный человек, проживший удивительную жизнь в удивительное время и в удивительной стране. Это была двойная жизнь. И без потаённой её части, с этим самым пафосом и выдумками, с его книжным рукоделием, невозможна была бы явная, обыденная его жизнь. Именно его жизнь, и потому правильно сказано - он Хранитель. Хранитель и носитель культуры, Передатчик. Поражает то, что от этого Передатчика, настроенного судьбой на случайность, мы всё же получили замечательный багаж. Не знаю обстоятельств получения им после войны ордена Ленина (ещё одна удивительность), но хочется думать, что это награда ироничной судьбы за сохранение самого себя и своего замечательного багажа.

В Интернете мне попалась страница недавней библиотечной выставки во Владикавказе, посвящённой Е. Я. Архиппову. Там были фотографии, книги, презентация. Это хорошо. Но нет памятного знака на домике "в Ленэе", который стоит себе по-прежнему. И ещё: известно ли организаторам выставки, литераторам и учителям русской словесности города место захоронения Архиппова? Не придётся ли при случае, как, например, для Е. И. Васильевой (Черубины де Габриак) и В. А. Меркурьевой, кратко замечать - "утрачено"? Такие люди, как Е. Я. Архиппов, оставляют нам живой источник культуры, а мы не можем порой сохранить наименьшее - место их последнего пристанища.

Я открыл для начала анненское содержимое самодельных поэтических сборников Е. Я. Архиппова.

190 лет назад, 30 января / 11 февраля 1829 года, погиб в Тегеране Александр Сергеевич Грибоедов.

Анненский не раз обращался к этому имени. В его архивном фонде хранится конспект статьи из 7-ми листов "О жизни и творчестве А. С. Грибоедова". Он не опубликован, в печати давались только выдержки. Среди них обращают внимание фразы: "Серьезное отношение к службе", "Грибоедов был серьезным служакой". Думается, что А. писал это в соотнесении с собой.

14 лет назад собрание открылось в Сети. 4 года - группе "Анненская хроника".

Галина Петрова
Михаил Александрович, поздравляю Вас с этой замечательный датой.

Составитель
Спасибо. Дата не круглая (пока), но замечательна тем, что отображает некоторую солидность возраста для ресурсов Интернета. И ещё тем, что я, как говорят спортсмены, по-прежнему "нахожу мотивацию". А по-учительски - без "выгорания".

Галина Петрова
Михаил Александрович Выграненко, спасибо Вам за ресурс и спасибо за то, что без "выгорания". А всех анненсковедов поздравляю с тем, что у них есть такой замечательный ДРУГ! На будущий год отпразднуем и круглую дату.

20 января / 1 февраля - 140 лет Георгию Ивановичу Чулкову. А 1 января исполнилось 80 лет со дня его смерти. Он один из участников некрологического номера "Аполлона" (4, 1910). Свой очерк он назвал "Траурный эстетизм: И. Ф. Анненский - критик", запуская (как оказалось, надолго) "смертную" тему по отношению к А. Также в очерке прозвучала тема "лунности".

Анненский в статье "О современном лиризме" дал краткую характеристику Чулкову-лирику. Но мне в ней почему-то больше интересна побочная фраза: "Тайга серьезна и сурова. Она не любит лирного звона". Речь идёт о Сибири.

В прошлом году Наталья Гамалова (Universite Jean Moulin Lion 3, Франция) прислала периодический научный сборник 'Modernites russes 15' за 2015 год, который она же и готовила. Название: "Отражения греческой античности в искусстве Серебряного века". В альманахе несколько работ об Анненском. Ранее я уже открыл из него статью О. К. Страшковой "Миф о Протесилае и Лаодамии в рецепции символистов". Теперь открываю другие (все PDF).

1. Ю. А. Львова (ТверьГУ). Отражения античности в драматургии Н. Гумилёва.
Понятное дело, что эти отражения во многом связаны с Анненским.

2. N. Gamalova. Annenski traducteur de Bacchylide. [Анненский - переводчик Вакхилида]. На фр. яз.
Автор - известная исследовательница А., выпустившая в том же году монографию "Les tragedies d'Innokenti Annenski et ses traductions d'Euripide en russe".

В сборнике есть перечень всех выпусков до 2015 г. В нём я нашёл ещё с десяток статей, посвящённых Анненскому. Наверное, сделаю выписку для собрания.

Иноязычные тексты в собрании появляются редко. Но в этом случае я в некотором недоумении. Как человек, не владеющий французским, я хотел бы видеть перевод. И этим занималась уже Н. М. Алёхина в отношении монографии Де Ля Фортель / Виноградовой. И Н. Гамалова, и Ан. Виноградова изначально носители русского языка. Почему бы им самим не представить свои труды по-русски? Ведь франкоговорящих любителей Анненского намного меньше. А исследовательницы наверняка заинтересованы в расширении своих читателей. К тому же Виноградова (в передаче Алёхиной) охарактеризовала переводы Анненского французских поэтов такими словами как 'искажение, денатурация', 'неверность', 'деформация', 'противостояние' перевода оригиналу, и даже сказала "о 'предательстве' Анненского как переводчика по отношению к французской лирике в плане проблематики". Если кто возьмётся переводить труды французских исследовательниц, то как бы тоже не впасть в такие грехи. А хочется ведь знать, что они на самом деле пишут, и их преимущество в том, что они могут сами это сделать.

Я давно вынашиваю эту мысль - составить географию Анненского. Зачем и для чего - не знаю. Думаю, что нужны ограничения: 1) исключить СПб и ЦС; 2) только географические названия, без др. геогр. понятий (напр. "север") и народностей (араб, малаец).

1. Биографическая география;
2. География в названиях произведений;
3. В стихах;
4. В прозе.
5. Может быть, в письмах.
6. Может быть, античная география (реальная).

И вот что интересно и даже поразительно: Анненский ведь не был в Греции. А как ориентировался!

60 лет назад завершилась жизнь Бориса Андреевича Лавренёва (Сергеева). Да, в молодые годы он тоже был поклонником Анненского. Он писал стихи, у него есть сонет "Памяти Иннокентия Анненского". Эти "надгробные" строки начинаются так:

Непонятно, почему Лавренёв думал, что Анненский ТАК относился к жизни, и почему его баллады "кощунственные". Лавренёв входил в круг издательства "Жатва", известного пиететом к Анненскому.

Интересно, сохранял ли Лавренёв память о любимом поэте, когда писал свои пьесы и рассказы, особенно последних, послевоенных лет? Такое творчество кажется несовместимым с именем Анненского.

Есть распространенное мнение о недооценённости Анненского. Возникнув ещё при его жизни, оно передаётся эстафетой до наших дней. Мнение возникло не зря и имело место быть. Но с годами оно всё больше мифологизируется. Вот я насчитал 35 диссертаций с 1973 г. до 2015 г. С 1995 года защищалось по одной, а то и по две в год. Это без учёта зарубежных. А сколько написано научных статей, очерков, стихов, посвящённых Анненскому! Сколько выпущено замечательных книг! (См. перечни в собрании).

Так что сегодня, думаю, вернее говорить не о недооценённости, а о недопонятости А. О недопонятости и недопонимаемости. Определённо - он сам постарался в этом направлении. Постарался так, что этот источник не исчерпается никогда. Несмотря на всего-то 250 авторских стихотворений (по нумерации СиТ 90). И это само по себе большая и привлекательная ценность. Хорошо об этом написал Александр Семёнович Кушнер - "Бывают такие стихи... Кажется, ни пересказать, ни объяснить их невозможно" - и привёл примеры своего непонимания. Анненский "проговаривается, как пациент на приеме у психоаналитика"... Но со словами Кушнера в отношении "Январской сказки" (или "Новогодней сказки") я не могу согласиться. Не вижу никакой "перенасыщенности" "декадентским концентратом" в "чашах открывшихся лилий", дышащих "нездешней тоской", в словах "грезить" и "хрустали". Мне кажется, сказалась опасность "эмблем", о которой писал сам А. Запах и форма этих цветов известны, такое их поэтическое отражение вполне красиво и понятно. Так же понятны "хрустали" январского солнца; я вижу их почти ежедневно. Может быть, Кушнер подразумевал ходячесть метафор, но читая строки А., мне не приходит в голову никаких сопоставлений.

А вот в отношении первых двух строчек стихотворения присоединяюсь к А. С. Кушнеру. "Светилась колдуньина маска" - это святочный наряд? Или луна? "Постукивал мерно костыль" - это посох Деда Мороза? Или часы? Но и без разъяснений это очень красивые строчки; их чтение как музыка, которую и без вложения смысла удовольствие слушать. Это счастливая недопонимаемость. Благодаря ей украшается жизнь, по крайней мере моя.

И, глядя в окно, хочется добавить замечательные стихи самого Александра Семёновича ("Ветвь"). Ему "мерещится" там, где Анненскому "грезится", но не в этом главное:

Николай Николаевич Кружков
Кстати, Михаил Александрович, мы должны быть благодарны Андрею Венедиктовичу Фёдорову: он много сделал для того, чтобы память об Иннокентии Фёдоровиче Анненском жила в наших сердцах...

Составитель
Да, это так. Причём, занятие Анненским не было в русле его проф. занятий. К сожалению, в собрании нет хорошего фотопортрета Фёдорова. (И в Википедии тоже).

Николай Николаевич Кружков
Михаил Александрович Выграненко, Вы правы. Статью в Википедии создавал я. Довелось встретиться с определёнными трудностями. А вот фотоснимка хорошего не нашли...

120 лет назад 21 декабря Анненский стал членом Учёного Комитета МНП и оставался им до последнего своего дня. Он не раз сетовал в письмах на эту нагрузку, но местом очень дорожил.

В собрании открыты четыре рецензии из 333-го и 334 выпусков ЖМНП (1901). Все в формате pdf.

Первая - совершенно служебная, и может быть интересна только специалистам, учителям русского языка. И то не всем. Любители же А. ещё раз убедятся в квалификации и добросовестности (или педантичности) Анненского. Примечательно, что этот текст помещён в том же номере ЖМНП, где он опубликовал первую часть своей статьи "Поэтическая концепция "Алькесты" Еврипида". Рецензия не вошла в УКР I.

Вторая рецензия - на книгу почитаемого наставника студенческих лет, декана и преподавателя университета, в семье которого А. к тому же начинал свой учительский путь, Измаила Ивановича Срезневского. К программным цитатам Анненский добавляет важнейшие положения учёного, которым следовал сам и считал верными, хотя он и не во всём согласен с учителем. К ним полезно бы прислушаться и нынче, особенно тем, кто ведёт образование, зачастую не зная куда. Думаю, что выводы Анненского и само наследие заслуженного академика "может послужить украшением учительских библиотек". Рецензия не вошла в УКР I.

Третья рецензия УКР I в целом положительная оценка книги о Белинском известного педагогического деятеля В. И. Покровского, имя которого много раз встречается в служебных трудах А. Здесь отмечен взвешеный взгляд автора на творчество критика, нередко далёкое от объективности, о чём не принято было говорить в советское время. Рецензия включена в УКР I.

В 4-й рецензии, включённой в УКР I, некоторые замечания А. интересны и без привязки к рассматриваемому изданию. Например, в отношении сути учебника.

В новом году - 110-летие последнего года жизни А., наполненного важными событиями. Об этом предстоит говорить. Но это ещё и год 160-летия со дня рождения Фаддея Францевича Зелинского. В связи с этим хочу сказать о книге его трудов, вышедшей в 2017 году, - "Еврипид и его трагедийное творчество" (СПб, "Алетейя"). Составил её Олег Алексеевич Лукьянченко, потомок ученого.


Начало \ "Анненская хроника": январь - июнь 2019	Сокращения
Открытие: 05.10.2023	Обновление: